Татьяна Корсакова - Шепот гремучей лощины [СИ litres]

Отвечать Григорий не стал. Чувствовал он себя так, словно бы это его самого живым закопали.

– Ну, я подумал, мало ли что. Всякое в спешке могло случиться. Иногда снаряд в одну воронку может и два раза… Но чтобы три… – Он сделал глубокую затяжку, закашлялся.

– Третий заживо погребенный? – спросил Влас.

– Тогда я тоже еще думал, что заживо. – Зверобой закивал. – А потом эта дамочка обернулась… – Он с такой силой сжал в руках папиросу, что та переломилась пополам, а Зверобой этого даже не заметил. – Не живая она была, мужики, – сказал он приглушенным шепотом. – Мертвячка. Как есть, мертвячка!

– Мертвячка? – Влас приподнял бровь.

– Я понимаю, товарищ командир. Ты сейчас скажешь, что я или с ума сошел, или спился…

– Я скажу, что далеко было, – перебил его Влас. – Ты ее мог толком не разглядеть. А от одного лишь того факта, что кто-то из могилы выбирается, мозги могут запросто набекрень съехать.

– У него зрение, – сказал Григорий, думая о своем, о том, что все может быть куда хуже, чем кажется. – Он белке в глаз со ста шагов попадает.

– Глаз… – прошептал Зверобой. – Вот и я про глаза. Черные они у нее были, неживые. И знаете, как она обернулась?

Григорий знал… Точно так же обернулась Зося…

– Человек же как оборачивается, если ему нужно? Он всем телом и плечами оборачивается. Ну и головой немного. А там только головой. Понимаете? Как у куклы у нее голова повернулась. И глазюки эти черные сразу меня нашли. А как нашли, так она и запела. Грустную какую-то немецкую песенку. Слов я конечно не понял, но песенку эту буду до конца своих дней помнить. Она пела и из могилы выбиралась. Но как бы нормальная баба выбиралась?

Нормальная баба бы из могилы не выбралась, подумалось с горечью.

– Как? – спросил Влас. Лицо его побледнело, и теперь сам он мало чем отличался от мертвяка.

– Ну, она бы первым делом землю с себя стряхнула. С волос там, с юбки. Ну, чтобы красивой быть, аккуратной. А эта не стряхнула, словно и не заметила, что вся перемазанная. Она мне улыбнулась… У меня аж похолодело все внутри от этой ее улыбки. И пальчиком к себе поманила. Вот так. – Зверобой согнул указательный палец, посмотрел на него с недоумением. – И знаете что? Понял я, дорогие товарищи, что, если вот прямо сейчас не унесу ноги, конец мне придет. Ружье у меня с собой, а даже не подумал, что можно стрельнуть в нее. Такой страх меня обуял, до сих пор, как вспоминаю, так холодным потом прошибает. Я сначала-то на карачках да задом, а потом уже понял, что бессмысленно от нее прятаться, что увидела она меня. Или почуяла… Вот тогда я и бросился бежать со всех ног. И знаете что?

Было видно, что Зверобою необходимо выговориться, что эта история для него куда страшнее и реальнее истории с оборотнем. Что нисколько ему не стыдно за этот свой страх, а поделиться хочется. Просто чтобы не носить это все в себе.

– Что? – спросил Григорий.

– Погналась она за мной. Сначала на двух ногах бежала, как человек. А потом упала на четыре и уже по-звериному, с воем.

Зверобой пытался в своей голове увязать то, что увязать никак не получалось – мертвую немецкую женщину и оборотня. Зверобой искал нить и связь, которой на самом деле не было. А что было, о том Григорию не хотелось и думать. Были упыри. Те самые «игрушки» старухи фон Клейст. Такие же, как бедная девочка Настя, только, наверное, более опасные. «Игрушки» эти по упыриной традиции сначала вроде как умерли, а потом воскресли. Вот это воскресение Зверобой и застал. Вот что-то похожее случилось и с ним, с Григорием. Только в отличие от тех упырей, ему удалось сохранить разум. Как удалось? Были у него кое-какие мысли на этот счет. И все они крутились вокруг тети Оли, вокруг ее последнего подарочка. Вот уж точно… подарочек. Лучше бы сдох он тогда в том овраге! Для всех было бы лучше. А если бы не сдох? Если бы стал таким, как эти упыри, которых видел Зверобой? Как Зося если бы стал? К кому они первым делом идут? К кому Зося пришла? К тому, кого любила и знала при жизни. Вот и он бы пришел к Митяю…

– Ты чего, Гриня? – пробился сквозь мрачные мысли голос Власа. – Вид у тебя такой, словно это ты только что ожившего покойника увидел.

– Я думаю, – буркнул он.

– О чем?

– О том, что их там трое было. Тех, кто из могилы выкопался.

– Может и больше, – ввернул Зверобой. – Сами понимаете, я дожидаться не стал, мне и того, что увидел, хватило, чтобы до конца дней своих кошмарами маяться. А к чему это ты клонишь, Гриня? – Он подозрительно сощурился.

– К тому, что оборотень, выходит, не один, а целая стая. Откуда тут целой стае взяться? – Григорий бросил быстрый взгляд на Власа, подмигнул, а потом добавил: – Ну, это если поверить, что оборотни вообще существуют.

– Не знаю. – Зверобой не обиделся. Кажется, сам он не задавался таким вопросом и сейчас тоже призадумался.

– Пустое все, – оборвал их разговор Влас. Решительно и зло оборвал. – Увидел ты, Вася, что-то с пьяных глаз. Ну, может и в самом деле фрицы кого-то из своих живьем закопали.

– Почему это с пьяных глаз? – Оскорбился Зверобой. – Я ж говорил, что месяц в рот ничего не брал.

– Ну, пусть и на трезвую голову. Допускаю, что увидел ты что-то необычное. Ну вот, к примеру, как выбирается раненый из могилы, а остальное – это уже плод твоей фантазии…

– Скажете, и вот этот укус, – Зверобой тронул себя за раненное плечо, – плод моей фантазии?

– Не скажу. – Влас покачал головой. – В укусах я не разбираюсь, я больше по пулевым ранениям.

– А раз не разбираетесь, товарищ командир, так и нечего тут… – Зверобой возмущенно засопел, сжал покрепче приклад своего ружья и отошел от костра.

– Странные дела… – пробормотал Влас, провожая его взглядом. – Мало нам фашистов.

– И не говорите, товарищ следователь, – поддакнул Григорий. Сам он окончательно утвердился в мысли, что двигаться нужно к Гремучему ручью, а по дороге взглянуть на эту… могилу. И смотреть теперь нужно в оба. Потому что, один черт знает, сколько на самом деле упырей из нее выбралось. Ребятки рассказывали, что убили двоих в овраге. Вот, наверное, ту немецкую дамочку и убили. И еще, кажется, шестерых на подступах к болоту. Далеко, выходит, забрели «игрушки» старой ведьмы. Хорошо, если их было всего восемь, но кто знает? Да, нужно смотреть в оба.

Дальше шли молча и так быстро, как только могли. Поначалу Влас еще поглядывал на Григория, интересовался самочувствием, но скоро интересоваться перестал, понял, что справляется Григорий хорошо и обузой ни для кого не будет. А Зверобой то уходил, то возвращался. Наверное, выискивал в чаще своего оборотня. Или таким привычным способом пытался успокоиться.

Потому и к деревне они вышли еще при свете дня. К тому, что от деревни осталось…