Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

– Ну молодец! – возмутилась Рейхан, а сама подумала – хорошо бы.

Уже ложась спать, Рейхан вдруг почувствовала себя немного пьяной – кружилась голова, мысли утратили настойчивую остроту, стали мягкими, как вода, и она, даже не успев переварить многочисленные события минувшего дня, быстро уснула.

20 октября

Поздним утром Алтай, вялый после глубокого сна, вошёл в пекарню купить на завтрак булочек с изюмом и вдруг заметил на себе странные взгляды. Было как-то неуютно. Стиснув в руке похрустывающий бумажный пакет с булочками, Алтай гордо поднял голову и, степенно здороваясь со всеми, кого знал, поспешил домой. Ему померещились перешёптывания.

«Неужели кто-то оказался в курсе моей вылазки вчера ночью?» – подумал он и в этот момент чуть не лёг на капот наехавшего на него автомобиля. Уже открыв рот, чтобы хорошенько обложить водителя, Алтай увидел за рулём Юсифа, который, высунувшись из окна, сказал:

– Я знаю, что ты меня любишь, но не надо на меня бросаться.

– Кто на кого бросается? – Алтай ещё не отошёл от испуга, поэтому потянулся за сигаретой. Закурил и подозрительно уставился на друга. – Новости есть?

– Какие новости? – осторожно спросил Юсиф.

– Ну, меня вчера с вами не было. Как там наш придурок с его женой? Всё ещё разводятся?

– Да вроде помирились.

– Слава богу. – Алтай снова вперил в таксиста пытливый взор. Тот сосредоточился на управлении стоящей машиной.

– Ладно, я пойду. До вечера.

Поведение Юсифа вызывало подозрение. Кудрявый наследник богатого отца был патологически неспособен ко лжи, а ещё он обожал всякого рода сплетни, байки и анекдоты. В любой другой день Алтаю удалось бы отделаться от него не раньше чем он выслушал бы получасовой монолог, в котором Юсиф подробно описал бы всё, что приключилось за минувшую ночь со всеми жителями Кубинки и лично с ним. То, что сейчас местный разносчик новостей отпустил Алтая прежде, чем тот выкурил три сигареты и начал закатывать глаза и смотреть на часы, было весьма недобрым знаком.

У тупика, под пышно разросшимся виноградником, медных дел мастер, приехавший из ремесленного села Лагич и по старой традиции обосновавшийся на Кубинке, сидел на корточках перед глубокой лужей, которую питал приток вод из прорвавшейся трубы, и мыл руки. Над ним навис Озан (если к столь малогабаритному существу, как он, применимо слово «навис») и о чём-то истово рассказывал, сопровождая рассказ аккуратными взмахами рук – он не хотел повредить себе какой-нибудь сустав. Лудильщик кивал, иногда восклицал, подбрасывая дров любопытства в костерок рассказа. Когда руки показались мастеру достаточно чистыми, он принялся умывать из лужи лицо. Протерев глаза после очередной порции освежающей водицы, он увидел, что в луже отражается некто.

– Доброе утро, – сказал Алтай и повернулся к Озану, которому, как аксакалу, полагалось индивидуальное приветствие: – Доброе утро, дядя Озан.

– А, Алтай! – обрадовался старик. – Я как раз о тебе тут говорю. Не нашёл ты вчера ничего в нашем дворе, да?

Второе потрясение за утро подкосило Алтая, и пакет с завтраком устремился к земле. Повезло, что ловкий мастер из горного села Лагич успел его поймать.

– Ты осторожно, – заботливо произнёс Озан. – Зачем булочку роняешь? Так ты искал золото своей прабабушки?

– Вы откуда знаете о золоте прабабушки?

– Мальчик мой, кто же не знает про золото тётушки Шарафат?! Я ещё мальчиком был, когда моя семья у вас квартиру купила, уже тогда говорили, что под тутом сокровища есть. Я тогда сам искал-копал, только так глубоко, как ты вчера, у меня копать не получилось.

– А… Гюльсум с семьёй не вернулась? – спросил Алтай слабым голосом.

– Нет, какой там вернулась. У мужа её мать скончалась, да проявит Аллах милость. А ты откуда знал, что они уехали?

– Никакая мать не скончалась. Я сам позвонил и сказал, чтобы их из дома выманить, – Алтай подумал, что в сложившихся обстоятельствах чистосердечное признание поможет ему хотя бы склонить Озана на свою сторону. – У меня ужасные проблемы. Меня на деньги большие кинули. Столько взять неоткуда, вот я и вспомнил про золото.

– Ой-ой, бедняга. Ну, я Гюльсум ничего не расскажу. Вредная она баба…

– Спасибо, – кисло ответил Алтай. – Только она всё равно увидит, что всё раскопано под деревом.

– А мы скажем, что это кошки в туалет ходили! – Озан радостно потрепал Алтая по плечу.

– До неё и так слухи дойдут. Вы же теперь ходите и рассказываете всем, да? – спросил Алтай, постепенно приходя в себя. В конце концов, это Кубинка, какой приватности он ожидал?

– Что ты, что ты! Да, рассказал одному-двум соседям, пусть тебе помогут, у себя поищут…

Озан ещё долго распинался о пользе коллективных поисков, пока Алтай не озверел и не попрощался с ним, прервав на полуслове.

Банк выдал Алтаю по знакомству кредит на двести пятьдесят тысяч манатов, больше пожертвовать не смогли. В полуобморочном состоянии Алтай расплатился с теми, кто был наиболее важен для передачи, и помчался на встречу с клиентом, изъявившим желание поглядеть машину.

Аккуратно объехав все ямы Кубинки, он с облегчением выбрался на свободную в это время дня широкую дорогу и, ласково гладя руль автомобиля, с которым ему, скорее всего, предстояло скоро распрощаться, слегка прибавил газу. Ветер шумел в открытом окне, бил по ушам, пытался добраться до барабанных перепонок и разорвать их. Алтай потянулся, чтобы включить музыку.

Женщина с коляской возникла неожиданно; ей неоткуда было взяться, до перехода оставалось метров пятьдесят, а тротуары от дороги с обеих сторон оберегали кованые ограждения с аляповатыми золотыми деталями. Словно из канализационного люка вылезла – на одной руке повис неопрятный дошкольник, второй она толкала перед собой коляску с младенцем, прикрываясь ею от проезжающих на полной скорости автобусов и внедорожников. Всё это Алтай успел заметить в последний момент, прежде чем резко вильнул в сторону и – чисто инстинктивно – вдавил в пол тормоз. Его машина и роскошная ограда стукнулись друг о друга, как скулы двух подружек, не рассчитавших силы приветственного поцелуя. Ремень безопасности ужалил Алтая в плечо. Вокруг него тормозили другие водители, с любопытством и сочувствием заглядывая в окно, смертница с детьми истошно вопила, ругая Алтая, который в этот момент жалел лишь об одном: что воспитание не позволяет ему бить женщин. Ногами. По голове.

Прошло не меньше часа, пока Алтай разбирался с полицией, эвакуатором и – он решил, что за свои страдания всё же заслуживает подарка – не стесняясь в выражениях, высказал виновнице происшествия всё, что думает о пешеходах, перебегающих дорогу в неположенном месте, и чего он таким пешеходам искренне желает, а после этого вернулся домой и вызвал Меджида, чтобы тот отвёз его на съёмки.