Татьяна Корсакова - Шепот гремучей лощины [СИ litres]

– Ну же, Всеволод! Посмотри мне в глаза! – И не голос, и не просьба, а словно бы мысль. То ли его, то ли чужая.

Не его точно, вот ее – девочки.

– Впусти меня. Не противься. Дай показать.

Вот она чего хочет, синеглазая. Хочет к нему в голову, чтобы показать. А на словах что же? Или нет в его сне подходящих слов?

– Закрываешься… Даже во сне закрываешься. Первый раз получилось, а теперь никак. Слабею… Последний шанс, Всеволод. И у меня, и у тебя, и у нее.

– У кого? – Девочка смотрела на него снизу вверх. Строго смотрела, по-учительски… – Ольга Владимировна?!

– Кончается мое время, Всеволод. Я и так задержалась больше отведенного и сделала больше дозволенного. Опусти мост, мальчик…

Какой мост? Во сне все такое зыбкое, непонятное. То ли мысли, то ли воспоминания, то ли грезы.

– Это твой замок, тебе виднее. Опусти мост, я покажу.

Сева огляделся. Его замок? Все вот эти башни, бойницы, кованые ворота его?! Раньше все было белокаменное, ажурное, парящее. А теперь серое, ощетинившееся, неподъемное… Вот этот подъемный мост… Его опустить?

Только подумал, как мост со скрежетом пошел вниз, а башня, ближайшая к нему, начала рушиться.

– Не бойся, я успею. – Девочка взяла его за руку, заглянула в глаза…

Сева проснулся в холодном поту, вскинул руки, уклоняясь от летящих на голову камней, и лишь потом открыл глаза.

– Кошмар, блондинчик? – спросил Митяй почти сочувственно. – Упыри снились? Мне они почти каждую ночь снятся. Я хоть не ору во сне?

– Не орешь. – Сева покачал головой, а потом неожиданно для самого себя сказал: – Мне нужно уйти.

– Куда? – Насмешки в Митяевом голосе поубавилось.

– Туда.

– Хочешь своими глазами увидеть?

Все-таки научились они понимать друг друга с полуслова.

– Да.

– Не будет там ничего, Сева. – Уже и по имени называет. Верный признак, что волнуется. – Если и были какие следы, так их давно снегом замело.

– Нет больше снега, весна на дворе. – Из медного таза Сева зачерпнул воды, плеснул себе в лицо.

– Но и следов никаких тоже не осталось. Сева, ты меня сейчас послушай, только не кипятись, просто попытайся понять. Нет ее больше, понимаешь? Мамки моей нет, и Танюшки твоей нет. Ни я мамку мертвой не видел, ни ты Танюшку, но это ничего не меняет. Их больше нет в живых.

– Я должен убедиться.

Он и сам не понимал, в чем именно хочет убедиться. В том, что увидел во сне? А сон это что, если не ошметки чувств? Он просто не хочет поверить, что Таня мертва. И он должен убедиться! Потому что иначе мучиться ему до конца своих дней.

– Хорошо. – Митяй замолчал, наверное, подыскивая новые аргументы. – Я сейчас тебе сделаю больно, но это по-дружески, почти по-братски.

Не хотелось еще больше боли, но если по-братски…

– Горыныч той ночью взял их след. Батя говорил. След взял, но вернулся. Почему он вернулся, Сева? Не потому ли, что нашел ту, которую искал?

Больнее не стало. Сева и сам уже сотни раз прокручивал в голове один и тот же вопрос. Почему вернулся Горыныч? Если бы не сон, он бы, наверное, смирился. А теперь он обязан увидеть все своими собственными глазами.

Митяй все понял без слов, покачал седой головой, спросил:

– Когда собираешься уходить?

– Сегодня.

В землянке повисло тягостное молчание, а потом Митяй сказал:

– Я с тобой.

– Не нужно, оставайся с отцом.

– С отцом все будет в порядке. Если тогда не помер, то и сейчас не помрет. А вот ты или в болоте потопнешь, или в лесу в волчью яму свалишься. Ты же городская рохля, блондинчик! – сказал и беззлобно ткнул Севу в грудь. – Опять же, дорогу ты не знаешь.

– Что-то твое знание нам в прошлый раз не сильно помогло. – А он обрадовался! Самому себе признаваться не хотел, но обрадовался вот этому решению Митяя.

– В прошлый раз я был не в форме. Да и поперлись мы на болото ночью.

– За кем поперлись? – усмехнулся Сева.

– Не важно. – Митяй махнул рукой. – Важно, что сейчас я в форме и готов подставить плечо.

– Спасибо, – сказал Сева и тоже ткнул Митяя в грудь.

– Благодарить будешь, когда мы из болота выберемся. А пока давай решим, как будем действовать.

– Никому не говори, – предупредил Сева. Не хотел он, чтобы за ними увязался еще кто-нибудь. Пусть даже та же Соня. Шли они в самый вражеский тыл, а в тылу лучше быть самим по себе.

– Даже бате? – Про Соню Митяй не думал, он сразу подумал про отца. – Я уверен, он отговаривать не станет.

– Отговаривать не станет, просто попросит, чтобы мы подождали, пока он встанет на ноги. Он нас одних не отпустит, Митяй, а у меня нет времени, чтобы ждать.

Митяй немного помолчал, а потом сказал:

– Я ему записку напишу, суну в пачку папирос, попрошу Соньку отнести. К тому времени, как он пачку распечатает, мы уже будем далеко. Ты же должен понимать, блондинчик, что не могу я его оставить вот так! – добавил он с вызовом.

– Я понимаю. С запиской ты хорошо придумал.

– Ну тогда я еще кое о чем подумаю, – сказал Митяй заговорщицким шепотом.

Сева понял его без слов. Митяй имел в виду оружие. Автоматы, с которыми они явились в отряд, забрал Голова. Спички детям не игрушки. Что-то такое он тогда проворчал. Думает, что они после всего пережитого до сих пор дети. Ну-ну…

– Прям сейчас пойду, пока темно. Я уже разведал, где у них арсенал. Еды с собой брать не будем, по дороге что-нибудь сообразим. Давай, блондинчик, собирай манатки. Через пятнадцать минут выдвигаемся!

Горыныч нагнал их на болоте. Сказать по правде, Темному зверю они даже обрадовались. Может, и не помощник, но, так уж вышло, что неплохой защитник.

– С нами пойдешь? – Митяй осторожно погладил Горыныча по костяной башке. Она ему нравилась больше остальных. Так уж вышло.

Костяная башка клацнула челюстями, вроде, и угрожающе, но он не испугался. Сева тоже не испугался, гладить Горыныча не стал, вместо этого спросил:

– Почему ты вернулся?

Конечно, ему никто не ответил! Горыныч может и был поумнее некоторых людей, но разговаривать пока не научился.

– Разве ты не должен был идти до самого конца? Не должен был ее найти?

– Так может он и дошел до самого конца? – Не хотелось начинать этот разговор снова, но шастать по болоту с сумасшедшим тоже не хотелось. А Сева сейчас выглядел именно так. Одержимым он выглядел.

– Разберемся! – И как все сумасшедшие, он отказывался мириться с правдой, собирался разбираться.

– Ну, пойдем. – Спорить Митяй не стал, потому что поставил себя на Севино место. Если бы речь сейчас шла не о Таньке, а, к примеру, о бате? Да он бы даже и слушать никого не стал! Не остановил бы его никто!

Вот и он останавливать не станет. Просто присмотрит, по-дружески. Интересно как выходит! Никогда у него не было настоящих друзей, как-то не получалось дружить по чужим правилам, а тут и правил особых нет, а дружба, кажется, есть.