Кати Беяз - Всё, что от тебя осталось

Меня разбудили далекие голоса.

– Он назвал имена друзей. Всех, кроме Гали, – прозвучал строгий женский голос.

– Возможно, он видел, как она умерла, поэтому не зовет ее, – ответил мужчина.

«Галя умерла? А остальные? Что с ними?» – я мысленно поддержал разговор.

Голоса приближались, и кто-то третий скомандовал:

– Следите за ним, а то опять вырвет капельницу.

«Что? Они сейчас про меня? Или я не один в палате? Как я мог вырвать себе капельницу?»

Я был уверен, что не мог пошевелить и пальцем. Но никто не спешил ничего объяснять, по крайней мере, пока я не открою набитые свинцом веки. Но как это сделать? Нужно ли для этого больше времени или усилий, я не имел ни малейшего понятия.

«Перестань думать как мертвец», – пронеслись слова Алексея.

Отлично, я начинаю цитировать больные рассуждения этого маньяка. Так странно, я вдруг забыл его имя. Помнил, помнил и забыл.

«Что-то на «А»… Или его вымышленного внука на «А» звали. Там стрелка во мху была, которую он сам, скорее всего, и выцарапал, – размышлял я. – Надо постараться хотя бы не забыть его лицо, чтоб дать описание оперативникам».

Я напрягся всеми силами и постарался вспомнить своего спутника. Я помнил только охотничью куртку и седые волосы. Глаза, кажется, голубые, но остальное было лишь мутным пятном. Поразительно, как я мог помнить каждое его слово и забыть лицо? Человеческий мозг пугающе удивителен.

«Что мне теперь рассказывать сотрудникам? Марку разбитого авто я не помнил. Цвет его был белый, но это не точно».

Я помнил лес, все видения и о чем мы говорили с этим стариком до самой церкви, но я не помнил самых важных деталей.

Вдалеке снова послышались незнакомые голоса людей:

– Проверьте зрачки.

– Ирина Гавриловна, посмотрите на его глаза – зрачки учащенно задвигались. Я думаю, он нас слышит.

– Так, давайте сюда мать, отца, друга… кого угодно, только поскорее, – воодушевленно протараторила, судя по всему, мой лечащий врач.

– Давай, давай! Открывай глаза, – прозвучал ее мгновенно смягчившийся голос.

Сквозь ненавистный туман я увидел приятное лицо женщины, навскидку, возраста моей матери. Ее тронутое морщинами и усталостью лицо украшал скромный макияж и помада кирпичного цвета.

– Антон, ты меня слышишь?

Я постарался кивнуть. Рот пересох, чтобы что-то сказать, а челюсти слишком слабы.

– Хорошо, молодец, – похвалила она меня, как меленького, – посмотри теперь вправо.

Ее фонарик двинулся влево. Я, болезненно жмурясь, проследил за лучом.

На тумбочке нагромождением высились приборы жизнеобеспечения. Мое сердце бежало зелеными зигзагами, красным мигали какие-то цифры. Все снова расплылось цветовым пятном, и я резко закрыл глаза.

– Все хорошо, это нормально! Ты был месяц в коме. Главное, что сознание вернулось.

«Месяц в коме!» – эхом повторилось в голове.

Я снова напрягся и посмотрел вправо. На тумбочке стоял стакан воды и букет белой акации. В комнату вбежал худой изможденный старик. Я с трудом узнал в нем своего отца. Домашние штаны, старенький свитер, в трясущейся руке кружка чая. Он торопливо поставил ее на подоконник и подбежал ко мне. Мой взгляд приковало его спальное место – два обшарпанных кресла с табуреткой посередине. В груди все сжалось. Отец возбужденно схватил стакан воды и поднес к моим иссохшим губам. Первый глоток вызвал боль, но затем каждый последующий вливал в меня жизнь.

– Пап, – коротко произнес я, – про диван… помнишь? – речь с трудом, но давалась. – Прости!

Он судорожно замотал головой так, словно не хотел, чтоб мои слова попали ему в уши.

– Ты жив! Все остальное для меня не имеет абсолютно никакого значения. Никакие диваны, машины, институты и другие недоразумения никогда не будут мне дороже сына. Ты, ты, сынок, прости меня, что так поздно говорю это.

Он обнял меня. Мы плакали, не стыдясь мужских слез.

– А мама?

– Она скоро приедет. Я потом позвоню Толику, он тоже подъедет.

– А Женю?

Отец тяжело вздохнул.

– Она еще в коме.

«Еще в коме? – непонимающе повторил я в мыслях. – Что они с ней сделали?»

Об этом было даже страшно подумать.

– Владимир Алексеевич, нам надо проверить Антона на рефлексы, – раздался женский голос, и я увидел в дверях полноватую темную девушку в больничном костюме.

– Да, да, конечно, я как раз хотел позвонить, – заторопился отец.

Через пару минут зашла уже знакомая мне доктор и еще один молодой мужчина. Они ставили на мне свои опыты, а я все думал про Женю. Как же страшно порою бывает узнать правду. Так страшно, что хочется ее никогда не знать. Смерть Гали я не видел, как они предполагали. Однако, что бы с ней эти маньяки ни сделали, она уже отмучилась. Жене же придется жить с этим, когда она подобно мне очнется.

В комнату ворвалась мать, обнимая пакет с продуктами. Такая беспокойная, всегда готовая накормить и при любых обстоятельствах безусловно любящая меня женщина. Уже через несколько минут я снова почувствовал ее запах. Именно этот запах всегда успокаивал меня, отгонял страхи и тревоги. Мы еще долго не могли отпустить друг друга, пока я не увидел в дверях Толю.

– Бро! – выкрикивая, вбежал он в палату. – Проснулся, спящая ты красавица!

Такие шутки, на мой взгляд, были неуместны, учитывая, что я пережил в лесу и под полом церкви. Хотя это вовсе еще не означало, что Толя пережил то же самое.

– Что с Женей? – нерешительно начал я.

– Да, бро, это ужасно, – опустил он голову.

В моей груди все сжалось. Хотел ли я знать? Нет! Но я должен был. Вдруг Толя, не дождавшись моей реакции, продолжил сам:

– Она так и не очнулась после аварии…

«Аварии?» – кто-то повторил за ним в моей голове.

– Какой аварии? – растерянно спросил я.

– Э-э-э, бро! Только не говори, что потерял память! Ты меня-то помнишь? Я Толян, твой бро…

– Да, нет…нет, я все помню. Женя убежала в лес… в туман, когда мы вышли из машины.

– Чувак, мы не выходили из машины, – недоверчиво произнес он, ища отклик в моих глазах. – Никто из нас не выходил. Да мы бы просто не смогли. Ты бы видел запись с видеорегистратора салонной съемки.

Я замолчал и посмотрел на белое полотно одеяла. Как это могло быть правдой? Что на самом деле произошло?

– Я не понимаю… – я поднял на него глаза, стараясь найти хоть оттенок логики.

– Ну, мы дурачились, ты помнишь, – виновато замялся он, – потом Женя полезла ко мне… в смысле к нам. Она ударила по ошибке в руль ногой, и машину повело. Ты не справился с управлением, и машина врезалась в дерево. Когда приехала скорая, мы все были без сознания, а Галя была уже мертва. Но она все видела.

Его глаза налились слезами, и он, сглотнув горечь потери, произнес:

– Она еще жила несколько минут, за которые успела вызвать нам помощь. Если б не она, мы б все сейчас были на том свете.