Джек Кетчам - Девушка по соседству

Она смотрела на Рут, глаза в глаза, и на мгновение в ее взгляде появилось изумление, словно она хотела спросить Рут: « За что? За что? »

И потом упала. Рухнула прямо на надувной матрас, как мешок без костей.

Там она дрожала еще несколько секунд, а потом замерла.

Я потянулся к верстаку, чтобы встать.

А Рут стояла и пялилась на стену, словно не в силах поверить, что Мег там уже нет. Лицо Рут стало пепельно-бледным.

Донни и Вилли тоже стояли не шевелясь.

Тишина в помещении сгустилась до предела.

Донни наклонился. Приложил руку к губам Мег, потом к ее груди.

– Она… она дышит?

Никогда голос Рут не был таким подавленным.

– Да. Немного.

Рут кивнула.

– Укройте ее, – сказала она. – Укройте. Укройте сейчас же.

Она снова кивнула, не глядя ни на кого, потом повернулась и прошла через убежище так медленно и осторожно, словно ступала по битому стеклу. В дверях она остановилась и выпрямилась. А потом сразу же исчезла в дверном проеме.

И остались только мы. Дети .

Вилли первым пришел в себя.

– Я принесу одеяла, – сказал он. Вилли прижимал руку к голове, прикрывая глаз. Половина его волос сгорела.

Но вся злость словно испарилась.

У края верстака, дымясь, еще тлели тряпки.

– Твоя мать звонила, – буркнул Донни.

Он, опустив взгляд, не отрываясь смотрел на Мег.

– А?

– Твоя мама, – сказал он. – Звонила. Хотела узнать, где ты. Я снял трубку. Говорила с ней Рут.

Мне не нужно было спрашивать, что Рут сказала маме. Они как бы меня и видеть не видели.

– А где Вуфер?

– Пошел поужинать к Эдди.

Я подобрал с пола скобу и отдал ее Сьюзан. Не думаю, что она что-нибудь вообще понимала. Она не сводила глаз с Мег.

Вернулся Вилли, притащив одеяла. Обвел взглядом всех нас, потом швырнул одеяла на пол, развернулся и пошел наверх.

Мы слышали, как он, пыхтя, поднимается по ступенькам.

– Что будешь делать, Донни? – спросил я.

– Не знаю, – ответил он.

Его голос был плоским и безжизненным, словно его, а не меня били ногой по голове.

– Она может умереть, – сказал я. – Она наверняка умрет . Если ты ничего не сделаешь. И больше некому. Ты это знаешь. Рут ничего не сделает. Вилли тоже.

– Я знаю.

– Так сделай же что-нибудь.

– Что?

– Что угодно. Сообщи. Копам.

– Не знаю, – сказал Донни.

Он поднял с пола одно из одеял и накрыл Мег так, как велела ему Рут. Накрыл осторожно и бережно.

– Не знаю, – сказал он и тряхнул головой.

Потом он повернулся ко мне:

– Мне надо идти.

– Оставь нам хотя бы лампочку. Хоть какой-то свет. Чтобы мы могли как-то помочь ей.

На мгновение он задумался.

– Ладно. Без проблем, – сказал он.

– И хоть немного воды. Тряпку и воды.

– Ладно.

Он прошел в подвал, и оттуда послышался звук текущей воды. Донни вернулся с ведром и тряпками, которые положил на пол. Потом он подцепил лампочку за крюк в потолке. На нас он не посмотрел. Ни разу.

И направился к выходу.

– Увидимся, – сказал Донни.

– Да, – сказал я. – Увидимся.

И он закрыл дверь.

На нас опустилась долгая холодная ночь.

Больше никто к нам не спускался.

В доме стояла почти полная тишина. Только из комнаты братьев едва доносилась музыка. Братья Эверли пели «Мечта – это все, что у меня осталось». После них вступил Элвис со своим хитом «Упрямая женщина». Каждая песня словно издевалась над нами.

Мама, должно быть, уже в истерике. Я представлял, как она звонит в каждый дом нашего квартала в надежде, что я могу быть там, в палатке или на ночевке, не предупредив ее. Потом отец позвонит в полицию. Я все время ожидал отчетливого стука в дверь. И не мог понять, почему они не приходят.

Надежда превращалась в отчаяние, отчаяние – в гнев – гнев в тупую пассивность. Нам оставалось только ждать и вытирать лицо и лоб Мег.

Ее лихорадило. На затылке коркой спеклась кровь.

Мы то погружались в сон, то вяло выплывали из него.

В голове бесконечно вертелись рекламные песенки. Пользуйтесь Аяксом! Пенный очиститель – да-да-да-да-дадум-дум. Смойте грязь в трубу-дум-дада-да-да-дум. Через реку, через лес… реку, через лес… реку, через… Ни на одной песенке я не мог сосредоточиться. И отогнать их от себя не мог.

Иногда Сьюзан начинала плакать.

Время от времени Мег ворочалась и стонала.

Я радовался, слыша ее стоны. Это значило, что она жива.

Она просыпалась дважды.

В первый раз она проснулась, когда я вытирал ее лицо тряпкой и уже собирался сделать перерыв, когда она внезапно открыла глаза. Я был так поражен, что едва не выронил кусок мокрой ткани. Но я сразу же спрятал его за спину, потому что ткань была розовой от крови, и я не хотел, чтобы Мег это видела. Мысль об этом всерьез меня тревожила.

– Дэвид?

– Да.

Она вслушивалась во что-то. Я посмотрел в ее глаза и увидел, что один из зрачков вдвое больше другого, – я пытался понять, что же она видит.

– Ты ее слышишь? – спросила Мег. – Она… она там?

– Слышно только радио. Но она там.

– А, радио. Да. – Мег медленно кивнула.

– Иногда я ее слышу, – сказала она. – Весь день. И Вилли, и Вуфера, и Донни. Я думала, что смогу услышать… Услышать и понять, понять, почему она со мной это делает… я слушала, как она ходит по комнате, как садится на стул… но… я так ничего и не поняла.

– Мег, тебе не следует разговаривать, понимаешь? Ты ранена всерьез.

Речь давалась ей с трудом. Она говорила неразборчиво, словно ее язык не помещался во рту.

– Не-ет… – сказала она. – Я хочу говорить. Я и так постоянно молчу. Мне всегда не с кем говорить. Но…

Она удивленно посмотрела на меня:

– А почему ты здесь?

– Мы оба здесь. И я, и Сьюзан. Они нас здесь заперли. Вспоминаешь?

Мег попыталась улыбнуться.

– Я думала, ты просто одна из моих фантазий. Ты иногда появлялся в них. У меня много… много фантазий. Они появляются, а потом… уходят. Иногда так хочется их вызвать – пробуешь и не можешь. Не можешь ни о чем подумать. А потом… можешь. Знаешь, я умоляла ее. Остановиться. Отпустить меня. Я думала, она это сделает, помучает меня немного и отпустит, поймет, что я ей нравлюсь, а потом я поняла: она не остановится. Я должна была выбраться, но не смогла. Не понимаю ее. Как она могла позволить ему сжечь меня ?

– Мег, пожалуйста…

Она облизала губы и улыбнулась:

– Но ты обо мне заботишься, верно?

– Да.

– Сьюзан тоже.

– Да.

– Где она?

– Спит.

– Для нее это все тяжело, – сказала она.

– Я знаю. Знаю, что тяжело.

Я встревожился. Голос Мег становился все слабее. Мне приходилось наклоняться, чтобы ее услышать.

– Могу я тебя попросить? – сказала она.

– Конечно.

Она сжала мне руку. Но совсем слабо.