Ширин Шафиева - Сны Ocimum Basilicum [litres]

– На тебе как будто джаду какое-то, – сказал друг, выслушав историю несостоявшейся продажи.

– Да кому я нужен, – отмахнулся Алтай, а сам задумался: немало обозлённых конкурентов имели на него зуб, да и несколько женщин, строивших воздушные замки на зыбком грунте весёлого совместного времяпрепровождения, жестоко разочаровались. Вот только в магию он не очень-то верил. Вспомнилась ему колдунья, которую рекомендовал Юсиф – в другой ситуации Алтай, может быть, и сходил бы к ней, хотя бы ради того, чтобы было над чем посмеяться потом с друзьями, но теперь у него не было лишних денег на оплату эзотерических услуг.

– А эта с тобой не едет? – спросил Меджид.

– Она сказала, что ей «неинтересно шариться по могилам» и вообще надоело ездить. Думала, у нас будут увеселительные поездки с пикниками наедине.

– Ну хоть ты спокойнее будешь, – Меджид осуждающе покачал головой, давая понять, что до глубины души поражён неспособностью своего друга разорвать отношения с нелюбимой женщиной.

– Побыстрее бы всё это закончилось, – Алтай обратил молитвенный взор к небу, отделённому от него запятнанным дождями и птицами стеклом.

– Если ты про вашу любовь, то она никогда не закончится. – Меджид лихо обогнал с трудом тащившийся по скоростной трассе антикварный объект. – А если про передачу, то всё идёт неплохо.

– Ну да, ты же не должен хозяину X-TV почти два ляма. – Алтай отвернулся к окну, и внимание его растворилось в надоевшем ландшафте северного Гобустана, располовиненного дорогой на Шемаху.

В Шемахе на старинном кладбище стояли семь усыпальниц ширванских ханов. Разрушительное течение времени коснулось их с разной силой – четыре сохранились почти в том же виде, какой в начале девятнадцатого века придали им строители, остальные три лишь обозначались несколькими рядами камней по периметру. Алтаю было очень интересно побывать здесь, ведь он любил историю. Заброшенное состояние памятника огорчило его, и он решил проложить маршрут игроков именно отсюда, чтобы как можно больше зрителей могли познакомиться с малоизвестным наследием своей страны. Теперь Алтай не был уверен, что кому-то из потребителей отечественного телепродукта это понравится. Ему бы провести команды через торговые центры и ночные клубы. Впрочем, рейтинги передачи всё ещё оставались рекордно высоки: ловко смонтированные скандалы и недоразумения не могли оставить народ равнодушным. Меджид отлично знал своё дело.

Как говорится, на приворот надейся, а сама не плошай. Нюсики взяла отгул на один день, чтобы Алтай мог настрадаться в одиночестве, а то они слишком много времени проводят вместе. Кроме того, ей давно хотелось перекрасить волосы в ярко-рыжий цвет под стать своей страстной и хитроумной натуре. Нюсики долго искала по всему городу салоны, сулившие бесплатное окрашивание девушкам, согласившимся побыть моделями, и, наконец, нашла один. Заполучив желанный луковичный look, Нюсики подставила обновлённые волосы под камеру красившего её мастера, и, пока её волосы получали свою минуту славы, в голову, на которой они росли, пришла очередная удачная идея. Нюсики вспомнила, как весело и приятно было в восемнадцать лет подрабатывать промо-моделью, а позже служить фотомоделью для своего друга. Красоваться перед камерой ей всегда нравилось, её лицо отличалось изумительной фотогеничностью, особенно при правильно поставленном освещении, очень плотном макияже и, конечно, при условии, что фотограф не страдал аномалией расположения верхних конечностей. И, хотя за работу моделью ей никогда не платили – разве что за халтуру в промоушене, – перед Нюсики словно наяву продефилировали нынешние Insta-дивы с их смоки-айз и безупречными, одинаковой формы носами и губами, отборные цыпочки, среди которых она почувствовала бы себя наконец как равная среди равных! Надо только собрать портфолио (какое красивое слово – портфо-о-олио, оно уже звучит, как Санторини, просекко и Гуччи – как всё, что Нюсики было пока недоступно, но вскоре будет благодаря portfo-o-olio ). Компьютер её хранил в себе несметное количество фотографий, достаточное для десятка портфолио. Нюсики провела пару счастливых часов, отбирая самые удачные. Собрав воедино все снимки, она отыскала в интернете несколько модельных агентств, показавшихся ей достаточно солидными, а также с десяток салонов красоты, которым не помешало бы сменить лицо, и разослала своё портфолио по всем доступным адресам. Чтобы не было скучно ждать ответа, Нюсики надумала привести в порядок фигуру: теперь у неё был хороший стимул. Она подписалась в Instagram на все страницы, посвящённые правильному питанию, здоровому образу жизни и фитнесу. Выбрала несколько понравившихся рецептов. Полезла в дырявый кошелёк – пересчитать деньги. Ей потребуется авокадо. Много авокадо.

Алтай чуть не наступил на гюрзу. Бесцветная, почти слившаяся с землёй, она заснула в тепле умирающего октябрьского солнца, беспечно, потому что не ожидала нашествия целой толпы людей. Алтай в последний момент отдёрнул ногу, и испугался он больше не за себя, но за змею – мог ведь задавить её насмерть.

– Странно, обычно в это время они прячутся, – сказал Меджид.

– Эта вылезла специально для меня. Как женщина сегодня на дороге. Как Чингиза мать.

– Ты всё-таки проверь на себе джаду.

Змея неохотно поползла прочь от съёмочной команды. Кто-то предложил убить её, чтобы не мешалась под ногами у игроков. Алтай сказал, что ещё одно подобное предложение закончится для инициатора увольнением.

– Раньше ты так легко людей не увольнял, – заметил Меджид.

– Мне надоело. Я начал уставать. – Он с отвращением оглядел место съёмки и суетящихся работников, у которых, как всегда, всё шло вкривь и вкось. Вид могил напомнил ему, что пора бы навестить родственников на кладбище. Обычно эти визиты приносили ему успокоение, ответы на многие вопросы находились сами собой.

Эльнур, прихрамывая (пешие переходы доконали его, по городу он передвигался не иначе как на подаренной отцом машине), волочился рядом с Самирой и играл с ней в известную игру «Я-Знаю-Ты-Только-Для-Вида-Ломаешься». Самира не держала Эльнура ни за человека, ни, тем более, за мужчину, поэтому искренне призналась, что считает его «нищебродом», а его лицом можно Сатану напугать (который сначала явится на его голос), и это окончательно убедило её воздыхателя, что она с ним напропалую заигрывает. В конце концов он ей так надоел, что был послан матом. Тогда Эльнур заявил, что приличные девушки матом не ругаются, и лишил Самиру своей компании, оставив мучиться от ревности и разбитых надежд, когда он перекинулся на Лейлу. Что Лейла лесбиянка – он не уяснил. Он не верил в существование лесбиянок, в его представлении девушка могла объявить себя любительницей других девушек только для того, чтобы хоть как-то оправдать свою непопулярность у противоположного пола, ну или, в крайнем случае, чтобы отвадить непонравившегося парня. Себя Эльнур не считал не способным понравиться. Впрочем, от Лейлы он сбежал ещё быстрее: при помощи пары изящных силлогизмов она доказала ему, что он испытывает сексуальное влечение к собственной матери, и всё это было снято на камеру. Эльнур всполошился и забросал психологиню наспех слепленными ругательствами, а затем потребовал изъять запись, уничтожить, чтобы ни одна сволочь никогда её не увидела. Оператор, невинно улыбаясь, заверил его, что этого эпизода, конечно, не покажут. Получив гарантии, Эльнур успокоился и решил попытать счастья с Егяной – эта уж точно не откажет, на неё вообще никто никогда внимания не обращал, уж тем более такой красавец, каковым Эльнур себя считал. Он заговорил с ней, и разговор действительно завязался, но внезапно Эльнур понял, что обращается с ней так, словно она – любопытная престарелая тётушка его друга, и диалог у них складывается далеко не романтичный.