Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

— Ты, пацан, сильно расстраиваешь мать. Меня-то можешь расстраивать сколько угодно, я тебя никогда не радовал… но Ленка — она всегда искренне пыталась тебя понять. Она говорила, что в тебе есть что-то особенное, и что я теряю многое, упуская это… я не спорю, наверное, так оно и есть. И прямо сейчас мы должны расставить с тобой все чёрточки над «Й». Выяснить, кто из нас кем является.

Игорь прокашлялся: ветер теребил беззащитное горло, как будто там, как в мягкой глинистой почве, свили себе гнёзда тысячи ласточек. Тронул Кирилла за плечо.

— Давай сначала я скажу всё что думаю, а потом ты, хорошо? Так вот. Я привык держать, всё что могу, под контролем, а тебя я контролировать не мог — с самого начала, с того дня как ты появился в животе у Лены. Наверное, с этого момента я начал себе воображать, что тебя и вовсе нет на свете. Не спорю, несколько эгоистично, но по-другому я не мог, — Игорь подумал с полминуты и возмутился: — Я же не из пластилина, в конце концов, чтобы быстренько поменяться, когда нужно! Я как железный дровосек из той книжки про Дороти и её щенка, которую ты читал.

Во всяком случае, Игорь тешил себя надеждой, что не набит соломой и не отягощён отсутствием у себя мозгов.

Кирилл не собирался никуда прыгать. Не думал он, похоже, и высказывать свою точку зрения. Он стоял и смотрел вверх, как будто там вместо небес был разукрашенный синей краской картон, в котором можно проглядеть дыру. Рот кривился, как будто хотел оторваться от хозяина и отправиться гулять сам по себе, прыгая как лягушка.

Игорь моргнул. Здание напротив, казалось, качается, как спичечный коробок, который двигают с другой стороны пальцем. И там, на крыше, был человек. Он, так же как и Кирилл, смотрел, задрав голову в небеса. На мгновение его видно было так ясно, как прямоугольники машин далеко внизу. Этого человека Игорь мог закрыть пальцем — настолько тот казался маленьким.

— Эй! — заорал Игорь, но ветер подхватил его крик и затолкал обратно в глотку.

Человек скрылся из глаз и больше не появлялся, оставив после себя стойкую мысль, что они только что видели ещё одного ребёнка. Кирилла-то Игорь держал за капюшон, а того малыша кто подержит?..

Когда ногти на пальцах (Игорь забыл взять перчатки) превратились в ледышки, Кирилл, наконец, развернулся и пошёл туда, откуда пришёл. На площадку перед последним этажом, потом — вниз по лестнице.

— Ну что, нагулялся? — хмуро спросил Игорь, вытирая сопли. — Теперь можем идти отчитываться матери?

На восьмом этаже загремел замок, дверь приоткрылась, явив чьё-то морщинистое лицо. До поры, пока оно не заговорило, Игорь не мог понять, какого пола человека он видит перед собой.

— Это ходячий, — прошамкала старуха, разглядывая блестящими собачьими глазками Кирилла.

— Да уж не лежачий, к сожалению, — буркнул Игорь.

— У них теперь в голове ползают улитки, — дверь приоткрылась шире, и Игорь, хмуря брови, повернулся к старухе. Её морщинистый палец шатко поднялся и ткнулся в висок. — Такие же, как у меня. Он слышит их голоса. Спроси его — он ответит. Там ходит человек с топором, только к нему нынче малышня прислушивается. Вовсе не к телевизору.

— Что за человек с топором? — спросил Игорь, но старуха просто стояла и смотрела на удаляющегося вниз по лестнице Кирилла, покачиваясь на своих костлявых ногах.

Не дождавшись ответа, Игорь повернулся и поспешил следом за сыном. Старуха, склонив голову, смотрела до тех пор, пока ослабшее зрение могло воспринимать, а после закрыла дверь.

Кирилл против ожидания прошёл мимо своей квартиры.

— Куда ты, пацан?! — почти с обидой закричал Игорь. Схватившись за голову, побежал следом, перепрыгивая через две ступеньки.

Подъездная дверь оказалась растворена, щупальца снега протянулись до самой верхней ступеньки лестницы. Игорь принюхался. Ночью шёл снег, и он, возможно, вернётся позже. Слишком уж сильный ветер. Воздух вокруг такой прозрачный, что, кажется, стоит хорошенько подышать, чтобы всё запотело как стекло. Кирилл чёрной фигуркой удалялся по тротуару вдоль дома, явно зная куда идти. Скоро он завернёт за угол и пропадёт из виду; отец поспешил за ним.

Хоть кто-то наверняка что-то знает. Нынешнему миру этого так не хватает.

Позвонила Лена.

— Где вы?

— Здесь, недалеко. Переходим Ново-Вокзальную. Он идёт так, будто помнит, где забыл свою любимую игрушку.

— Пусть он будет осторожен.

— Если бы я знал, где у него спрятана включающая осторожность кнопка — я бы её нажал, — рявкнул Игорь. Почувствовав, как язык вздрагивает и немеет под весёлой капелью яда с клыков, прибавил, стараясь быть как можно мягче: — Ещё, Ленка, я очень хотел бы знать, где у него кнопка возврата домой. Больше всего на свете я хочу вернуться сейчас к тебе.

Остерегаться, впрочем, было нечего. Машин не было. Совсем.

Игорь рассказал о паломничестве на последний этаж, о том, что видел на крыше дома напротив другого ребёнка. Нет, друг друга они с Кириллом, кажется, не видели. Они видели только одно — голубую крышку, которой, как кастрюлю, накрыло бетонный стакан нынче утром.

— Держи меня в курсе, — сказала Лена. — Я тут смотрю телевизор. В кои-то веки прямое включение. Говорят, «врачи работают над решением проблемы», но никто пока не делает никаких заявлений. Сказали — «держите детей при себе, сохраняйте спокойствие и оставайтесь дома». Я так понимаю, все поликлиники и больницы в осаде со вчерашнего дня. Просили не занимать линии скорой помощи по «всем известной проблеме». Оставили телефоны для трудоспособного населения, не отягощённого детьми. Можешь себе представить, для них мы уже чем-то отягощены! Они так говорят, будто у нас перерезаны сухожилия на ногах или, скажем, будто наши дети — что-то вроде колодки на шее.

— Правительство — это правительство. Для чего им это?

Ленка вздохнула и процитировала:

— Ввиду чрезвычайной ситуации… могут потребоваться рабочие руки и полезные навыки, или что-то вроде того… Вождение там, и прочее.

Игорь фыркнул.

— Они нас стеной собираются огородить, что ли?

— Игорь, это же по всему миру. Ты сам сказал. А сейчас подтвердили. Мне кажется, — голос её упал до шёпота, — это из-за всех этих самоубийств. Как в войну: тела будут грузить на машины и увозить. Часть на изучение, а остальные просто свалят в какую-нибудь яму, например, в карьере, и засыпят землёй. О! Да! Показывали «Пусть говорят», и там один депутат сказал, что мы все жертвы вируса генетической модификации.

В голосе Ленки ныли струны паники — легко, как будто какой-то музыкант, задумавшись, пощипывал их пальцами.

— Это просто ради смеха. Народ нужно развеселить, вот они и выпускают всяких клоунов, — пробурчал Игорь.

— Совсем не смешно, — сказала Ленка. Повторила, перед тем как Игорь сбросил звонок: — Держи меня в курсе.