Наталья Калинина - По ту сторону песни

– И хоть папа меня очень любит и готов оплатить любой каприз, мы с Данилой решили, что свои дела будем вести сами, без помощи моей итальянской семьи. Я росла на две страны и две семьи: папа часто забирал меня к себе, почти все каникулы я проводила в Италии. Карлотта, папина жена, воспитывала меня как дочь, практически не делая различий между мной и своими сыновьями. Я многим обязана папе и Карлотте, поэтому, повзрослев, перестала принимать от них финансовую помощь. Но сейчас не время демонстрировать гордость. С папиной помощью, через его российских партнеров, мы попытаемся добраться до Шестакова.

– Хорошо бы тебе на это время уехать с дочками в Италию, – сказал Данила. – Ты как раз говорила, что Карлотта снова зовет нас к себе.

– Я одна не поеду.

– Не одна, а с Эммой и Алисой.

– А ты останешься один? С питомником, щенками, занятиями и вот этим всем? – возразила Стефания и покачала головой. – Я могу отвезти дочерей Карлотте, если ты на этом настаиваешь, но сама вернусь.

Спор не разгорелся только потому, что Роман собрался уходить и поднялся.

– Уже поздно. Куда вам? В Москву? – спохватилась Стефания. – Это почти два часа дороги! Оставайтесь, у нас найдется комната.

Данила поддержал жену, аргументируя тем, что Роман нездоров и к тому же устал.

– Я переночую у мамы, – отказался Роман, поблагодарив за гостеприимство. – Она живет в Подмосковье, недалеко от вас.

– Мама – это святое, – вздохнул Данила, попрощался и вышел, потому что в соседней комнате громко заспорили девочки.

Стефания проводила Романа до выхода и, открывая ворота, попросила:

– Вы тоже будьте осторожны. И обратитесь к врачу, не откладывайте. Раны, оставленные этими тварями, опасны.

– Анфису тоже это беспокоило, – с улыбкой ответил Роман. – Но проблема не в том, чтобы обратиться к врачу, а в том, как объяснить ему происхождение ран. Крокодилы, как сказала фельдшер, в наших реках не водятся.

Стефания понимающе улыбнулась. И когда Роман вышел за ворота, сказала ему уже в спину:

– Анфиса – хорошая девушка. Ее совершенно не испортили ни слава, ни деньги. Все такая же добрая и отзывчивая, хоть иногда наивная. Доверилась Дмитрию, увидев в нем защитника, но, к сожалению, ошиблась. Понимаете?

Роман оглянулся на Стефанию и кивнул.

Отъехав немного от дома Крушининых, он припарковался на обочине и набрал Олега, надеясь, что друг, который все еще за границей, ответит.

Ягуар взял трубку после второго гудка и без приветствия спросил, что случилось.

– Хренотень, – честно ответил Роман. – Хренотень случилась. Все усложнилось, потому что перешло на тот уровень, до которого мне не дотянуться. Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы надавить на Шестакова?

– Насколько я знаю, прижать его к ногтю будет сложно. Он знаком с такими людьми, с которыми нам за честь просто в одной комнате оказаться. Плюс ведет свои дела чисто, не подкопаешься. Он же позиционирует себя как ответственного налогоплательщика, честного бизнесмена и так далее! Хотя его позиция и не увязывается со сделками, в которых без мути явно не обошлось. Но Шестаков из любого болота вылезает во фраке и белоснежной рубашке, сечешь? Он метит в большую политику, поэтому ведет себя кристально чисто.

– Этот «тихоня» с кристально чистой репутацией силой удерживает у себя одну девушку, шантажирует ее расправой над детьми близких друзей и заставляет совершать опасные поступки. Но доказательств у меня нет. Так что мои знания как козырь из рукава не вытащишь.

– Ясно. Подумаю, что смогу сделать. Ты пока не делай резких движений. Я скоро вернусь. Дай мне время.

– Если бы оно у меня было, – пробормотал Роман и, попрощавшись, тронулся в путь.

Мама, конечно, не поверила в историю про стеклянную дверь, которую он якобы не заметил и потому порезался. Но, к счастью, подробности выспрашивать не стала: привыкла, что Роман не все мог рассказать, как и его отец в свое время. Только позже, накладывая на тарелку домашние котлеты и картофельное пюре, тяжело вздохнула.

– Во что ты влез, Ромка? Во что снова вляпался?

Он выдержал ее вопросительный взгляд, но промолчал и с аппетитом принялся за еду. Мама снова вздохнула и села напротив. Она и раньше ела мало, а сейчас, встревоженная поздним неожиданным приездом сына и его видом, почти не прикоснулась к своей порции.

– Вкусно, ма. Зря не ешь! – попенял ей Роман, заметив, что она поковыряла котлету и отложила вилку.

– Главное, ты ешь! Даже не знаю, чем ты питаешься… Небось, заварной лапшой.

– Плохого ты обо мне и моем аппетите мнения, – пошутил Роман и встал из-за стола, чтобы отнести тарелку в раковину.

– Я сама помою! Куда ты с такой рукой… Женился бы и ел тогда все домашнее, – сказала мама без всякого перехода, чем вызвала у Романа усмешку, которой он обычно отвечал на подобные заявления.

– На ком жениться-то?

– На хорошей девушке. Мало их что ли? Да хоть вон на твоей помощнице, о которой ты мне рассказывал!

Мама невольно попала в еще одну болевую точку. Роман поморщился и нахмурился.

– Что? Я что-то не то сказала?

– Вита больше у меня не работает. Так сложились обстоятельства.

Он все же, несмотря на протесты матери, вымыл за собой посуду. Раньше Роман всегда сводил подобные разговоры к шутками. Он понимал, что его маме, как и любой другой, хочется видеть сына семейным человеком, с детьми. А еще желательно с нормальной, а не «секретной» работой. Отчасти мама была права, считая его работу опасной. И именно этот пункт исключал первые два – жену и детей.

Но сегодня Роман не хотел ни отшучиваться, ни вообще говорить на эту тему. Поэтому просто сказал, что очень устал.

В его комнате все оставалось без изменений. Мама только поддерживала чистоту, но не трогала ничего из вещей. В шкафу даже нашлась кое-какая одежда, которую Роман носил еще в те времена, когда приезжал домой на каникулы. Широкие спортивные штаны оказались впору, а футболки – малы, потому что поступал он в академию еще довольно тощим пареньком, а за годы учебы и службы раздался в плечах и стал гораздо сильнее.

Мама уже успела положить на диван стопку постельного белья. Но спать, несмотря на усталость, не хотелось. Роман задержал взгляд на коллекции солдатиков, которую собрал еще его дедушка – тоже военный. И, поддавшись странному порыву, сунул фигурку призывающих в атаку командира в карман висевших на спинке стула джинсов.

В стопке фотоальбомов он отыскал тот, который завел папа еще во времена своей учебы, сел на диван и открыл первую страницу.

Роман рассматривал черно-белые фотографии и в юном отце-курсанте видел себя: такого же бритоголового, обнимающего за плечи сокурсников и нахально лыбящегося в камеру, потому что за минуту до того, как был сделан снимок, он с боевыми товарищами совершил очередную каверзу и еще не был пойман. Когда-то и отец, будучи курсантом, развлекал себя и друзей розыгрышами, ходил в самоволку и попадал на «губу» – на гаупвахту. И наверняка тоже, как потом и его неугомонный сын, перечистил в качестве наказания тонну картошки.