Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

– Кто такой Эрик? – спросил граф, сжимая руку брата.

– Мой соперник! И если он не умер, то тем хуже!

Движением руки Рауль отослал слуг.

Дверь комнаты закрылась за двумя Шаньи. Но слуги не спешили расходиться, и камердинер графа успел услышать, как Рауль ясно и настойчиво произнес:

– Сегодня вечером я собираюсь похитить Кристину Дое.

Эту фразу впоследствии повторили судебному следователю Фору. Но в точности никто никогда так и не узнал, о чем говорили два брата во время этой встречи. Слуги рассказывали, что ссора той ночью была далеко не первой и всякий раз братья закрывались. Через стены слышались крики, и речь все время шла об актрисе по имени Кристина Дое.

На другой день во время завтрака – по утрам граф завтракал в своем рабочем кабинете – Филипп велел сообщить брату, что просит его зайти к нему. Рауль явился мрачный и молчаливый.

Разговор был очень коротким.

Филипп: Прочти это! (Протягивает Раулю газету «Эпок», пальцем показывает ему напечатанный отклик.)

Рауль (читает сквозь зубы): «Большая новость в предместье: господин виконт Рауль де Шаньи обещал жениться на лирической актрисе Кристине Дое. Если верить закулисным сплетням, граф Филипп будто бы поклялся, что Шаньи в первый раз нарушат данное обещание. Но так как любовь – а в Опере еще больше, чем где бы то ни было, – всемогуща, невольно задаешься вопросом: какими средствами предполагает граф Филипп помешать виконту, своему брату, отвести к алтарю Новую Маргариту? Говорят, два брата обожают друг друга, однако граф странным образом заблуждается, если надеется, что братская любовь способна пересилить просто любовь!»

Филипп (печально): Видишь, Рауль, ты делаешь нас посмешищем!.. Эта малютка совсем вскружила тебе голову своими историями с привидением. (Значит, Рауль передал брату рассказ Кристины.)

Рауль: Прощай, брат!

Филипп: Так это окончательно решено? Ты едешь сегодня вечером? (Рауль не отвечает.) С ней?.. Неужели ты способен на такую глупость? (Рауль молчит.) Я сумею помешать тебе!

Рауль: Прощай, брат! (Уходит.)

Об этой сцене судебному следователю рассказал сам граф, который вновь встретился со своим братом Раулем лишь вечером того же дня в Опере за несколько минут до исчезновения Кристины.

В самом деле, весь день Рауль посвятил приготовлениям к отъезду.

Лошади, экипажи, кучер, запасы продовольствия, багаж, необходимые деньги, маршрут – не следовало ехать поездом, дабы сбить с толку Призрака, – всем этим он занимался до девяти часов вечера.

В девять часов дорожная карета – берлина – с задернутыми шторами на плотно закрытых дверцах заняла место в цепочке со стороны «Ротонды». Она была запряжена парой крепких лошадей, лицо кучера трудно было разглядеть за складками скрывавшего его длинного шарфа. Перед берлиной стояли еще три экипажа. Позже следствие установило, что это были двухместные кареты Карлотты, внезапно вернувшейся в Париж, Сорелли и впереди всех – графа Филиппа де Шаньи. Из берлины никто не выходил. Кучер остался сидеть на месте. Три других кучера тоже не трогались со своих мест.

По тротуару, между «Ротондой» и экипажами проскользнула тень, закутанная в просторный черный плащ, с мягкой черной фетровой шляпой на голове. Казалось, она с пристальным вниманием разглядывала берлину. Подошла к лошадям, затем к кучеру и, не проронив ни слова, удалилась. Позднее следствие решило, что этой тенью был виконт Рауль де Шаньи; однако я так не считаю ввиду того, что в тот вечер, как и во все прочие вечера, виконт де Шаньи носил цилиндр, который потом к тому же был найден. Думается, скорее всего то была тень Призрака, который, как станет ясно впоследствии, был в курсе всего.

По воле случая в тот вечер давали «Фауста». Зал блистал. Вельможное предместье представлено было во всей красе. В ту пору те, кто абонировал ложи, не уступали их, не сдавали и не делили с финансистами, коммерсантами и иностранцами. Сегодня же в ложе маркиза такого-то, которую по-прежнему именуют: ложа маркиза такого-то, ибо по контракту маркиз является ее обладателем, так вот в этой ложе блаженствует какой-нибудь торговец соленой свининой со своим семейством, и это его право, так как торговец соленой свининой оплачивает ложу маркиза. В прежние времена таких нравов еще никто не ведал. Ложи в Опере были своего рода гостиными, где почти с полной уверенностью можно было встретить или увидеть людей светских, которые, случалось, любили музыку.

И все в этой прекрасной компании друг друга знали, хотя не обязательно посещали друг друга. Но имя каждого было известно, и графа де Шаньи все знали в лицо.

Отклик, появившийся в утреннем выпуске «Эпок», уже произвел должное впечатление, ибо все глаза были обращены к ложе, где граф Филипп, по виду беспечный и равнодушный, сидел в полном одиночестве. Особенно казалась заинтригованной женская часть блистательного собрания, и отсутствие виконта давало повод для бесконечных перешептываний за веерами. Кристину Дое встретили довольно холодно. Эта особая публика не могла простить ей, что она метит так высоко.

Дива уловила недоброе расположение части зала и разволновалась.

Завсегдатаи, считавшие себя сведущими в любовных делах виконта, не преминули улыбнуться при некоторых пассажах роли Маргариты. Так, например, они демонстративно повернулись в сторону ложи Филиппа де Шаньи, когда Кристина спела: «О, как бы я узнать хотела, кто юноша был тот? Так говорить учтиво одни вельможи лишь умеют!»

Подперев подбородок рукой, граф, казалось, не обращал ни малейшего внимания на все эти демонстрации. Взгляд его был устремлен на сцену, но только видел ли он ее? Похоже, он был где-то далеко…

Кристина с каждой минутой теряла уверенность. Она с дрожью ожидала катастрофы. Карол Фонта задавался вопросом, уж не больна ли она и сможет ли продержаться на подмостках до конца акта, который заканчивается сценой в саду. В зале помнили о несчастье, постигшем в конце этого акта Карлотту, и о вошедшем в историю фальшивом «квак», приостановившем на какое-то время ее карьеру в Париже.

И тут как раз в центральную ложу вошла Карлотта. Ее появление произвело сенсацию. Бедная Кристина подняла глаза. Она узнала соперницу. Ей показалось, что та усмехается. И это ее спасло. Кристина забыла обо всем на свете, чтобы одержать новую победу.

С этого момента она пела, вкладывая всю душу, пытаясь превзойти все, что сделала до сих пор, и ей это удалось. Когда в последнем акте она стала взывать к ангелам и вознеслась над землей, ее порыв увлек за собой трепещущий зал весь целиком, и каждому тогда почудилось, что у него выросли крылья.

В ответ на этот нечеловеческий зов в центре амфитеатра поднялся мужчина и остался стоять лицом к актрисе, словно вместе с ней покидал землю…