Йон Линдквист - Икс. Место последнее [litres]

Что видел сам Линус, он не рассказывал даже Кассандре. Если стены – это кожа комнаты, то благодаря обоям Линус находился под кожей, а золотые нити были артериями. Лежа на кровати, он словно оказывался внутри тканевого кокона. Это успокаивало.

В комнате было два окна. Одно выходило на Норртулль, но с кровати видно было только небо. Другое находилось у изножья кровати, и это был постер с изображением Милы Кунис. Ее широко открытые изумрудно-зеленые глаза были смотровыми окнами в незнакомый и прекрасный мир. Кассандра дразнила Линуса за этот постер, считала его типично подростковым , но она просто не понимала.

Дело в том, что Мила Кунис была на сто процентов недостижима . Она символизировала то, от чего такой парень, как Линус, был полностью отрезан. На данный момент. Но он сделал первый шаг к двери. Скоро сделает еще. Постучит. И дверь откроется. До Милы на том же месте висел Гарри Поттер – и, как теперь понимал Линус, выполнял ту же функцию. Другой, волшебный мир.

Линус лег на кровать, положил руки под голову, скривился, когда в мизинце появилось чувство жжения, и переложил правую руку на грудь. Нужно заняться планированием. Самый важный вопрос: сделает ли он шаг к центру.

Рокста передал пару граммов своим пижонистым дружкам, Эрику и Юхану, и те пришли в восторг, как и все, кто пробовал товар Линуса. Через два дня они собираются большой компанией в гламурном клубе «Уайт Рум» и хотят, чтобы Линус пришел и, как они выразились, принес немного радости.

Линус сам ни за что не сунулся бы на незнакомую территорию, но с этими клиентами была договоренность, они будут действовать осторожно, и все же он сомневался. Он никогда не был в подобном заведении и не знал тамошних правил. А в незнакомом месте легко заблудиться, оступиться и получить чем-нибудь увесистым по башке.

Мила Кунис вызывающе смотрела на него. «Уайт Рум» – нехилое продвижение для пацана, который шарится по зассанным подъездам и толкает дурь. В дверь постучали, и послышался голос дяди Томми:

– Можно войти?

Вставая с постели, Линус ударился рукой об опору кровати и засопел. Он был не в настроении для разговора, напоминающего допрос. Но дверь открыл.

Томми, в отличие от мамы, не сканировал глазами комнату, прежде чем сесть на стул. Линус опустился на кровать, старался не показывать, насколько болит рука. Томми посмотрел на изображение Милы Кунис и сказал:

– Кажется, я собираюсь… остепениться.

Этого Линус никак не мог ожидать.

– Ты что, надумал жениться ?

– Не, но жить вместе. Наверное.

– С Анитой? Этой старой шлюхой?

Томми это задело.

– Зачем ты так говоришь?

– Это же факт. Мать опять спустила все деньги, да?

Томми сидел не двигаясь и смотрел на него. Долго. Еще пару лет назад этот взгляд заставил бы Линуса сдаться и сказать: «Прости, просто дико болит рука», но не теперь. Теперь его так просто не сломить, он это доказал. Линус думал, что Томми будет трындеть про кокс, но тот снова его удивил:

– Ты слышал песню «Со мною всегда небеса»?

– Вроде нет. А что?

– Как там…

Несмотря на боль в руке, Линус не смог сдержать улыбку, когда Томми начал напевать мелодию. Какой-то каменный век или еще древнее. Стадия обезьян. Казалось, Томми ужасно неудобно сидеть сложив руки и издавать эти звуки.

– Первый раз слышу. Какой-то пенсионерский хит или что?

По какой-то причине этот ответ успокоил Томми. Он показал на руку Линуса:

– Что произошло?

– Упал.

– Упал, говоришь?

– Да, упал.

Даже если бы Линус думал, что Томми может чем-то помочь, в данном случае это будет слово против слова легавых, а значит, бессмысленно. Томми осмотрел отек, доходящий до ладони, и спросил:

– Перелом?

– Не, просто потянул или типа того.

Томми покопался во внутреннем кармане и достал блистер таблеток. Выдавил две и протянул их Линусу.

– Что это? – спросил тот.

– «Цитодон». На ночь.

– Ты что, всегда носишь с собой «Цитодон»?

– На всякий случай.

Томми поднялся и погладил Линуса по голове. Тот не возражал, это было даже приятно: короткая пауза, временное смягчение жесткости.

– Береги себя, мой любимый мальчик.

– М-м-м. Томми?

Томми остановился на полпути к двери, и вдруг что-то случилось. Маска Линуса треснула и дала течь.

– Чувак, который рулит всем этим. Это он раньше работал в прачечной.

– Аптекарь? Который торговал таблетками? Это же было десять лет назад?

– Я ничего не говорил.

– Это я понимаю. И не собираюсь спрашивать, откуда тебе это известно, но, Линус, пожалуйста, пожалуйста…

– Знаю-знаю.

Когда Томми ушел, Линус проглотил таблетку «Цитодона» и улегся на кровати, зажав руки между ногами. Разница между барыгой и бегунком в том, что барыга самодостаточен. Ему не нужна чужая помощь и советы, не нужно изливать душу или плакаться кому-то в жилетку.

Он все еще бегунок, и эта мысль была ему ненавистна. Бизнес в «Уайт Руме» для него слишком велик, ему место в подъездах на районе. Он забил на Милу Кунис и позволил себе погрузиться в опьянение от таблетки. Бегунок. А ведь не так уж плохо. Линус закрыл глаза и вспомнил песню, о которой говорил дядя Томми. И начал напевать.

Попрощавшись с Линусом и спустившись во двор, Томми решил прогуляться к старой прачечной. Хагге оставалось лишь последовать за хозяином. Был поздний вечер, и двор погрузился в особый для спального района полумрак, который складывается из сочетания многоэтажек, кустов и разбитых фонарей. Полумрак, где найдется место всему, особенно какому-нибудь уродству.

Бетонная лестница вела в подвальные помещения, где теперь располагался солярий «Лас-Пальмас». Южный загар за двадцатую часть стоимости путевки на Канары и никаких проблем с багажом. Томми посмотрел сквозь решетки, которыми были забраны окна, и разглядел стойку ресепшена и шторку, за которой находилась раздевалка.

Томми узнал об аптекаре уже после его исчезновения. Торговля препаратами из Каролинской больницы, и не только. В это же время Эрнесто вышел из тюрьмы и узнал, что рулит теперь Чиво. Вполне возможно, эти события связаны между собой.

Да уж, из такого материала статью не состряпаешь. Тем не менее Томми провел расследование. И выяснил, что прачечная выполняла функцию шлюза для тех, кому предстояло вернуться на рынок труда. После реабилитации, выхода с длительного больничного или лечения психического расстройства. Если они устраивались на работу в прачечную, через некоторое время можно было в теории претендовать на другие работы, которых потом никогда не предлагали.

Послышались приближающиеся шаги. Мужчина одного с Томми возраста выгуливал жизнерадостную таксу, которая тянула за поводок и рвалась во все стороны одновременно. Увидев Хагге, такса устремилась к нему. Хагге выжидал, не очень впечатлившись поведением бестолкового сородича.