Чарлз Стросс - Дженнифер Морг [litres]

– Ух.

Я вдруг вспоминаю электродинамическую установку, которую Гриффин соорудил на конспиративной квартире, и гадаю, что еще он мог перехватывать с ее помощью, сидя посреди Карибского бассейна без всякого наблюдения сверху.

Мо замолкает. Я понимаю, что она чего-то ждет. У меня язык присох к нёбу: есть вопросы, которые хочется задать, но лучше не спрашивать, если не уверен, что готов услышать ответ.

– И тебе понравилось… быть Бондом? – выдавливаю я из себя наконец.

– Мне? – приподнимает бровь Мо. – Черт. А тебе?

– Но я же не был…

– Но ты думал, что ты Бонд.

– Нет! – В самом этом вопросе больше смысла, чем мне хочется понимать. – Я ненавижу высшее общество, не курю, не люблю, когда меня бьют, связывают или пытают, не люблю драться, а ловелас из меня никакой. – Я сглатываю. – А ты?

– Ну… – задумчиво тянет она. – Ловелас из меня тоже никакой. – Ее щека вздрагивает. – В этом дело, Боб? Ты вообразил, что я тебе изменяю?

– Я не… – откашливаюсь. – Я не очень понимал, что к чему.

– Нам нужно об этом поговорить. Честно и прямо. Да?

Киваю. Что я еще могу сделать?

– Я ни с кем в постель не прыгнула, – поспешно говорит она. – Тебе от этого легче?

Нет, не легче. Теперь я чувствую себя сволочью, потому что спросил. С трудом киваю.

– Вот и отлично. – Мо складывает руки на груди, постукивая пальцами по предплечьям. – Куда запропастились наши коктейли?

– Я заказал водку-мартини. Кажется, она не торопится.

Быстро, нужно сменить тему. Я очень не хочу, чтобы мы сейчас провалились в неуклюжее молчание, которое неизбежно приводит к многословной неспособности понять друг друга.

– А как ты смогла замаскироваться под Эйлин? Даже я сначала поверил.

– Ну, это легко, – с облегчением отвечает Мо и улыбается так, что у меня начинает быстрее биться сердце. – Ты знал, что Брейн увлекается косметологией? Говорит, что среди его лучших друзей есть дрэг-квин. У нас было достаточно данных внешнего наблюдения, чтобы знать, как выглядит Эйлин, так что я вызвала Брейна на «Йорк», чтобы он меня загримировал перед штурмом. Парик, подходящая одежда, латексная краска для тела, чары второго класса – родная дочь бы не отличила. Под конец мы использовали «Аристократическую бледность»™. Она, конечно, с жучком, но мы сделали так, чтобы я ничего не увидела, пока не окажусь на борту корабля. А потом я просто пошла в центр управления по карте, которую мы взяли в папке Энглтона…

Я поднимаю руку.

– Погоди.

– Что? – удивленно смотрит на меня Мо.

– Скрипка у тебя с собой? – шепчу я, пригибаясь.

– Нет, а что?..

Вот дерьмо.

– Нам коктейли не несут.

– И?

– А этот сюжет изложен в документе, который называется ЧАС ЗОЛОТОЙ ГЛАЗ, так сказал Энглтон, а Прогностический отдел говорит, что я нужен здесь, и…

– И?

Я опускаюсь на колени и вытаскиваю мобильник, перевожу его в беззвучный режим и включаю камеру. Осторожно выставляю его из-за дивана, потом забираю и рассматриваю бар. Никого. Тихонько ругаюсь и жму на иконку тавматургического блокнота. Затем переворачиваю стакан над столом и поспешно черчу контур пальцами в остатках пива. Я отчаянно жалею, что так быстро все выпил, – остались считанные капли.

– У тебя с собой эта глупая бумажка?

– Какая? Лицензия на убийство? Это просто антураж, она ничего не значит…

– Тогда давай сюда. Сюжет еще не завершился, и не только ты умеешь пользоваться косметикой и чарами второго класса.

– Черт, – шепчет в ответ Мо и скатывается на пол. – Ты думаешь о том же, о чем и я?

– Что за нами сюда приехала злобная госпожа маскировки, которая хочет отомстить, потому что из-за нас ее мужа размазала по стене хтонианская боевая машина?

Со стороны двери раздается характерный щелчок, с которым закрывается автоматический замок.

– Помнишь, как заканчиваются «Бриллианты навсегда»? Фильм с Шоном Коннери?

Я на секунду перехватываю взгляд Мо и вдруг понимаю, что она значит для меня куда больше, чем вопрос о том, с кем она занималась или не занималась сексом. Она кивает и откатывается от дивана, а я нажимаю кнопку на телефоне как раз в тот момент, когда раздается громкий хлопок: не оглушительный грохот пистолетного выстрела, а куда более тихий.

Я оглядываюсь.

Пожилая барменша неумело обводит зал стволом пистолета с глушителем: на этот раз она даже кажется мне смутно знакомой.

– Я здесь! – кричу я.

И она совершает классическую ошибку: смотрит в мою сторону и моргает, ствол пистолета покачивается.

– Выходите так, чтоб я вас видела! – ворчливо огрызается Эйлин.

– Зачем? Чтобы тебе было легче нас убить?

Я готов вскочить и выпрыгнуть в окно, если потребуется, но она меня не видит – заклятье невидимости еще работает, хотя пиво уже понемногу испаряется со столешницы. Я снова берусь складывать бумажный самолетик из лицензии на убийство. Пальцы у меня дрожат от напряжения.

– Примерно так, – соглашается Эйлин. – Любовная ссора: мужчина убивает женщину, а затем стреляется сам. Тебе не будет больно.

– Что, правда? – спрашивает Мо.

Я щурюсь и пытаюсь ее разглядеть, но мы обычно предпочитаем бары с неярким освещением, и этот – не исключение. Эйлин разворачивается на девяносто градусов и выпускает пулю в дозаторы на стене за стойкой.

Я оглядываюсь на подсыхающий контур, становлюсь на четвереньки и ползу вокруг дивана, стараясь не высовываться. Надеюсь, бумажный самолетик я отбалансировал хорошо – шанс у меня будет только один. Есть разные формы, и эта… ну, она может сработать. Если не сработает, то мы окажемся заперты в баре с безумной вооруженной женщиной, а период полураспада нашего заклятья невидимости исчисляется буквально в секундах. На барной стойке красуются два стакана с водкой-мартини, один полупустой: может, Эйлин выпила для храбрости? В задней комнате, видимо, лежит мертвый или бесчувственный бармен. Какой бардак: кажется, враг еще никогда не пробирался в Деревню. Не думаю, что ей бы это удалось без отдачи от геройского гейса.

Скрипит половица, и хлопает еще один выстрел, но без заметного результата. Эйлин явно на взводе. Она отступает на шаг к бару, водя туда-сюда дулом, затем еще на шаг. У меня колотится сердце, а от гнева кружится голова – нет, от ярости: думаешь, кто-то поверит, что я причинил вред Мо? А потом она оказывается у бара.

Раздается звон стекла.

Эйлин разворачивается и спускает курок, а полупустой бокал водки-мартини взлетает и выплескивается ей в лицо. Она пускает пулю в потолок, а затем отпрыгивает.

– Эй ты, сучка!

Я поднимаю самолетик и прицеливаюсь. Она вытирает глаза, опускает пистолет, целясь в легкое искажение в воздухе, и злорадно ухмыляется:

– Теперь я тебя вижу!