Вик Джеймс - Санктуарий

– А если все было не так? Если был другой способ?

– Какой – другой?

– Колдовство.

– Колдовство? – она смотрит на меня в полном недоумении. – Моя мама – единственная ведьма в Санктуарии.

– Ну, а если это была ваша мама? У нее ведь был мотив.

И несмотря на такой прямой вопрос, Харпер успокаивается. Я вижу, как уходит напряженность.

– Это не она. Про то, что Дэн со мной сделал, я сказала ей всего пару дней назад. Накануне того интервью. Она пришла в ужас. Так расстроилась! Она не притворялась. Она точно раньше об этом не знала.

– И в Санктуарии больше никто не владеет магией? Ни у кого из ковена вашей матери? Она ни разу не говорила о своем ощущении, будто магия есть у кого-то еще?

Харпер качает головой.

– У членов ковена нет магии. В этом весь смысл. Нет, Фенны были единственными ведьмами в Санктуарий уже много поколений.

Я киваю. Мозг лихорадочно пытается усвоить все, что она говорит, чтобы после ее ухода это можно было бы записать. Если будет сказано что-то еще, я просто все в памяти не удержу. Так что я благодарю ее за уделенное время. Харпер очень серьезно благодарит меня в ответ и вылезает из машины.

– Осторожнее с репортерами у вашего дома, – говорю я ей.

– Я ненадолго зайду к Иззи. Не стану высовываться, пока они не уедут.

– Если вы почувствуете какую-то опасность, немедленно со мной свяжитесь.

Я записываю свой телефон и отдаю ей бумажку. Она заправляет ее в поясной карман леггинсов – когда она задирает край майки, я мельком вижу ее живот с татуировкой – и убегает. Из-под ее ног разлетается грязный песок парковки, коса прыгает по спине. А я начинаю строчить у себя в блокноте, словно от этого зависит моя жизнь.

Записав насколько возможно точно наш разговор, я все перечитываю.

История Харпер проста. А жизнь учит копов, что в девяноста девяти случаев из ста простое объяснение – верное. Муж убил жену. Наркоман ограбил магазин. Секретарша подделала счета.

Дэн был изумлен тем видео, потому что знал, что на самом деле оно показывает изнасилование.

Он упал.

Это был несчастный случай.

Но как же тогда магия?

Я звоню Честеру с хорошей новостью: я наконец поговорила с Харпер Фенн. Но и у него для меня новость. В полиции все суетятся, потому что на сегодня назначено мероприятие и затребовано присутствие полиции.

Уитмены устраивают пикет у магазина «Спорт на берегу».

– У него даже есть хэштег, – говорит Честер, словно это – самое ужасное. – «ПравосудиедляДэниела».

Когда сгущаются сумерки, мы с Майклом идем на берег. Спартанцы собрались ради Дэниела всей командой. И еще они целый день обзванивали народ и писали в соцсетях, чтобы пришли все.

Здесь сотни людей. Громадные фотографии Дэна вывешены вдоль прибрежной беговой дорожки, и перед каждой – свечи в банках из-под варенья. У одного из спартанцев отец владеет сетью бакалейных магазинов, и он пожертвовал продукты для барбекю, так что ветерок разносит запах жарящегося мяса. Играет оркестр команды. Атмосфера почти праздничная, карнавальная. Единственное, что выдает истинный характер события – это громадная растяжка на здании клуба: #ПравосудиедляДэниела.

Эта демонстрация любви и поддержки – лучшее доказательство того, что нелепое заявление Харпер было ложью. Сначала мы очистим имя Дэна, а потом добьемся наказания его убийцы.

В толпе снуют несколько операторов с телекамерами и репортеров с микрофонами и записывающим оборудованием. Я иду уведомить их, что позже планируется еще кое-что.

Двигаясь дальше, я замечаю Тэда. Официально он еще в отпуске, но позвонил в отделение с приказом прислать сюда местных парней и девушек в форме.

– Где Джейк? – спрашиваю я, когда он, пыхтя, подходит ближе.

– Дома. Слег с мононуклеозом: в школе несколько человек заболели. Я считаю, это из-за стресса от всего этого дерьма.

Я сочувственно прикасаюсь к его плечу. Жаль, что Джейка здесь нет, но он свою роль уже сыграл. Сегодня я буду рассказывать не его историю.

Растяжка хлопает на ветру. Ко мне с соболезнованиями подходили уже многие спартанцы и их родители. Несколько мамочек плачут. Я – их самый страшный кошмар. Я улыбаюсь и благодарю их – и в самой глубине души ненавижу их всех за то, что у них здоровые, счастливые, живые дети.

– Дэн столько сделал для клуба, – шмыгает носом одна из них. – Моя дочка прямо рвалась в младшую футбольную команду и ужасно расстроилась, когда ему пришлось прекратить помогать в клубе. По-моему, она была в него чуть влюблена. Плакала целый день, когда услышала, что случилось.

Я тепло обнимаю женщину. Сколько слез по моему сыну! Конечно же, ее дочка была в него влюблена. Все были.

Двигаясь дальше, я вижу несколько копов в форме, уплетающих под пиво залитые соусом крылышки. А еще там та следователь: разговаривает с Пьером Мартино. Я удивляюсь присутствию Мартино, помня о его тесной дружбе с Сарой. Но, с другой стороны, он же связан и с клубом «Спорт на берегу»: ведет там занятия боксом.

Я рада, что эта женщина все это видит: ей надо понять, как моего сына любили. И что он невиновен.

И как неудачно она ведет следствие.

Тут и Бриджит с Черил: у бара. Она машет, но от жены не отходит. Я знаю, что она по-прежнему переживает, потому что ее не отпускает старая дружба с Сарой. Но очень скоро она станет целиком моей.

Джулии тут нет. Я ей звонила, но она отказалась делать выбор между нами, сказав, что слишком многим обязана Саре. Когда я возразила, что снадобья против аллергии для ее старших вряд ли считаются, она сказала, что все гораздо глубже. И стоило ей объяснить, какой именно у нее долг перед Сарой… ну, очень многое мне стало понятно.

Если бы Джулия сегодня была здесь, пришла бы меня поддержать, то та речь, которую я произнесу, была бы иной. Но она сама виновата.

Ко мне подскакивает Фредди Макконофи.

– Нам раздавать свечи, миссис Уитмен? – спрашивает он.

У него под мышкой коробка свеч, у другого спартанца тоже. Вот и хорошо. Здесь сотни людей – разошлись по спортплощадкам, беговой дорожке и берегу. Я рада, что Митч наладил громкоговорители. Никто не пропустит ни слова.

– Действуй, Фредди.

Небо темнеет, я смотрю на часы. Пора.

На всей территории клуба загораются свечи. Огоньки разбегаются от человека к человеку. Я поднимаюсь на помост – и картина меняется. Вместо отдельных огоньков я вижу целое море света. Санктуарий пылает любовью к моему сыну.

А теперь мне надо превратить эту любовь в ярость.

Мне жаль, что это – не просто дань потерянным жизни и перспективам моего сына. Но, как вы все знаете, мы с Майклом не можем просто оплакивать нашего чудесного мальчика. Мы не можем достойно похоронить его и позволить его душе покоиться с миром.