Гастон Леру - Призрак Оперы [litres]

– Рауль! Рауль!

Ах, теперь мы кричим все вместе – и по ту, и по другую сторону стены. Кристина рыдает, она не знала, застанет ли господина де Шаньи в живых!.. Эрик был страшен, вот уж поистине чудовище… Он был как в бреду, дожидаясь, когда она согласится произнести «да», в котором ему отказывала… А между тем она обещала ему это «да», если он отведет ее в комнату пыток!.. Но он упрямо не соглашался, не скупясь на жестокие угрозы в адрес тех, кто принадлежит к роду людскому… Наконец, после долгих часов этого ада, он только что вышел, оставив ее одну подумать в последний раз…

…После долгих часов!..

– Сколько сейчас времени? Сколько времени, Кристина?..

– Одиннадцать часов!.. Без пяти минут одиннадцать!..

– Но какие одиннадцать часов?..

– Те самые, которые должны решить: жизнь или смерть!.. Он только что напомнил мне об этом перед уходом, – хриплым голосом продолжает Кристина. – Он ужасен!.. Говорит какой-то бред, сорвал свою маску, и его золотые глаза мечут пламя! Он все время смеется!.. Сказал мне со смехом пьяного демона: «Пять минут! Оставляю тебя одну по причине твоей пресловутой стыдливости!.. Не хочу, чтобы ты, как все робеющие невесты, краснела передо мной, когда скажешь «да»!.. Какого дьявола! Мне ли тебя не знать!» Говорю вам, он был похож на пьяного демона!.. «Держи! – сказал он и сунул руку в мешочек жизни и смерти. – Держи! Вот бронзовый ключик, который открывает шкатулки черного дерева, что стоят на камине в спальне Луи-Филиппа… В одной из этих шкатулок ты найдешь скорпиона, в другой – кузнечика, прекрасные зверюшки, сделанные из японской бронзы; они говорят «да» и «нет»! Тебе остается только повернуть скорпиона на его стержне, чтобы он оказался в положении, противоположном тому, в каком ты его найдешь. В моих глазах, когда я вернусь в спальню Луи-Филиппа, в свадебную комнату, это будет означать: да!.. Кузнечик же, если ты повернешь его, скажет мне: нет! когда я вернусь в спальню Луи-Филиппа, в комнату смерти!..» А сам все смеялся, как пьяный демон! Я на коленях просила у него ключ от комнаты пыток, обещала навсегда стать его женой, если он согласится отдать его… Но он заявил, что ключ этот никогда больше не понадобится, что он бросит его на дно озера!.. А потом все так же со смехом пьяного демона оставил меня, сказав, что вернется не раньше чем через пять минут, он знает, как должен вести себя галантный мужчина, уважающий женскую стыдливость!.. Ах, да, и еще он крикнул: «Кузнечик!.. Осторожней с кузнечиком!.. И дело не только в кузнечике, вместе с ним летит все!.. Все!.. Все летит в тартарары!..»

Я пытаюсь воспроизвести здесь отдельными фразами, словами, восклицаниями смысл бредовых речей Кристины!.. Ибо за эти сутки ей довелось испить до дна чашу человеческих страданий, наверное, она страдала больше нас!.. Каждую минуту Кристина прерывала и себя и нас, спрашивая: «Рауль, тебе плохо?..» Она ощупывала стены, ставшие теперь холодными, и все удивлялась, почему они были такими горячими!.. Но вот прошли пять минут, в моей бедной голове всеми своими лапками заскребли скорпион с кузнечиком!..

Меж тем я сохранял достаточную ясность ума, чтобы понять: если повернуть кузнечика, кузнечик прыгнет – но куда? – и увлечет за собой – возможно, в бездну – многих из тех, кто принадлежит к роду людскому! Никаких сомнений: кузнечик подключен к электрическому току, его назначение – взорвать пороховой погреб! Господин де Шаньи, который, услышав голос Кристины, вновь, казалось, обрел душевные силы, торопливо объяснил девушке, в каком жутком положении мы находимся – и мы, и вся Опера. Надо поворачивать скорпиона, и немедленно…

Скорпион, означавший «да», которого так жаждал Эрик, должен, очевидно, предотвратить катастрофу.

– Ступай же!.. Ступай, Кристина, моя обожаемая жена!.. – молил Рауль.

Наступило молчание.

– Кристина, где вы? – воскликнул я.

– Возле скорпиона!

– Не прикасайтесь к нему!

Мне пришла мысль, ибо я хорошо знал моего Эрика, что он опять обманул молодую женщину. Возможно, именно скорпион должен все взорвать. Почему его самого-то здесь нет? Пять минут давно уже истекли, а он так и не вернулся… Наверняка укрылся где-нибудь!.. И ждет, видимо, оглушительного взрыва. Больше ему нечего ждать. Не мог же он надеяться, что Кристина добровольно согласится стать его добычей!.. Почему он не вернулся?.. Не прикасайтесь к скорпиону!..

– Он! – воскликнула Кристина. – Я слышу его!.. Вот он!..

Эрик в самом деле явился. Мы слышали его шаги, приближавшиеся к спальне Луи-Филиппа. Теперь он был с Кристиной. И не произносил ни слова.

Тогда я возвысил голос:

– Эрик, это я! Узнаешь меня?

Он тотчас отозвался на мой призыв, причем на удивление миролюбиво:

– Так вы все еще живы там?.. Ну что ж, постарайтесь вести себя тихо.

Я хотел прервать его, но он продолжал таким ледяным тоном, что я похолодел за своей стеной:

– Ни слова больше, дарога, или я все взорву!

И сразу добавил:

– Но честь эта должна принадлежать мадемуазель!.. Мадемуазель не притронулась к скорпиону (как невозмутимо он говорил!), мадемуазель не притронулась к кузнечику (с каким ужасающим хладнокровием!), но никогда не поздно поступить правильно. Смотрите, я открываю без ключа, ибо я, любитель люков, могу открыть и закрыть все, что захочу и как захочу… Я открываю шкатулочки черного дерева, загляните, мадемуазель, в шкатулочки черного дерева, тут красивые зверюшки, и довольно хорошо скопированы, а какими кажутся безобидными… Но по виду судить не следует! (И все это бесцветным, ровным голосом…) Если повернуть кузнечика, все мы взлетим, мадемуазель… Под нами достаточно пороха, чтобы взорвать целый квартал Парижа… Если же повернуть скорпиона, весь этот порох утонет!.. Мадемуазель, по случаю нашей свадьбы вы можете сделать прекрасный подарок нескольким сотням парижан, аплодирующих в данный момент весьма жалкому шедевру Мейербера… Вы можете подарить им жизнь, ибо вашими красивыми ручками, мадемуазель (сколько усталости в этом голосе), вы повернете скорпиона!.. И мы сыграем веселую-развеселую свадьбу!

И, помолчав, продолжал:

– Если через две минуты, мадемуазель, вы не повернете скорпиона – у меня часы, – добавил Эрик, – часы, которые отлично ходят… тогда я поверну кузнечика, а с кузнечиком все полетит в тартарары!..

Снова наступило молчание, еще более жуткое, чем все предыдущие.

Я знал: если Эрик усталым голосом начинает говорить миролюбиво и спокойно, значит, он дошел до предела и способен либо совершить чудовищное злодеяние, либо проявить беззаветную самоотверженность, и любой неприятный для его слуха звук может вызвать в такой момент бурю.

Господин де Шаньи понял, что остается только молиться, и, встав на колени, он молился… Что же касается меня, то моя кровь буквально кипела, и сердце билось так сильно, что мне пришлось схватиться за него рукой, я боялся, как бы оно не разорвалось… Мы с ужасом чувствовали, что творится в эти последние секунды в охваченных смятением мыслях Кристины Дое… Мы понимали ее опасение повернуть скорпиона… Еще раз повторяю, а если именно скорпион должен взорвать все!.. Если Эрик решил и нас увлечь за собой в бездну!