Вик Джеймс - Санктуарий [litres]

Сосед Фенн выводит из дома трех ревущих малышей. Здания здесь расположены тесно и построены из дерева.

– Вы видели Сару? – ору я в окно машины.

Мужчина трясет головой и сплевывает на землю.

– Надеюсь, она в доме, – бросает он.

Я на мгновение теряю дар речи.

– Подъедем сзади, – Честер хватается за руль. – Если пожар начался в передней части, он мог не добраться до задней. Тут есть проезды. Можно зайти в дом со двора.

Мы разворачиваемся. Честер выскакивает быстрее меня – и мы бежим ко двору Фенн. Там стоит машина со включенным внутренним освещением и распахнутой дверцей.

– Это машина Сары, – говорит Честер. – Наверное, вернулась к дому.

За калиткой царит апокалипсис. Дом превратился в неумелый детский рисунок, сделанный красной, желтой и оранжевой красками. Очертания сохранились, однако они не деревянные, а огненные. Даже на таком расстоянии мне обжигает лицо.

Ближе, гораздо ближе – невероятно близко – стоит Сара Фенн. Ее руки творят властные жесты. Она замирает – а потом основанием ладони разбивает окно.

Любой коп скажет, что будет дальше. Но уже слишком поздно. Мы с Честером не успеваем предупреждающе заорать: из разбитого окна вырывается пламя, бросается вперед с ужасающим ревом.

Я каменею от шока. Вот так ведьме приходит конец. Что-то настолько простое, ужасное и обыденное – после всех этих недель.

Но тут Честер хватает меня за локоть и указывает вперед.

Из пламени целой и невредимой выходит Сара Фенн. У нее на руках – кошка, яростно бьющая хвостом.

И я невольно вспоминаю про Иззи Перелли – которая была на фатальном для Дэна вечере и тем не менее ушла оттуда без всяких проблем с дыханием и без ожогов.

– Возможно, вы слышали те обвинения, которые Харпер Фенн предъявила моему сыну на телевидении, – говорю я. – Наверное, вы ожидаете, что теперь я стану это отрицать. Не стану. Он это сделал.

Толпа отшатывается. Отлично. Санктуарию пора услышать самое страшное.

Сомнительное признание Тэда Болта прекрасно подготовило почву. Шеф только что объяснил всем, как магия Сары Фенн может захватить человека и превратить в мерзкую пародию на него самого.

– Я намерена рассказать вам, почему он это сделал. Ответ прост. Из-за Сары Фенн. Есть одна тайна, которую я храню уже шесть лет. Она – про тот день, когда Сара Фенн сотворила чудо, которое оказалось невообразимо чудовищным. В двенадцать лет мой сын Дэниел выпал из окна и приземлился на голову. Его милая головка раскололась, словно орех… и он умер.

По собравшимся пробегает волна потрясения. Отсюда, сверху, мне это видно: толпа сдвигается, приподнимается, колеблется, шатается.

– Это произошло на вечеринке, дома у друзей. Дети должны были спать наверху. Там была Сара – и другие, которые подтвердят мой рассказ. Мой муж – профессор медицины в Йельском университете. Он сделал все, что мог – но нашего мальчика не стало. В моем горе, в моем безумии, я молила Сару совершить нечто немыслимое. Вы все сделали бы то же самое. Мать, чей ребенок только что умер, будет не в своем уме. Тем человеком, который должен был остаться спокойным, сказать: «Я тебе сопереживаю, но я этого не сделаю», должна была стать Сара Фенн. Она этого не сказала. Она согласилась.

Они на моей стороне – все собравшиеся. Жители Санктуария. Я ощущаю их пристальное внимание, словно кровь в своих жилах. Не это ли постоянно чувствует Сара, забирая нашу энергию?

Как она опасна! Как мы позволили таким, как она, жить среди нас, словно они нормальные люди? Позволили им быть нашими соседями – называли их своими друзьями?

Наши предки были правы. «Ведьме не позволено жить».

Но для этого еще не время. Это время наступит, когда закон вступит в действие.

– Она сделала нечто варварское – пугающее. И я помогала, и другие женщины помогали. Каждый жуткий миг останется в моей памяти до самой моей смерти. И в итоге грудь моего сына содрогнулась – и он сделал вдох. Его глаза открылись. Мой сын вернулся. Но вы все смотрели кино или читали книги. Вы, наверное, уже представляете себе то, в чем я не смела признаться себе. Что Дэниел вернулся другим. Внешне он по-прежнему был моим милым мальчиком. Именно таким Дэн и был на самом деле. Мальчиком, которого, надеюсь, помните вы все. Но время от времени появлялась трещина. Я – его мать. Я его любила. Я не позволяла себе признать правду: что это больше не мой Дэниел. В нем появилась тьма, которая ждала своего часа…

Я представляю это как бесовскую одержимость. Сара упрямо отказывалась говорить о мире духов, и я по-прежнему не знаю, обращалась ли она тем вечером к нему. Но толпа, которая это слушает, может думать, что захочет. Неуверенность даже страшнее знания.

– Вы все знаете правило ведьм: «Что-то отдать за то, что получила». Думаю, жизнь стоит дорого. И платить пришлось моему бедному мальчику, а не Саре. Изредка – очень редко – то, что таилось в Дэниеле, заставляло его ранить людей, и при этом ранить себя самого. И когда он осознавал, что наделал, то плакал и рыдал, и спрашивал меня, что с ним не так.

Это я придумала. Но уличить меня теперь некому.

Еще немного лжи – и этот город станет моим.

– Каждый раз, когда это случалось – а это случалось не так часто, хватит пальцев на одной руке, чтобы сосчитать – Дэн обещал мне, что будет сильнее. Лучше. Что такого больше не случится. А я не могла предать доверие моего мальчика, потому что это же я попросила Сару его спасти. Это я сделала. Я поддерживала сына и молилась за него. Молилась, чтобы мы вместе смогли победить тьму, таящуюся в нем. Когда Сара вернула Дэниела к жизни, я думала, что получила от нее лучший подарок. А это оказалось гадкое, гадкое проклятье, которое испортило нам жизнь. Она знала, что творит – и все равно это сделала. Моего сына нет с нами, чтобы ее обвинить – а он был невинным двенадцатилетним мальчиком, когда она его сломала. Но ее обвиняю я. Я обвиняю Сару Фенн в запретных, противоестественных действиях. Я виню Сару Фенн во всей той боли, которую мой невинный мальчик кому-то причинил. И я обвиняю Харпер Фенн в том, что она его убила, чтобы не выдать тайну ужасного поступка своей матери. Я требую, чтобы их судили. Я требую, чтобы их приговорили к смерти. Этого требуют Библия и законы нашей страны. И этот требует мое разбитое материнское сердце.

Толпа снова приходит в движение. Не отшатывается от меня потрясенно, а приближается с поддержкой. С сочувствием.

С яростью.

– Идите домой, – говорю я им. – Идите домой, отдыхайте, молитесь и готовьтесь. Потому что мы должны быть отважными и поступать так же, как наши предки. Вернуть нам наш город. Освободить его от ведьмовского зла и вернуть в него святость.