Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

Однако все бочки были наглухо запечатаны.

Тогда, приподняв одну, дабы удостовериться в том, что она полная, мы встали на колени, и лезвием маленького ножичка, который был при мне, я уже собрался вынуть затычку.

И в этот момент мне почудилось что-то вроде монотонного пения, доносившегося откуда-то издалека, оно было мне знакомо, я нередко слышал, как на парижских улицах произносили нараспев: «Бочки!.. Бочки!.. Продаете бочки?..» Рука моя застыла на затычке… Господин де Шаньи тоже это услышал.

– Странно! – сказал он. – Можно подумать, будто поет бочка!..

Пение возобновилось, но еще более отдаленное… «Бочки!.. Бочки!.. Продаете бочки?..»

– О-о! Клянусь вам, – сказал виконт, – песня удаляется в самой бочке!..

Поднявшись с колен, мы заглянули за бочку.

– Это внутри! – настаивал господин де Шаньи. – Это внутри!..

Но больше мы ничего не слышали и вынуждены были во всем винить плохое состояние наших органов чувств, нарушение их деятельности…

Мы вернулись к затычке. Господин де Шаньи подставил обе руки, а я, собрав все силы, откупорил затычку.

– Что это такое? – сразу же воскликнул виконт. – Это не вода!

Виконт поднес полные руки к фонарю. Я склонился над его руками и тотчас резким движением отбросил фонарь как можно дальше, он разбился и погас… и был для нас потерян…

В руках господина де Шаньи я увидел… порох!

Конец рассказа Перса

Так, спустившись на дно погреба, я постиг сокровенную суть моей страшной мысли! Несчастный не обманывал меня, когда произносил неясные угрозы в адрес многих из тех, кто принадлежит к роду людскому! Не причисляя себя к людскому роду, он построил вдали от людей берлогу подземного зверя, полный решимости взорвать все и самому погибнуть в оглушительной катастрофе, если те, кто находится наверху, станут преследовать его в собственном логове, где он сокрыл от посторонних глаз свое чудовищное безобразие.

Сделанное нами открытие повергло нас в такое смятение, что мы забыли все свои прошлые беды и муки настоящего. И хотя еще совсем недавно мы стояли на грани самоубийства, исключительность ситуации, в которой мы оказались, только сейчас предстала перед нами во всем своем ужасе. Теперь мы понимали все, что хотел сказать и говорил Кристине Дое Эрик, это чудовище, все, что означала его гнусная фраза: «Да или нет!.. Если нет, со всеми будет покончено, и все будут погребены!..» Да, погребены под обломками того, что было парижской «Гранд-Опера»!.. Можно ли придумать более страшное преступление, чтобы покинуть мир в апофеозе ужаса? Катастрофа, задуманная в целях сохранения неприкосновенности убежища, должна была стать местью за любовь самого кошмарного чудовища, когда-либо разгуливавшего под небесами!.. «Одиннадцать часов завтрашнего вечера – последний срок!..» Ах, недаром он выбрал это время!.. На праздник соберется много народа!.. Много тех, кто принадлежит к роду людскому. Там, наверху, на сияющих этажах дома музыки!.. Можно ли было мечтать о более прекрасном кортеже в день своей смерти?.. Он сойдет в могилу в сопровождении самых прекрасных плеч мира, украшенных всевозможными драгоценностями… Завтра вечером, в одиннадцать часов!.. Мы должны взорваться в разгар представления, если Кристина Дое скажет: «Нет!» Завтра вечером, в одиннадцать часов!.. А как может Кристина Дое не сказать «нет»? Да она предпочтет скорее обручиться со смертью, нежели с этим живым трупом! Разве она знает, что от ее отказа зависит судьба, жестокая судьба многих из тех, кто принадлежит к роду людскому?.. Завтра вечером, в одиннадцать часов!..

Спасаясь от пороховых бочек, мы блуждали в потемках, пытаясь отыскать каменные ступени, ибо наверху, над нашими головами, ведущий в зеркальную комнату люк уже погас… Мы непрестанно повторяли: «Завтра вечером, в одиннадцать часов!..»

Наконец я нашел лестницу и вдруг замер на первой ступеньке, ибо меня озаряет страшная мысль: «Который час?»

Ах, который теперь час? Который час!.. Ибо, в конце-то концов, одиннадцать часов завтра вечером – это ведь, быть может, уже сегодня, сейчас!.. Кто нам скажет, который теперь час!.. У меня такое ощущение, будто мы заперты в этом аду на протяжении многих дней… долгих лет… с начала всех времен… Возможно, мы взлетим сей момент!.. Ах, какой-то шум!.. Что-то скрипнуло!.. Вы слышали, сударь?.. Там!.. В том углу… Великий Боже!.. Похоже на звук какого-то механизма!.. Опять!.. Ах, где же свет!.. Может, с помощью механизма все и взлетит!.. Говорю же вам: какой-то скрип, вы что, оглохли?

Мы с господином де Шаньи кричим, как безумные. Страх гонится за нами по пятам, мы взбираемся вверх по лестнице, соскальзывая со ступеней… Люк наверху, видимо, закрыт! Может, это из-за закрытой крышки так черно? Ах, выбраться из темноты! Выбраться из темноты!.. Вновь обрести смертоносный свет зеркальной комнаты!..

И вот мы взобрались наверх… Нет, люк открыт, но в зеркальной комнате теперь так же темно, как в погребе, откуда мы ушли!.. Мы окончательно выбираемся из погреба, тащимся по полу комнаты пыток, по полу, который отделяет нас от порохового погреба… Который час?.. Мы кричим, мы зовем!..

– Кристина!.. Кристина!.. – взывает изо всех возвращающихся к нему сил господин де Шаньи. А я зову Эрика, напоминая, что спас ему жизнь. Но никакого ответа!.. Ничего, только наше собственное отчаяние, наше собственное безумие, который час?.. «Завтра вечером, в одиннадцать часов!..» Мы спорим, мы пытаемся измерить проведенное здесь время, однако мы не способны рассуждать здраво… Если бы можно было взглянуть на циферблат часов со стрелками, которые показывают время!.. Мои часы давно остановились, но у господина де Шаньи они пока идут… Он сказал, что завел их, когда одевался вечером, собираясь в Оперу… Мы пытаемся сделать какой-то вывод из этого факта, позволяющий надеяться, что роковая минута еще не наступила…

Малейший звук, доносящийся из люка, который я безуспешно старался вновь закрыть, повергает нас в жестокую тревогу… Который час?.. У нас не осталось спичек. А между тем надо бы узнать. Господин де Шаньи решил разбить стекло своих часов и потрогать стрелки… Воцаряется полнейшая тишина, пока он на ощупь кончиками пальцев вопрошает стрелки. Кольцо часов служит ему отправной точкой!.. По расположению стрелок он определил, что сейчас как раз где-то около одиннадцати…

Но одиннадцать часов, которые заставляют нас содрогаться, возможно, уже прошли, не так ли?.. Вдруг сейчас десять минут двенадцатого, и впереди у нас еще, по крайней мере, двенадцать часов?

– Тихо! – крикнул я вдруг.

Мне почудились шаги в соседней комнате. Я не ошибся!

Послышался шум дверей и вслед за тем торопливые шаги. Стук в стенку. Голос Кристины: