Татьяна Корсакова - Шепот гремучей лощины [СИ litres]

– Не было там никакого чудища, – сказал Григорий, подкидывая дровишек в костер и натягивая на себя высохшую рубаху.

– А кто был? Кто жену твою, царствие ей небесное, убил? Ты уж прости меня, Гриня, за прямоту, но Зосимович нам тут рассказал про то, какие там были раны.

В этот самый момент Григорию захотелось Зосимовича придушить за эту его болтливость. Аж, руки зачесались.

– Я не знаю… – сказал он, пряча руки в карманы брюк.

– А если бы знал? Неужто не захотел бы эту тварь изловить? – Деликатности в Зверобое не было ни капли. Его тоже захотелось придушить…

– Не в том я был положении, чтобы охоту устраивать, – процедил он сквозь сцепленные зубы.

– А я вот в том положении был! – Зверобой вскинулся и тут же застонал от боли. – Я сразу неладное почуял. Чуйка у меня! – Он обвел их с Власом полным превосходства взглядом. Влас слушал очень внимательно, не перебивал и не возражал. – И главное, понимаю, что зверь рядом крутится, а засечь его никак не могу. Но тут уже дело чести, сами понимаете! Я пацанов к лагерю отвел, а сам обратно на болото. Очень мне любопытно стало, что это за монстра такая.

– Ну, и что за монстра? – спросил Влас с усмешкой. – Видел ты ее?

– Видел. – Зверобой помрачнел. – Только вот даже не знаю, как о таком рассказать, чтобы вы меня сумасшедшим не посчитали.

– А как есть, так и рассказывай! Вон меня Гриня сегодня кикиморами пугал. Ничего, как-то выжил после его сказок. Так что за зверь на тебя напал?

– А вот я и не уверен, что зверь, Влас Петрович. Если и зверь, то точно из преисподней.

– Это почему же? – спросил Григорий, чтобы его незаинтересованность не показалось слишком уж подозрительной.

– Потому что где ты видел зверя, похожего на псину, но с красными глазюками и размером с медведя?

Григорий видел, даже имел счастье познакомиться, но говорить о таком нельзя. Поэтому он лишь скептически хмыкнул. А еще про себя подумал, что Горыныч, видно, перед тем, как напасть на Зверобоя, снова растроился. Про три башки же, вроде, речи не идет.

– Вот, я же говорил, что не поверите. – А Зверобой не обиделся. Так сильно было его потрясение от встречи с Горынычем. – Я бы и сам не поверил. А он на меня из темноты как выскочит! Глазюками как зыркнет! Зубами как щелкнет! И все, стыдно признаться, отключился я. Даже не от боли, а от страха. Первый раз со мной такое.

Отключился Зверобой не от страха и не от боли, а потому что Григорию уж очень захотелось, чтобы он все забыл. Вот он и забыл.

– И что же этот зверь тебя не порвал? – спросил Влас вроде как участливо, но все равно ехидно.

– А не знаю, товарищ командир! Может не по вкусу я ему пришелся, а может не по зубам. Одно только знаю: очухался уже под утро, лежу мордой в грязь, а вокруг следы… – Зрачки его расширились от внезапного удивления.

– Какие следы? – Тут же вцепился в него Влас по старой своей ментовской привычке.

– Так звериные. Лапищи вот такие! – Зверобой широко развел руки, показывая, какие лапищи, и явно преувеличивая их размер. – А еще человечьи, – добавил шепотом.

– Человечьи? – переспросил Влас с еще большим интересом. – Следы от сапог?

– Если бы! От босых ног! Представляете, в этот холод да босиком?!

Григорий представлял.

– Может померещилось? – предположил Влас.

– Я охотник! Следопыт, каких еще поискать! Гриня не даст соврать. Гриня, скажи!

Григорий молча кивнул.

– А там прямо босые ноги, вот такая лапища! – Он снова широко развел ладони.

Григорий усмехнулся. Не зря говорят, что у страха глаза велики. У него всего-то сорок третий размер ноги.

– И главное, следы к лагерю вели. Вот что интересно, товарищи! Я уже и жалею, что тогда испугался, не пошел по следу.

– Интересно. – Влас вытащил папиросы, выдал им с Зверобоем, закурил сам. – И кто это, по-твоему, мог быть?

Зверобой долго молчал, а потом сказал с явным смущением в голосе:

– По-моему, очевидно все. Это… – он сделал драматическую паузу. – Это оборотень. Перевертыш по-другому.

Григорий не выдержал, расхохотался. Только вот смеялся он от облегчения, а не потому, что хотел обидеть Зверобоя. Оборотень – это ведь еще более неправдоподобно, чем упырь!

– А чего ты ржешь, Гриня? – тут же обиделся Зверобой. – Сам посуди! Сначала босые мужские следы, потом звериные. И зверь – не зверь. И глаза огнем горят.

– Пить нужно меньше, – сказал Григорий, отсмеявшись.

– Да я уже месяц в рот не брал! Или ты думаешь, что это я сам себя покусал?! – Зверобой в ярости дернул с плеча куртку и тут же застонал от боли.

– Я думаю, что если это был оборотень, то тебе, Вася, хана! Через месяц сам начнешь на луну выть и на людей бросаться.

– Тьфу на тебя! – Зверобой испуганно перекрестился, бросил быстрый взгляд на Власа и сказал виновато: – Извините, товарищ командир! Это я от неожиданности, так-то я неверующий. Атеист я.

– Атеист, а сам про оборотней нам тут рассказываешь, – усмехнулся Влас. – Не разобрался ты, скорее всего, в темноте и со зверем, и со следами. Или почудилось что в тумане. Туманы ж нынче стоят странные. Давно таких не припоминаю.

– Но от нас все равно держись подальше, – поддел Григорий. – Особенно в полнолуние.

– Дурак ты, Гриня! – Зверобой махнул на него здоровой рукой. – Тебе бы все шуточки шутить, а я докажу! Пристрелю эту гадину и башку красноглазую тебе принесу, чтобы ты собственнолично убедился! Вася-Зверобой врать не приучен!

– Да ты не обижайся. – Сделалось неловко за эти свои насмешки. Ведь Васька и в самом деле пережил страшное. По его вине, можно сказать, пережил. – Мы тут всякого навидались. Может и в самом деле зверь какой. Ну, что-то небывалое, нездешнее. Рана ведь у тебя настоящая.

– Вспомнил он про рану! – Зверобой был парнем вспыльчивым, но отходчивым. Да и, по всему видать, не хотелось ему сейчас от них уходить. – А я тебе так скажу! Дед мой, царствие небесное, мне про этого оборотня еще в детстве рассказывал! – Он глубоко затянулся папиросой. – Он тогда сам еще пацаном был, когда своими собственными глазами его видел. И не смейся! Нечего тут… Вот когда Гремучий ручей подожгли, – он бросил быстрый взгляд на Власа, сказал: – Вы ж нездешний, товарищ командир, а наши эту историю все знают. Темная история, кровавая! Дед рассказывал, что молодую хозяйку деревенские тогда в ведьмовстве заподозрили.

– В ведьмовстве? – Влас удивленно приподнял бровь.

– А как иначе? Мужики стали в Видово пропадать. Все молодые и крепкие, как на подбор. А потом их всех в овраге нашли с разорванными глотками, словно бы зверь какой их… тогось. – Зверобой выпучил глаза. – Ну, на зверя и подумали. А один из мужиков возьми и сознайся, что это молодая барыня ворожбу наводит, что на него тоже пыталась напасть, но он убежал. Ну, тогда все деревенские и поднялись, двинулись на усадьбу. Барина прирезали и на дереве вздернули, а ведьму эту, вроде как, в часовне заперли и спалили. Только вот не нашли потом в часовне ни косточки. А все почему?