Дмитрий Ахметшин - Комплот детей

— Хорошо, Мила. Только не мешайся под ногами.

Она взвыла, победно и радостно, как собака, которую хозяин выпустил из сарая после трёх дней заточения. И все вчетвером они двинулись вниз по лестнице. Игорь с Ленкой шли впереди, держась за руки, как влюблённые или детишки из детского сада, очкарик с женой, прыгающей вокруг как собачонка, следовали за ними.

За углом и в самом деле обнаружился тёмно-красный «Фольксваген Тигуан». Его держали в относительном порядке: снег вокруг убран, тот, что успел нападать на ветровое стекло, чокнутая Мила легко смахнула рукавом свитера — она даже не удосужилась одеться, только влезла в дорогие сапоги из коричневой кожи, чем-то напоминающие о временах дикого запада.

— Залезайте, — Пётр махнул пистолетом. — Ты, дядя, садись вперёд. Водить умеешь? Не обольщайся, свою малышку я тебе не доверю. На пассажирское. Мила, сядешь с этой беременной шалавой сзади. Да смотри, приглядывай за ней хорошенько.

Ленка с опаской посматривала на ярко-красный маникюр на ногтях Милы — похоже на орлиные когти, испачканные в крови безвинного зайчишки.

Пётр крутил баранку зло и умело, как фермер, что каждый день сворачивает головы индейкам; на пленников он даже не смотрел. Пистолет преспокойно лежал возле коробки переключения передач, но Игорь оставил всякие мысли на него покуситься.

— Через двадцать две минуты после того, как твой ублюдок увел малыша, мы с женой поехали на поиски, — сказал Пётр. — Кое-кто из глазастых бабок на первом этаже видел, его несли в сторону Парк Хауза. Но дальше я ничего не знаю. И лучше не говори мне, что у вас нет идей.

— Есть, — ответил Игорь. Голос порывался «пустить петуха», но Игорь заставил звучать его ровно и непринужденно. — По крайней мере, знаю приблизительно. Когда я шёл за Кириллом… когда я его потерял… мы были в парке за торговым центром. Там, где колесо обозрения. Было много, очень много детей.

Пётр крутанул баранку, сворачивая на нужную улицу.

— Та женщина на видео… она няня вашего малыша? — спросил Игорь.

Пётр пожал плечами.

— Я пристрелил эту сучку. Валяется у нас в ванной. Не бойтесь, гнить она начнёт ещё не скоро. Там холодно, как в аду. Настоящий морг.

— Сука, сука! — кровожадно взвыла на заднем сидении Мила. Ленка сидела тихо, как мышка. Кажется, она даже перестала дышать.

— Она прохлопала ребёнка, — Пётр дышал спокойно. Как человек, которого вряд ли способно хоть что-то в этом мире заставить расстроиться. — Нашего ребёнка, которого ей поручили и за которого она, чёрт возьми, получала немаленькие деньги. А то, что я её убил… ну так что же, времена изменились, пора бы некоторым это понять. Теперь это будет в порядке вещей. За сына я пойду хотя бы и под землю.

— А за меня, Петя? — плаксиво спросила с заднего сидения Мила. — За меня ты пойдёшь под землю?

У Игоря вдруг пересохло во рту: захотелось, чтобы Пётр вдавил педаль тормоза так резко, чтобы эта крикливая самка врезалась лбом в собственные колени. К его удивлению, Пётр не повёл даже ухом. Очки на его носу восседали с достоинством орла на гребне скалы.

— Примерно оттуда я тебя и достал, если забыла? — сказал он. Бросил короткий взгляд на Игоря. — Знаешь, где я нашёл эту барбариску, приятель? Вырыл из-под земли на кладбище. Её покойный папаша был чокнутым. У него и справка была. Однажды нашло на него что-то, ударил дочурку по голове железным совком для мусора, привёз ранним утром на кладбище и бросил в отрытую могилу, в которой должны были днём покойника хоронить. И принялся забрасывать землёй. А я тогда как раз там рядом околачивался… видишь ли, работал я одно время водителем ритуального автобуса, а по ночам на том же автобусе по клубам народ катал. Вроде «весёлого тура», только для укуренной, спитой в дрянь молодёжи. Я сам же его и придумал. Так вот, забыл ключи от дома на первой работе в кандейке, пришлось возвращаться после ночи. Вот и застал картину. Отсиделся в кустах, дождался, пока мужик слиняет, и вот — выкопал себе жену. Правда, дорогая?

— Настоящая, зайчик, — с покорностью накачанной транквилизаторами львицы ответила Мила. — Очухалась я с землёй во рту. Ничего противнее в жизни не ела… а справку ту папа потом мне подарил.

Ленка сидела сзади, не смея пикнуть. У Игоря возникло вдруг нестерпимое желание ткнуть Петра в бок пальцем, чтобы проверить, действительно ли он состоит из плоти и крови, или всё-таки из горячего газа. Между этими двумя — мужчиной за рулём и женщиной на заднем сидении — пульсировало нечто, похожее на живую пуповину.

С одной стороны дома кончились и замелькали ряды посадок за низкой каменной оградой: тот самый парк. Игорь прилип к стеклу, пытаясь разглядеть хоть что-то. Пётр завернул на стоянку, Мила пробормотала что-то вроде «страшно-то как».

— Приехали, вылазьте, — коротко скомандовал их похититель.

Фонари в парке уже не работали. Темноту как будто заносило сюда ветром. Надвигалась она стремительно и отъедала у города кусок за куском, щёлкая белыми челюстями у самых лиц. В пятнадцати шагах уже затруднительно было что-то разглядеть.

У Петра был фонарик, но толку от него было немного.

— Митяй! — завопила Мила, приложив ладони ко рту и повернувшись в сторону, где выгибали спины нехитрые парковые аттракционы. Она одёрнула свитер, смахнула с волос успевший угнездиться там снег и, размахивая руками, устремилась к входу. Пётр с пистолетом в одной руке и фонариком в другой последовал за ней, напоследок бросив:

— Не отставайте.

— Он настоящий псих, — зашептал Игорь жене, как только удостоверился, что на них, как это ни удивительно, больше никто не смотрит.

Ленка не ответила. Кажется, она даже не помышляла о том, чтобы сбежать. Она хотела найти сына, желательно раньше, чем его найдёт Пётр, который, вне сомнения, пристрелит каждого, кого увидит рядом со своим малышом, и поэтому устремилась вперёд, загребая носками сапог снежные наносы.

— Мы частенько здесь гуляли с сыном, — сказала она достаточно громко, чтобы слышали те, двое, впереди. Там, слева, на островке посреди пруда есть двухэтажный ресторан. Это самое большое здание в округе… самое большое. Если они не там, то я скорее поверю, что они построили где-нибудь крепость из снега.

— Где это? — спросил Пётр, не оборачиваясь.

— Прямо будет перекрёсток. А потом налево. Я скажу.

Лучик фонаря, удивительно слабый не то из-за замёрзших батареек, не то просто притихший перед величием парковой темноты, делал из каждого сугроба чудовище, при виде которого Мила теряла часть своей бравады и хваталась за руку мужа. Тогда у них возникала короткая перепалка: Пётр дёргал руку, ругаясь на жену, а та тихонько скулила.

Вереницы ларьков и открытых кафе казались спичечными коробками в неполной упаковке, за ненадобностью задвинутыми в самый тёмный угол шкафа. Сюда, в тесный проход между ларьками Лена и дёрнула мужа, когда Пётр и его подруга, затеяв очередную свару, свернули на указанную Ленкой дорожку.