Татьяна Корсакова - Шепот гремучей лощины [СИ litres]

– Не возражаешь? – Он сбросил куртку, натянул пальто. – Продрог до костей.

– Да пожалуйста. – Митяй следил за ним из-под полуопущенных век. – Давай пожрать чего-нибудь себе сваргань, а я подремлю.

И даже о сухих дровах позаботился дядя Гриша! Аккуратные полешки лежали рядом с печкой, а спички нашлись в кармане пальто. Севе только и оставалось, что развести огонь. И раздобыть воды…

– Ручей тут в пяти метрах, – ответил Митяй на его незаданный вопрос. – Котелок за печкой.

Ручей Сева нашел по тихому журчанию воды. По дну оврага стелился густой туман, но сейчас это было даже хорошо – точно не будет виден дым от печи.

Когда он вернулся обратно в схрон, Митяй уже спал. Сева потрогал его лоб, он показался горячее, чем раньше. Да и дыхание Митяя сделалось сиплым, беспокойным. Отгоняя дурные мысли, Сева взялся за приготовление завтрака. Перловка с тушенкой – пища богов! Главное, сейчас ничего не испоганить, потому что повар из него был не так чтобы очень хороший.

Получилось хорошо, очень вкусно. В ящике дяди Гриши Сева нашел алюминиевую ложку и такую же чашку. Пить и есть они с Митяем могут и по очереди. Нужно только Митяя разбудить.

Митяй просыпаться не хотел, ворчал, отмахивался, но Сева был непреклонен. Для скорейшего выздоровления человек должен нормально питаться и много пить. Этот непреложный факт он узнал от Лидии Сергеевны и теперь был намерен ему следовать. Даже если придется кормить Митяя с ложечки.

Он даже попытался, но Митяй оскорбился, дрожащей рукой отобрал ложку. Вот только съел совсем немного. Зато чая выпил целых две кружки.

– Сам поешь, – сказал, натягивая до подбородка одеяло. – Ты сегодня полдня конем работал. Небось, умаялся.

Сева и поел. С превеликим удовольствием! Кажется, никогда в жизни он не ел такой вкусной еды и не пил такого вкусного чаю. Теперь бы поспать.

Он устроился прямо на земле возле горячего печного бока. Ему бы только полчасика подремать…

Из лагеря выступили, когда окончательно рассвело. Наверное, Влас опасался переходить болото по темноте. Зря опасался, эти места Григорий знал как свои пять пальцев. Знать-то знал, но спорить не стал, понимал, что с Власом спорить бесполезно. Одного раза хватило…

И оружия ему не выдали. Вот такие пироги…

– Все, что твои удальцы в отряд принесли, то потом с собой же и прихватили, – сказал Влас мрачно. – А отряд обескровливать я не позволю, у нас тут каждый ствол на счету, сам понимаешь. Поэтому ты уж, Гриня, как-нибудь сам. Мирным путем, так сказать.

Мирным путем – это значит с голыми руками против фрицев. Ну что ж, как-нибудь управится.

– У меня с собой нож был. – Григорий бросил на командира косой взгляд.

– Не было, – отрезал тот. – Ничего у тебя с собой не было, кроме нафаршированного свинцом брюха.

Врет. Нож у Григория всегда имелся. За голенищем, по-разбойничьи. Эх, дурканул он! Надо было к Шуре сбегать, попросить хоть кухонный. Шура бы не отказала, но теперь уж поздно.

А Влас, по всему выходит, ему не доверяет. Несмотря на все его недавние заслуги перед отечеством. Да и с чего бы менту доверять уголовнику, пусть даже и заслуженному! Поэтому на Власа Григорий был не в обиде, рассудил, что оружие можно найти и по пути. Времена нынче смутные, всякое может случиться.

Вот потому, что времена смутные, он и решил подстраховаться.

– Тогда давай-ка, Влас Петрович, организуй мне посох!

И шли они как раз мимо осинника. Очень удобно, если разобраться.

– Посох? – Влас старался держаться позади, но сейчас поравнялся, заглянул в глаза.

– Посох. – Григорий широко улыбнулся. – Мы ж через топь пойдем. Всякое может случиться. – Вот, смотри, и деревце как раз подходящее.

– Деревце, говоришь, подходящее? – Влас задумчиво осмотрел осину, а потом вытащил из-за пояса топорик. Сам-то он к походу подготовился, вооружился до зубов и топориком, и ножиком, и автоматом.

– Ну, а чего далеко ходить, когда вот оно – все под рукой?

Осинку Влас срубил одним махом, но вот затачивать, вопреки надеждам Григория, не стал. Но, как говорится, и на том спасибо. Даст бог, и не пригодится осинка. Детишки ему про упырей доложили первым делом. Григорий слушал их рассказ и холодел душой от мысли, что с ними могло случиться непоправимое, а он ничем не сумел бы им помочь. Оставалось надеяться, что это были последние упыри. Не могла же старая карга оказаться такой плодовитой! И вообще, как же он не подумал, что Ирма фон Клейст решится позабавиться напоследок? Эксперимент с бедной Настеной ей ведь удался…

Довольно долго шли в полном молчании. Григорий думал о своем, но под ноги смотреть на забывал, потому как вот она – трясина, чавкает под ногами, булькает газовыми пузырями. Если ты к такому непривычный, на болото лучше вовсе не соваться. Не для слабонервных получается путешествие. Вот он с малолетства на болото ходил. Сначала с мамкой и бабкой за клюквой, а позже с дедом на охоту. Потому и знал, какие ловушки может устроить человеку топь.

Он знал, а вот Влас, похоже, подзабыл. Задумавшись о своем, Григорий не сразу услышал всплеск за спиной, сделал по зыбкой гати несколько шагов и лишь потом обернулся.

И на старуху бывает проруха… Проруха приключилась с бывшим следователем, а нынче командиром партизанского отряда Власом Петровичем Головиным. Проруха засосала его по самые подмышки, так, что теперь над гнилой болотной водой виднелась только его башка да рука, цепко сжимающая приклад автомата.

– Оступился, Влас Петрович? – вежливо поинтересовался Григорий. – Ты сейчас, главное, не рыпайся. Будешь рыпаться, они тебя быстрее утянут.

– Кто? – прохрипел Влас, но рыпаться и в самом деле стал меньше.

– Кикиморы, или еще какая болотная нечисть. Мне бабка всякое рассказывала. Я бы тебе тоже порассказал, но у тебя, как я погляжу, времени на сказки не осталось.

Про время Влас очень хорошо все понимал, по глазам было видно, по вот этому полному отчаянной ярости взгляду. Другой бы уже благим матом орал, молил о спасении, а этот молчит, только глазами зыркает. Григорий вздохнул, улегся на пузо, прямо на сочащуюся болотным гноем зыбкую не-твердь. Несколько метров полз по-пластунски, а потом одной рукой уцепился за ствол чахлой березки, а вторую с зажатым в ней посохом выкинул вперед.

– Хватайся, товарищ командир.

Схватился. Дважды просить не пришлось. За посох схватился, но автомат из второй руки не выпустил. Такой молодец.

Григорий потянул. Боялся, не будет после ранения сил. Ан, нет! Были и силы, и сноровка, и злость на Власа, за вот это его недоверие. Злился и тянул, тянул и злился. Пока не вытянул! Трясина отпустила свою жертву с мерзким разочарованным чавканьем, запузырилась, закипела, словно котел. И в самом деле впору вспомнить бабушкины сказки про кикимор. Вот только не верил Григорий в кикимор. В упырей верил, в адского пса верил, а в кикимор что-то не получалось.