Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

— Прости малыш… ты не видел тут… а, ладно.

Мальчик — теперь можно было заметить, что он выше Кирилла на полголовы — отвернул лицо и побрёл по своим делам, чем дальше, тем больше проваливаясь в снег. Такое чувство, что он… что они потеряли связь со своими глазами, что смотрят они теперь не наружу, а вовнутрь.

Выбравшись обратно на дорожку, Игорь задумался. Кирилл был одет в тёмно-зелёную куртку и чёрную шапку — то есть ровно в такую одежду, в которую одевают своих подрастающих чад девяносто процентов серьёзных родителей. Какие же дураки! Игорь сейчас созерцал, по меньшей мере, полдюжины тёмных шапок. Все куда-то брели, разными дорогами, но в одном направлении. Далеко впереди, между киосками, мелькало несколько фигур цепляющихся друг другу за куртки на манер паровозика или змейки — ноги они переставляли с пугающей синхронностью. Игорь шарахнулся от какой-то девочки, нижняя губа которой лоскутами свисала на подбородок — кажется, это не доставляло ей никаких ощутимых неудобств, — побежал вперёд, заглядывая в лицо каждого, кто встречался на пути, потом назад: Кирилл вряд ли успел уйти далеко, и может, даже ждал папку, нарезая круги вокруг какого-нибудь дерева. Кое-кто действительно так делал: вокруг иного ствола образовались чёткие, идеально круглые тропинки, и некоторые дети, завидя такое чудо, вдруг меняли направление (но не меняли выражение лица), чтобы добавить десяток своих следов. Потом, как бельчонок, обнаруживший, что его дерево отнюдь не единственное, переходили к соседнему и нарезали круги уже вокруг него. Постепенно восьмёрки замыкались в цепочки, которые грозили соединить в единое целое весь парк — если конечно снег не застелет всё это своим покрывалом. Игорь начал думать о старинных ритуалах, которые частенько показывали в фильмах по Стивену Кингу, но быстро решил, что спокойнее будет не заморачиваться, а полностью сосредоточиться на поисках сына.

Он начал продвигаться к центру парка, и возле неработающего фонтана увидел как ручейки детей, стекаясь сюда, превращались в речку. Бордюр фонтана служил как будто звёздочкой, вокруг которой наматывалась цепь, и каждым звеном цепи было ребёнок. Они обходили кругом, почтительно и молчаливо, как паломники, как ирландские призраки, что лунной ночью кружатся вокруг места захоронения, и текли дальше. В уши как будто набили ваты. Умом Игорь понимал — это всё снег, если бы не он, были бы слышны все эти шаги, и шарканья, и прочее. Зато в голове почти явственно был слышен голос: — «тебя не должно тут быть. Ты здесь лишний. Уходи».

И он, развернувшись, побежал. Выскочил за ограду, упёршись ладонями в колени, кашлял и плевался. Сгущалась темнота, в парке стали видны фонари. Не то чтобы они только что зажглись — скорее всего, горели весь день, но стали заметны только сейчас. Они мерцали в волнах снега, будто маяки посреди бури.

Нелегко признавать своё поражение перед сборищем детей, но Игорь был готов сделать это с радостью. Кем бы они ни были… кем бы они ни стали … вряд ли они принадлежат миру людей в том его понимании, к которому все мы привыкли. И вряд ли остаётся какой-то смысл их задерживать.

С этой мыслью Игорь отправился домой. Остаётся объяснить это жене — а вот это уже задача совершенно другого порядка.

На третий день телевидение пропало совсем — будто схлопнулось от стыда оттого, что в кои то веки не может решить проблемы на него возлагающиеся. Лёжа на диване и разглядывая бороздки на потолке, Игорь думал: очнутся ли теперь люди от своего цифрового сна? Выйдут ли на улицу? Перед глазами всё ещё стояли пустынные дворы и редкие следы на заснеженных тротуарах, каждый из которых смотрелся как истаивающий след верблюда между грудей великой пустыни цвета жжённого сахара. Город-миллионник вымер.

Снегопад не прекращался второй день, и не похоже было, что он прекратится в ближайшее время. Ленка была в комнате Кирилла. То ли спала, то ли просто лежала, отвернувшись к стенке. Она перебралась туда, как только Игорь вернулся с дурными известиями. Вряд ли стоит говорить о тех выражениях, которыми она высказывала всё, что думает о муже. Игорь же не мог отделаться от воспоминаний. Взрослых людей он всё-таки увидел. Двадцать минут назад он стоял в очереди, состоящей из хмурых стариков и старух. Она выстроилась к «газику», с которого продавали хлеб и ещё кое-какую снедь. Странно, что никто не кричал и не ссорился, как то привычно было видеть в архивных съёмках начала девяностых. Хлеб продавали только по две буханки в одни руки, муку — только по одной пачке, но спор по этому поводу вёлся вяло, и звучал как будто из старого магнитофона, убавленного на минимум. Через сорок минут, еле передвигая замёрзшими ногами, Игорь добрался до импровизированного прилавка и получил своё — два мёрзлых «кирпичика» хлеба по тридцать пять рублей.

Уже у самого дома что-то заставило Игоря зайти в распахнутую настежь заднюю дверь мини-магазина, где он увидел четырёх в усмерть пьяных мужиков, ползающих по полкам и сгребающих всё, что попадётся под руку, в мешки. Свет они включить не догадались и потому шарили почти вслепую, при помощи одного лишь фонарика на брелке. Игорь нашёл над дверью автомат, включил его и, как только зажглась тусклая лампочка, взял то, что ещё не обрело хозяев — пятилитровую бутылку питьевой воды, пачку гречки и несколько тюбиков зубной пасты только потому, что она прекрасно входила в карманы. Мародёры смотрели на него тусклыми коровьими глазами как на пустое место, или как на человека, которого привыкли видеть по пять раз в день. Фонарик никто даже не подумал выключить, луч его, едва различимый в свете лампы, сверкал на банках с консервами. Консервы Игорь тоже с удовольствием бы прихватил, но руки, увы, уже были заняты.

Вот и весь его день. Смиренно сложив к ногам своего божества дары и прочие припасы, он столь же смиренно выслушал вопли и слёзы, и в одиночестве отправился спать. Ленка, конечно, порывалась идти искать сына чуть ли не в халате, но Игорь, вспомнив диковинные узоры на снегу в парке, которыми дети будто выписывали витиеватое «ужас», её не пустил.

Если бы он мог, то пролежал бы так без движения весь день. Сон то приходил, то улетучивался, прятался от доносящихся откуда-то с улицы криков под кровать. Но, в конце концов, всегда приходит понимание: если ты не встанешь сегодня, не сделаешь что-то, то завтра будет хуже. На круги своя уже ничего не вернётся, и в твоих силах разве что только замедлить своё персональное падение в пропасть.

Это мифическое что-то и погнало его на улицу. Это что-то он и увидел, не доходя даже до первого этажа. В подъезде пили какие-то личности, и Игорь, так, будто был невидимкой, ангажировал у них заполненную на две третьих бутылку коньяку. Впрочем, судя по счастливым лицам прощелыг и безобидным разухабистым песенкам, которые они распевали в контрасте с пятью звёздами на этикетках, думалось, что коньяк ворованный, и, скорее всего, ворованный целыми ящиками. В чём Игорь чуть позже и убедился, заглянув в открытую дверь квартиры. Воистину, что для одних — стремительный полёт человеческой цивилизации в мусорное ведро, для других — рай на земле.