Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

– Тут, верно, опять не обошлось без П. О.

Реми усмехается. Мерсье вздыхает, собираясь, видимо, сделать какое-то признание… Но, взглянув на Габриеля, знаками призывающего его молчать, остается нем.

Меж тем директора не показываются, а время уходит, и Мерсье, чувствуя свою все возрастающую ответственность, наконец не выдерживает.

– Придется самому бежать, чтобы поторопить их! – решает он.

Габриель, помрачнев внезапно, останавливает его с очень серьезным видом.

– Подумайте, что вы делаете, Мерсье! Если они не выходят из своего кабинета, стало быть, так надо! У П. О. немало разных трюков в запасе!

Но Мерсье качает головой.

– Тем хуже! Пойду! Если бы послушали меня, то давно уже все рассказали бы полиции! – И он уходит.

– Что все? – тотчас спрашивает Реми. – О чем следовало сказать полиции? Ах, так вы молчите, Габриель!.. Значит, вас тоже посвятили в тайну! Ну что ж, неплохо было бы посвятить и меня, если не хотите, чтобы я во всеуслышание заявил, что все вы сошли с ума!.. Да, действительно сошли с ума!

Габриель глупо таращит глаза, делая вид, будто не понимает столь неуместного выпада господина личного секретаря.

– Какая тайна? – шепчет он. – Не понимаю, что вы имеете в виду.

Реми выходит из себя.

– Сегодня вечером во время антрактов здесь, на этом самом месте, Ришар и Моншармен вели себя как сумасшедшие.

– Я ничего не заметил, – с досадой ворчит Габриель.

– Значит, вы единственный!.. Неужели вы думаете, что я их не видел!.. И что господин Парабиз, директор банка «Креди сантраль», ничего не заметил?.. И что у господина посла Бордери нет глаз?.. Но, господин хормейстер, все абонированные показывали друг другу пальцами на наших директоров!

– И что же они такого делали, наши директора? – спрашивает Габриель с глупейшим видом.

– Что они делали? Да вы лучше, чем кто-либо, знаете, что они делали!.. Вы сами здесь были!.. И наблюдали за ними вместе с Мерсье! И вы были единственным, кто не смеялся…

– Я не понимаю!

Очень холодно и «отстраненно» Габриель воздевает руки вверх и опускает, выражая, видимо, своим жестом, что его этот вопрос совершенно не интересует.

Но Реми не унимается.

– Что это еще за новая мания?.. Теперь они, видите ли, не желают, чтобы к ним кто-либо приближался!

– Как? Они не желают, чтобы к ним кто-либо приближался?

– Они не желают, чтобы к ним прикасались!

– Вы действительно заметили, что они не желают, чтобы к ним прикасались? Это, безусловно, странно!

– Значит, вы согласны! Ну наконец-то! И они ходят, пятясь задом!

– Пятясь задом! Вы видели, как наши директора ходят, пятясь задом! А я думал, только раки имеют обыкновение пятиться задом.

– Не смейтесь, Габриель! Не смейтесь!

– Я и не смеюсь, – возражает Габриель, стараясь выглядеть как можно серьезнее.

– Прошу вас, Габриель, не могли бы вы мне объяснить, ведь вы ближайший друг дирекции, почему в антракте после сцены в саду, когда возле фойе я шел с рукой, протянутой навстречу господину Ришару, я вдруг услышал, как господин Моншармен торопливо сказал мне тихим голосом: «Отойдите! Отойдите! Главное, не прикасайтесь к господину директору»? Разве я чумной?

– Невероятно!

– А несколько минут спустя, когда господин посол Бордери направился, в свою очередь, к господину Ришару, разве вы не видели, как господин Моншармен встал между ними, и не слышали, как он закричал: «Господин посол, заклинаю вас, не прикасайтесь к господину директору!»

– Потрясающе!.. И что же делал Ришар в это время?

– Что он делал? Да вы прекрасно видели! Повернувшись, он поклонился, в то время как перед ним никого не было! И удалился, пятясь задом.

– Пятясь задом?

– И Моншармен за спиной Ришара тоже повернулся, то есть торопливо описал позади Ришара полукруг и в свою очередь удалился, пятясь задом !.. И так, пятясь задом, они дошли до административной лестницы. Нет, вы только подумайте: пятясь задом!.. Если они не сумасшедшие, объясните же мне наконец, что все это значит?

– Возможно, они репетировали какую-то фигуру балета! – неуверенно высказал предположение Габриель.

Секретарь Реми чувствует себя оскорбленным столь вульгарной шуткой да еще в такой драматический момент. Нахмурив брови и поджав губы, он наклоняется к уху Габриеля:

– Не стройте из себя умника, Габриель. Здесь происходят такие вещи, за которые вы с Мерсье можете понести свою долю ответственности.

– А в чем дело? – спрашивает Габриель.

– Кристина Дое не единственная, кто исчез вдруг сегодняшним вечером.

– Неужели!

– Вот вам и «неужели»! Не могли бы вы сказать мне, почему, когда матушка Жири спустилась недавно в фойе, Мерсье взял ее под руку и поспешно увел с собой?

– Подумать только! – молвил Габриель. – А я и не заметил.

– Отлично заметили, Габриель, и пошли следом за Мерсье и матушкой Жири до самого кабинета Мерсье. И вас, и Мерсье потом видели, а вот матушку Жири с того момента никто больше не видел…

– Вы полагаете, что мы ее съели?

– Нет! Но вы заперли ее в кабинете на два оборота ключа, и когда проходишь мимо двери, знаете, что слышишь? Слышишь вот такие слова: «Ах, бандиты! Ах, бандиты!»

Беседа, согласитесь, странная, но тут как раз появляется запыхавшийся Мерсье.

– Ну и дела! – произносит он мрачным голосом. – Дальше просто некуда. Я крикнул им: «Это очень важно! Откройте! Это я, Мерсье». Послышались шаги. Дверь отворилась, и появился Моншармен. Он был очень бледен. «Что вам нужно?» – спросил он. Я ответил: «Кристину Дое похитили». И знаете, что он мне сказал? «Тем лучше для нее!» Затем снова закрыл дверь, сунув мне в руку вот это.

Мерсье раскрывает ладонь, Реми с Габриелем уставились на нее.

– Английская булавка! – восклицает Реми.

– Странно! Странно! – тихо произносит Габриель, невольно содрогаясь.

Внезапно чей-то голос заставляет обернуться всех троих.

– Прошу прощения, господа, не могли бы вы сказать, где находится Кристина Дое?

Несмотря на всю серьезность обстоятельств, подобный вопрос наверняка заставил бы их рассмеяться, если бы они не увидели страдальческого лица, сразу же вызвавшего у них жалость.

То был виконт Рауль де Шаньи.

После фантастического исчезновения Кристины первой мыслью Рауля было винить в этом Эрика. Он уже почти не сомневался в сверхъестественной власти Ангела музыки в стенах Оперы, где тот основал свою дьявольскую империю. Обезумев от отчаяния и любви, Рауль ринулся на сцену. «Кристина! Кристина!» – потеряв голову, со стоном взывал он к ней, как она, должно быть, взывала к нему из глубины той темной пропасти, куда ее, еще охваченную трепетом божественного вдохновения, одетую в белый саван, в котором она собиралась уже отдать себя в руки небесных ангелов, словно добычу, утащило чудовище!