Вик Джеймс - Санктуарий

Провожая ее до двери, я думаю, что очень скоро мы с Харпер узнаем, кто наши настоящие друзья.

Мне так страшно, что их окажется неожиданно мало!

Однако магическое сообщество всегда будет нас поддерживать. Отношение к нам – явный случай дискриминации. Невинную, неодаренную девушку преследуют без каких-либо доказательств только потому, что ее мама – ведьма?

Я могу обратиться за помощью к своим.

Может, один из членов совета Собора проведет для Харпер обряд определения, доказав, что у нее нет способностей? Да, сведения, полученные магическим путем, нельзя использовать на суде. Но мы все знаем, что полиция привлекает магических следователей при сборе информации. И, конечно же, когда у них не останется сомнений, копы прекратят расследование еще до суда.

Рабочий день почти наступил, и ровно в девять я звоню в Собор и прошу соединить меня с их юристом. Скучающий дежурный администратор спрашивает, в первый ли раз я обращаюсь со своей проблемой, и когда я говорю «да», он переадресует меня к онлайн-анкете, которую надо заполнить.

– Речь идет об убийстве с помощью колдовства в Коннектикуте, о котором вы скорее всего слышали, – говорю я сквозь зубы. – Я мать обвиняемой.

Он шумно сглатывает и моментально меня соединяет.

Однако, как только юрист берет трубку, я чувствую, что Собор не станет тем решением, на которое я надеялась и о котором молила Богиню.

– Да, Собор знает про это дело и следит за ситуацией, – сухо говорит она.

А потом все становится только хуже, когда я рассказываю о том безумии, которое происходит в Санктуарии.

– Позвольте вас прервать, мисс Фенн, – говорит юрист наконец. – Я понимаю, что вы расстроены, но тут есть два ключевых момента. Первое – это то, что ваша дочь не ведьма, и сама не подпадает под защиту Собора. Представьте себе, что нас начали бы просить вмешаться в дела всех немагических персон, обвиненных в колдовстве, чтобы доказать их невиновность. А во-вторых, то вмешательство, которое вы предлагаете – чтобы какой-либо значимый член Собора провел Определение вашей дочери, доказывая, что она лишена магии? Ну, именно такие запросы и привели к созданию правил, согласно которым магические доказательства не принимаются судом. Ведьмы защищают друг друга. Мы с самого начала неустанно боролись против подобной предвзятости. Вы ведь знаете о возникновении Собора для борьбы за права ведьм еще в то время, когда наше ремесло оставалось незаконным, и для выражения протеста подобных нам против дискриминации. Мы были созданы ведьмами и существуем для ведьм. Вы знаете наше предназначение: позитивная пропаганда колдовства.

Я знаю этот лозунг – сокращенно ПОПКА и его идиотский значок с попугайчиком. Мы из кожи лезем, чтобы казаться неопасными, и все равно глубоко в душе люди нас боятся.

– Так что извините, мисс Фенн. В случае вашей дочери Собор оказать поддержку не может.

И она кладет трубку.

Я несколько секунд смотрю на телефон, а потом бросаю его. Мне хочется колотить им о стол, пока он не разобьется.

Неужели нам никто не станет помогать?

Я почти добилась, чтобы Эбигейл и Болт отступили. Зачем Харпер все испортила?

Тут меня охватывает отвращение к себе, и я опускаюсь на пол, обняв руками колени. После всего, что перенесла моя бедняжка, я еще за что-то ее виню? Что со мной такое? Неудивительно, что она мне ничего не рассказывает.

Да, Харпер поняла, что, если следовать тому плану, который я начала осуществлять, все пройдет тихо. Что преступление Дэниела умрет вместе с ним: из-за расследования его смерти ей станет слишком рискованно говорить правду о том, каким он был на самом деле.

И она отважнее меня. Сильнее меня. Она выпрямилась и рассказала правду.

Я знаю, что мне нужно делать. Мне нужно сражаться рядом с ней, поддерживать, несмотря ни на что. Потому что я уже вижу, во что это превратится: в охоту на ведьм, такую, которую так любили в Санктуарии. Будут слова Джейка, Тэда и Эбигейл против слов моей семнадцатилетней дочери, которая не только не виновна, но еще и является жертвой.

Я не позволю им победить.

Я умываюсь и переодеваюсь. Я тщательно подбираю себе наряд, самый консервативный, наношу минимум косметики и выхожу из дома. Я переставила машину, но все равно выхожу через парадную дверь, потому что мне надо кое-что сказать журналистам. И я хочу кое-что сказать Харпер: публично заявить о том, что верю в нее. Тогда, может быть, она вернется домой.

Журналисты тут же на меня набрасываются.

– Мисс Фенн, как Харпер?

– Где ваша дочь, мисс Фенн?

– Харпер гостит у подруги, – отвечаю я им. – Не хочу никого обидеть, но вам должно быть понятно, почему ей не хочется возвращаться в дом, который вы окружили.

– Мисс Фенн, ваша дочь убила Дэниела Уитмена?

– Вам следовало бы спрашивать: «Насиловал ли ее Дэниел Харпер?». Ответ: «Да, он ее изнасиловал». Моя невинная семнадцатилетняя дочь пострадала от рук этого молодого человека, а сейчас страдает снова из-за ложных обвинений, выдвинутых против нее. Обдумайте свою роль во всем этом. Больше мне сказать нечего.

Я не задерживаюсь, чтобы проверить, как они на это отреагируют. Мне надо к себе в лавку. Только работой все можно исправить.

Магические действия, проведенные над кем-то без их ведома или согласия – это всегда плохо, но я уже это делала, конечно. Для Эбигейл. Для Джулии. Цель оправдывает средства.

И сейчас это важно как никогда.

В доме Феннов дверь никто не открывает, а репортеры на меня налетели, так что мне приходится орать «без комментариев!» и заставлять опускать камеры. Только после этого я готова обменяться с ними парой слов. Они разочарованы – решили, что что-то от меня получат, а на самом деле это я от них получаю все, что мне надо знать: Харпер Фенн никто не видел, а ее мать сказала, что она гостит у подруги.

В обмен я читаю им короткую лекцию насчет харассмента несовершеннолетней, которая только что заявила, что была жертвой сексуального преступления.

– Так вы ей верите? – спрашивает один из репортеров.

– В мои обязанности не входит вера во что бы то ни было, – говорю я ему. – Моя обязанность – собирать сведения по поводу предполагаемого преступления. И, официально вам заявляю: я расследую смерть Дэниела Уитмена, и больше ничего.

– Так вы считаете, смерть Уитмена была преступлением?

– Я сказала «предполагаемое преступление».

– Вы здесь больше недели. По-моему, вы не считаете, что это не было преступлением.

Я прожигаю репортера взглядом. Я с ним не знакома, но в лицо узнаю: он из регионального отдела одного из национальных новостных агентств. Черт. Национальные!