Вик Джеймс - Санктуарий [litres]

– Он просто уделял ей больше внимания, потому что у нее были перспективы в спорте, – я слышу в своем голосе мольбу. – И зачем Дэну было насиловать Харпер, которая и так была его подругой?

Майкл пожимает плечами:

– Может, ему это нравилось.

Я не могу этого вынести: ни слов Майкла, ни холодной отстраненности, с которой он их произносит. Я взрываюсь: машу руками, царапаюсь.

Что-то… кулак? ваза?.. врезается мне в подбородок, и голова дергается назад с такой силой, что я наверняка что-то ломаю.

Я отключаюсь.

Когда я прихожу в себя, я лежу на своей постели. Занавески задернуты, свет тусклый.

Я вижу в кресле в углу фигуру. Майкл, спит.

Кто этот мужчина, за которым я замужем?

Мне надо уйти, обдумать все то, что он сказал этим вечером. Я умею двигаться неслышно, так что сползаю с кровати.

– Нам надо поговорить, Эбигейл.

У меня колотится сердце. Значит, Майкл не спал. Он придвигает кресло, и я вжимаюсь в подушки. Муж окружает мою руку своими: не дотрагиваясь, но удерживая, словно птицу в клетке.

– Ты сказал все это, потому что ревнуешь к Дэну? – спрашиваю я. Страх делает меня безрассудной. – Ревнуешь, да? Всегда ревновал!

Он ударяет меня по подбородку с такой силой, что зубы у меня щелкают и во рту появляется вкус крови.

– Заткнись, Эбигейл, и слушай. Ты знаешь, что Дэн такое делал, а теперь есть видео, которое это доказывает. Так что наш сын был насильником. Вот что все будут говорить. Я сказал, ЗАТКНИСЬ!

Он выкручивает мне руку, потому что я рыдаю в голос. Он прав. Он совершенно прав – и это невыносимо. Те сестры, за которыми Дэн вызывался присматривать? Девочка с нашей улицы, к которой он заходил поиграть с ее щенком? Как я гордилась моим очаровательным, предупредительным сыном!

Был ли такой момент, когда я решила ничего не понимать?

– Подумай, как это скажется на нас, – продолжает Майкл. – Я столько лет потратил. И все зря. Я стану просто «папой насильника». Как я смогу смотреть в глаза коллегам? Кто согласится со мной сотрудничать? Что станет с моими исследованиями? С моим наследием?

Он пристально смотрит на меня, переживая насчет своей карьеры, и это неправильно. Так неправильно!

И тут я наконец понимаю, что я вижу.

Это опять работа Сары.

Я тогда, давно, умоляла ее сделать Майкла успешным. Придать моему робкому мужу напористость и честолюбие, которые были бы равны его таланту. И она это сделала.

Сделала слишком хорошо. И теперь в Майкле осталось только это. Не любовь ко мне. Не гордость за сына. Если он о нас заботился или что-то для нас делал, то только потому, что наши поступки отражались на нем.

Он знал, что наш сын гнилой внутри, и покрывал его. Он созвал спартанцев, чтобы организовать вечер памяти – мощное заявление о том, каким популярным был наш сын – чтобы любой компромат на Дэна умер вместе с ним. Важно только положение самого Майкла.

Есть ли в моей жизни хоть что-то, чего не коснулось бы колдовство Сары – и не испортило бы?

– Если это видео разойдется, есть вероятность, что кто-то из этих других девиц тоже выскажутся, – Майкл продолжает говорить. – Так что нам надо это прихлопнуть. Найти объяснение, по которому это стало бы ее виной, а не его. Может, использовать твои слова насчет того, что Харпер это сыграла, чтобы как-то его шантажировать или вытягивать из нас деньги. Или, может, это просто такие сексуальные игры. Подростковые эксперименты. Ведьмы – они такие, и полгорода все равно считают ее шлюхой.

Но я почти не слушаю, потому что внезапно все складывается.

Сара поколдовала над Майклом и изменила его.

Сара поколдовала над Альберто и изменила его.

И Сара колдовала над Дэном. Над моим милым мальчиком. И она его изменила!

Да, технически говоря, Дэниел мог это сделать. С той девчонкой-футболисткой и с теми другими. Изнасиловать. Но он не был виноват. Он ни в чем не был виноват. Наш мальчик умер, выпав из окна у Бриджит. И что бы Сара ни сделала, возвращая его, она при этом его извратила.

– Нет, – спокойно говорю я Майклу и беру его за руку. – Вот что мы будем говорить. Да, Дэниел сделал это с Харпер. Но он ничего не мог с собой поделать. Это не его вина, а Сары. Мы расскажем все, что она сделала тем вечером шесть лет назад. Как она его вернула. Но мы скажем, что она вернула его обратно неправильным. Это защитит нас от любых обвинений. Что бы ни всплыло, Дэниел – жертва. А виновата Сара.

Это не просто удобное оправдание. Это правда. Я это сердцем чую.

Сара испортила моего мужа и мой брак.

Она испортила моего сына.

И теперь весь мир услышит о том, что она сделала.

Мне приходится колотить в дверь и кричать «Полиция!», чтобы Бриджит наконец ее открыла.

– Агент? Я чем-то могу вам помочь? Просто Черил нехорошо, а Иззи все еще…

– Уделите мне минутку.

Бриджит неохотно меня впускает, и то ли мне, то ли самой себе рассказывает о состоянии жены. А потом она останавливается и поворачивается – так неожиданно, что я чуть было на нее не налетела.

– Эта болезнь – она же не магическая? Я знаю, что Сара не стала бы… Но в той статье сказано, что кто-то из копов и те футболисты тоже больны, а вы ведь знаете, что Черил пришлось разбираться с тем неприятным происшествием с Харпер и Беатриз, и она тревожилась, не сочла ли Сара, что Харпер не получила достаточной поддержки… У нее бывают мигрени, но эта уж очень сильная. Она лежит, шторы задернула, есть не может, и не спит из-за боли. О, Боже, как я вообще могу так думать? Мне надо было просто спросить у Сары, но она будет убита тем, что я даже допустила мысль…

И прямо в коридоре Бриджит Перелли-Ли начинает лить слезы. Она плачет тихо, чтобы не потревожить родных, и вытирает каждую слезинку, как только она выкатывается. Я мягко касаюсь ее плеча и не мешаю выплакаться.

– Извините, – она шмыгает носом. – Мне очень стыдно. Просто я боюсь за Черил, боюсь за всех нас. Я была у Сары в ковене. В последние пару дней мой салон почти пустует. Что, если никто не приходит, потому что решили, что я во всем этом тоже замешана? Я подумываю, не закрыть его на несколько дней. Я видела, что сделали со знаком на въезде в город, до того, как его почистили. Знаете, нам на уроках истории говорили, что во время преследований изгоняли не только ведьм, но и невинных людей. Всех, кого только заподозрят. Я много лет с ней колдовала…

Она замолкает. Мне странно и грустно видеть, насколько она растеряна. Боится за жену. Боится, что все это сотворила ее самая близкая подруга. Боится, что подозрения города могут пасть и на нее.

Когда я скажу ей, зачем пришла, она будет в шоке из-за того, что это подозрение падает и на ее дочь.