Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

Она стучала к ним в дверь и представляла Рауля как очаровательного принца, который просил ее руки, и оба они садились на какой-нибудь источенный червями аксессуар, слушая легенды Оперы, как прежде, в детские годы, слушали старинные бретонские сказки. Эти старики ничего, кроме Оперы, не знали и не помнили. Они проживали там с незапамятных времен. Исчезнувшее руководство забыло о них; дворцовые революции их не касались; снаружи вершилась история Франции, они этого не замечали, зато и о них никто не вспоминал.

Так уходили драгоценные дни; проявляя чрезмерный интерес к вещам посторонним, Рауль с Кристиной неловко пытались таким образом скрыть друг от друга единственную мысль, тревожившую их сердца. К тому же Кристина, до тех пор казавшаяся более сильной, стала вдруг проявлять невероятную нервозность. Во время их экспедиций она то принималась бежать без всякой причины, то вдруг останавливалась, и ее рука, мгновенно становившаяся ледяной, удерживала молодого человека. Порой ее взгляд преследовал воображаемые тени. Она кричала: «сюда», потом «туда» и опять «сюда», задыхаясь от смеха, который нередко заканчивался слезами. Рауль пытался в таких случаях заговорить, ему хотелось, несмотря на все свои обещания и обязательства, расспросить ее. Но прежде чем он успевал задать вопрос, она с лихорадочным возбуждением отвечала:

– Ничего!.. Клянусь вам, все в порядке.

Однажды, когда на сцене они проходили мимо открытого люка, Рауль, склонившись над темной бездной, сказал:

– Вы показали мне верхнюю часть вашего королевства, Кристина. Но столько странных историй рассказывают о подземной. Давайте спустимся?

Услыхав это, она обняла его, словно опасаясь, что он исчезнет в черной дыре, и тихо сказала с дрожью в голосе:

– Никогда!.. Я запрещаю вам спускаться туда!.. И потом, это не мое!.. Все, что под землей, принадлежит ему!

Рауль заглянул ей в глаза и жестко спросил:

– Значит, он обитает внизу?

– Я не говорила этого!.. Кто вам сказал подобную вещь? Пойдемте! Бывают минуты, Рауль, когда я спрашиваю себя, в своем ли вы уме?.. Вам все время слышатся невозможные вещи!.. Пошли! Пошли! – Она буквально тащила его, ибо он упрямо хотел остаться возле люка, эта дыра притягивала его.

Внезапно люк захлопнулся, причем до того неожиданно, что они даже не заметили руки, которая привела его в движение, и остались стоять, ошеломленные.

– Может, это он? – произнес наконец Рауль.

Она пожала плечами, но вид у нее был неуверенный.

– Нет-нет! Это закрывальщики люков. Надо же им что-то делать. Они открывают и закрывают люки без всякой причины. Это как закрывальщики дверей – надо же им как-то проводить время.

– А если это он, Кристина?

– Да нет же! Нет! Он заперся! Он работает.

– Вот как, он работает?

– Да, не может же он открывать и закрывать люки и одновременно работать. Не стоит беспокоиться. – Но говорила она это с дрожью.

– Над чем же он работает?

– О! Над ужасной вещью!.. Так что мы можем быть спокойны!.. Когда он занят этим, то ничего не видит; он не ест, не пьет, не дышит много ночей и дней… Это живой мертвец, у него нет времени забавляться с люками! – Она снова вздрогнула и, прислушиваясь, склонилась над люком…

Рауль не останавливал ее. Он умолк, опасаясь теперь, что звук его голоса заставит ее вдруг задуматься, оборвав столь непрочную нить откровений.

Она все еще обнимала его не отпуская… И тоже вздохнула:

– А если это был он?..

– Вы боитесь его? – робко спросил Рауль.

– Да нет же! Нет! – отвечала она.

Молодой человек, не скрывая, невольно пожалел ее, как жалеют существо впечатлительное, которое все еще находится во власти недавнего сна. Всем своим видом он будто говорил: «Я же здесь, с вами!» И почти бессознательно принял угрожающую позу. С удивлением взглянув на него – этакое олицетворение мужества и доблести, – Кристина мысленно, казалось, дала реальную оценку его рыцарской отваге. Она поцеловала бедного Рауля, как сестра, которая в порыве нежности поблагодарила бы его за то, что он по-братски сжал свой маленький кулак, дабы защитить ее от возможных опасностей, неизбежно подстерегающих нас на жизненном пути.

Рауль понял и покраснел от стыда. Он счел себя таким же слабым, как она, и думал про себя: «Она уверяет, что не боится, но с дрожью уводит нас от люка». И это была сущая правда. На другой день и во все последующие дни они уносили свою игрушечную целомудренную любовь подальше от люков, пряча ее чуть ли не под самой крышей. Волнение Кристины возрастало по мере того, как бежало время. Однажды она пришла во второй половине дня с большим опозданием – лицо бледное, глаза покраснели от отчаяния, – и Рауль решился на крайнее средство, без обиняков заявив ей, что отправится на Северный полюс лишь в том случае, если она доверит ему секрет мужского голоса.

– Молчите! Ради бога, молчите. Что будет, если он услышит вас, несчастный Рауль! – И с растерянным видом Кристина стала оглядываться по сторонам.

– Я вырву вас из-под его власти, Кристина, клянусь вам! И вы перестанете думать о нем.

– Но разве это возможно?

Она позволила себе выразить такое сомнение, что само по себе выглядело поощрением, и увлекла молодого человека на последний этаж театра, «на самую верхотуру», там-то уж они были далеко, очень далеко от люков.

– Я спрячу вас где-нибудь на краю земли, куда ему не добраться. Вы будете спасены, и тогда я уеду, раз вы поклялись, что никогда не выйдете замуж.

Схватив Рауля за руки, Кристина сжала их в неудержимом порыве. Но снова забеспокоившись, повернула голову.

– Выше! – только и сказала она. – Еще выше! – И потащила его на самый верх.

Он с трудом поспевал за ней. Вскоре они очутились под самой крышей, в лабиринте строительных конструкций. Они пробирались меж арок, стропил, подпорок, каких-то стен, скатов и наклонов; перебегали от балки к балке, как в лесу от дерева к дереву, но только с чудовищными стволами…

И несмотря на все свои предосторожности, девушка не увидела – хотя поминутно оглядывалась назад – некую тень, которая следовала за ней, словно ее собственная тень, останавливаясь вместе с ней и снова трогаясь в путь, когда трогалась в путь она, не делая при этом ни малейшего шума, как и положено тени. Рауль тоже ничего не заметил, ибо, когда впереди шла Кристина, его ничуть не интересовало, что происходит сзади.

Так они выбрались на крышу. Кристина порхала там легко и непринужденно, точно ласточка. Взгляду их, скользившему между тремя куполами и треугольным фронтоном, открывалось обширное пространство. Кристина дышала полной грудью, очутившись над Парижем, раскинувшимся далеко внизу. Доверчиво взглянув на Рауля, она позвала его поближе к себе, и так, бок о бок, они шагали по цинковым улицам и чугунным авеню; их сдвоенные фигуры отражались в больших резервуарах с неподвижно застывшей водой, куда в теплое время года ныряют ребятишки балета – около двадцати маленьких мальчиков учатся здесь плавать.