София Сеговия - Пение пчел

Остаток дня Симонопио посвятил уборке. Вечером, когда он, усталый, но довольный, наконец привел в порядок свое жилище, а кровать уже стояла на своем месте и была застелена, пришла крестная, чтобы проверить результаты его труда.

– Тебе понадобятся как минимум шкаф и стул, Симонопио. Но в первую очередь – окно. Какой ужасный запах! Ты уверен, что не хочешь спать в доме хотя бы до тех пор, пока мы не вырубим тут окно и не построим туалет?

Предложение было вполне разумным, но Симонопио его не принял. Он твердо решил, что с этой ночи будет спать в новой комнате. Тем не менее крестная была права: как только дверь закрылась, многолетний спертый запах вернулся.

В течение дня в комнату поступал свежий воздух, который смешивался с ароматами мыла и масла, применявшихся во время уборки, и Симонопио думал, что неприятный запах ушел насовсем, однако с наступлением ночи держать дверь распахнутой настежь ему показалось неправильным. Он впервые ложился спать в полном одиночестве, хотя неподалеку все еще покачивалась в своем кресле няня Реха. Ему стало страшно. Поскольку благословений няни Полы он не знал, пришлось выдумать свое собственное, однако он не был уверен, убедят ли придуманные им слова ведьм, разных зверей, чудовищ и кукол перебраться в какое-нибудь другое место. И спасут ли они от койота.

Итак, едва он боязливо закрыл дверь, запахи ударили в нос с прежней силой. Заполняя сарай в течение стольких лет, они неохотно покидали облюбованное место, избегая открытого пространства, в котором теряли свою сущность. Упорствовали, цепляясь за пористые стены, за старые деревянные балки под потолком, и, если Симонопио не справится с ними в ближайшее время, они пропитают собой простыни, подушку и матрас, обретя в них новые сосуды для жизни.

Лежа в кровати, все еще благоухавшей чистотой, но не в силах уснуть, потому что в темноте обоняние обостряется и то, что пахнет скверно днем, ночью пахнет еще хуже, Симонопио сосредоточился на запахе. Постепенно он начал улавливать отдельные его нотки и принюхиваться к ним, пока не уловил сладкий аромат огромного улья, который под стропилами крыши построили его пчелы. И он мигом успокоился, потому что это был его собственный запах. Так пахла его кожа. Пчелы обрадовались появлению Симонопио и приветствовали его, он был частью сарая, так же как и украшавшие его медовые сталактиты и сталагмиты.

На мгновение отступил даже страх, владевший им все последнее время. Когда Симонопио закрыл глаза и обострил не только обоняние, но и слух, он различил чуть слышное гудение своих пчел, которое проникало через защищавший их потолок, и окончательно пришел к выводу, что правильно сделал, поселившись в этом месте.

Рядом с пчелами он отдыхал от преследовавших его воспоминаний об Эспирикуэте, койоте из своей истории. Эспирикуэте с палкой в руке, с застарелыми и нелепыми обидами, с его угрозами, с его бесплодной умирающей землей. Симонопио знал, что должен вырасти и стать сильным для того, что между ними произойдет. Переезд был хорошим началом. На следующий день он с новыми силами начнет сопровождать своих пчел в их дневных полетах к неведомой цели, потому что обязан понять наконец, что именно они ищут и что находят перед тем, как вернуться домой до наступления темноты. Он не знал, когда ему это удастся, но дал себе слово с каждым днем забираться все дальше в горы. Преследуя пчел, он в конце концов достигнет их цели.

Он уже верил в действенность своих благословений. Да и что благословляет лучше, чем сон вблизи пчел? Так он спал и одновременно взрослел под этим живым потолком, который все больше входил с ним в резонанс, вторя его сердцебиению и дыханию, пока окончательно не сделался с ним единым целым, победив страх.

Свои скитания Симонопио возобновил на следующий день, наконец выспавшись после долгих месяцев треволнений, – он устремился на поиски сокровища, что ожидали его пчел все весенние дни.

Отправляясь на первую вылазку, он заранее знал, что сокровище достанется ему не сразу, потребуется много времени и усилий. Сила и сноровка, необходимые для такого путешествия, не достигаются за пару дней, как бы он того ни желал. Прежде пчелы водили его по ближайшим дорогам, которые он более-менее освоил, однако теперь предстояло забраться подальше на поиски новых тропинок и новых мест. А если что, прокладывать эти тропинки самому.

Он не был в горах целых три месяца и утратил прежние навыки. Легкомысленно потерянное время обошлось ему дорого. Потому что пчелиные тропы отличаются от человеческих: пока он неуверенно пробивался сквозь заросли и колючки, они летели по воздуху, не заботясь о том, что внизу дороги нет.

Ущелья между горами нисколько их не смущали, перевалы не утомляли, а каньоны, непреодолимые для двуногого животного, были им нипочем. Если их заставал дождь, они стряхивали с крылышек воду и летели дальше. Если вдали от дома их заставал холод, они знали, что к концу дня вернутся в тепло своего улья, и, полные энергии, несли домой весенний мед. Они не ведали страха, и ничто не могло задержать их в пути. Пчел могла бы остановить только смерть, но даже она не могла помешать им исполнить ежедневный долг. Свое путешествие туда и обратно они совершали всегда в один день, и у них не было времени кого-то ждать.

Симонопио, ограниченному своей человеческой природой и возрастом, приходилось отыскивать или прокладывать все новые и новые тропинки, что затрудняло и замедляло его продвижение. Он уставал, спотыкался и падал, царапал коленки и ладони. Дождь пропитывал его насквозь. Летний зной и жажда делали менее ловким. Шипы и колючки цеплялись за одежду, а камни то и дело подворачивались под ноги.

Когда вечерние сумерки заставали его вдали от дома, мальчика охватывал страх, не раз вынуждая повернуть назад, и, измученный, сломленный, он возвращался домой, объясняя взглядом няне Рехе: сегодня не нашел, пока еще не нашел. Она смотрела на него, и ее внезапно приоткрывшиеся глаза отвечали: продолжай поиски. Затем она снова их закрывала. А на следующее утро вновь провожала его неустанным поскрипыванием своего кресла-качалки.

С каждой прогулкой, ежедневной в те весну, лето и осень, ногам его возвращалась ловкость, скорость передвижений увеличивалась, чувство направления обострялось, а уверенность в себе крепла. Кроме того, ежедневные упражнения укрепили его контакт с пчелами, и так, шаг за шагом, час за часом, день за днем, он чувствовал себя сильнее и стряхивал с себя страх, как пчелы стряхивают капли дождя со своих крылышек.

Он знал, что время есть и это время работает в его пользу: если этой весной или летом он не найдет того, что ищет, свои поиски он продолжит следующей весной или через весну, но рано или поздно обязательно достигнет своей цели. Пчелы были терпеливы: они годами ждали, чтобы он подрос и смог путешествовать вместе с ними. В конце пути его ожидает что-то очень важное, чем они мечтали с ним поделиться, сделав его сообщником. Скоро он это увидит. Скоро все узнает.