Наталья Калинина - По ту сторону песни

Из кабинета вышла Анфиса и вопросительно посмотрела на Романа. Он без улыбки подмигнул ей.

– Я скоро. Никуда не уходи, пожалуйста.

Она чуть улыбнулась, закуталась в его куртку и присела в дерматиновое кресло. Олег сунулся следом за Романом, и врач отчего-то не стал возражать.

– Где ж вы, молодой человек, так нациркачились, что швы разошлись, – не сдержался доктор, осматривая раны. Он сердито хмурился, Роман страдальчески морщился, а Олег ухмылялся и по-своему «поддерживал» друга:

– Лучше сразу ему «молнию» вшейте, док.

– Заткнись, Ягуар, – выдавил Роман.

– Или на машинке прострочите, – не унимался Олег.

– Рот ему застрочите, доктор!

– Здесь вам не швейное ателье, молодые люди, – парировал врач, пряча в бороду усмешку. Роман зашипел от боли, и Олег тут же весело его «подбодрил»:

– Терпи, коза, а то мамой будешь!

– Забодаю, Ягуар! Доктор, хватит уже садистничать…

– Уже, уже. Осталось перевязать. И надеюсь не увидеть вас обоих тут долго. Хотя бы несколько дней.

– Я лично прослежу, чтобы он больше не циркачил, – пообещал Ягуар. И все то время, что медсестра бинтовала Роману руку, уже молчал.

Заговорил Олег тогда, когда они уже вместе с Анфисой направились к выходу:

– Отвезу вас в спокойное место. Ром, по дороге заскочим к тебе. Заберешь все необходимое. Пока собираешься, я сбегаю за продуктами и в аптеку. Анфиса пусть напишет список, что ей нужно. Олеся ей все купит, а я потом привезу. Увы, в женских штучках я не разбираюсь, вечно покупаю не то, что меня просят. Первая жена настоящие истерики закатывала. Олеся только смеется. Шацкий, дай ключи, отвезу вас на твоей машине, а потом вернусь за своей.

– Спасибо, Олег, – от души поблагодарил Роман, пытаясь неловко левой рукой достать ключи из правого кармана джинсов. – Если бы не ты…

– На то дружба и есть. Ты, главное, больше никуда не лезь и прекращай «циркачить», как доктор выразился. Побереги себя, а то…

Что «а то», Олег не договорил, открыл машину и занял водительское место. Роман подождал, когда Анфиса займет место сзади и сел с ней рядом. А затем приобнял и привлек к себе. И когда она доверчиво к нему прижалась, не сдержал улыбки.

Илья не отпустил Никиту с Витой без отдыха и обеда. Выставленная на стол еда оказалась нехитрой, но очень вкусной, деревенской: молодой картофель с зеленью и пахучим подсолнечным маслом, хрусткая редиска, которую так вкусно макать в крупную соль, пупырчатые огурцы, соленые грузди и темный хлеб с кислинкой. Только во время обеда Никита понял, насколько проголодался. Илья же только усмехался и добавлял гостям в тарелки то картошки, то груздей. Вита тоже ела с аппетитом, и Никите это нравилось. Ему вообще нравилось на нее смотреть: как она макает в соль редиску, как подносит ко рту вилку, как тянет к миске за огурцом тонкую руку с белой кожей. Как иногда вскидывает на него, Никиту, взгляд и тут же, будто смутившись, отводит глаза.

Вместе с ними обедали трое мужчин, которых приютил Илья. И когда все более-менее утолили острый голод, Вита, а не Никита, начала задавать вопросы. Она начала издалека, попросив назвать их имена, потом аккуратно расспросила о том, что им нравится – от музыки до еды, затем перешла к вопросам о семьях. Но ни один из мужчин не смог дать ясного ответа. Двое по-прежнему молчали, третий сказал, что всю жизнь и жил тут, водил трактор. Вита сокрушенно вздохнула и отстала с расспросами. Обед заканчивали уже в полном молчании. Но когда мужчины поблагодарили сдержанными кивками и ушли продолжать прерванную работу, Вита обратилась к Илье:

– Мы знаем, кто они. Их считают пропавшими, но ищут. Если, оказавшись в привычной жизни, они ничего не вспомнят, им смогут помочь специалисты.

– Да разве я против того, чтобы они вернулись домой! – воскликнул Илья. – Я не барин, а они – не крепостные. Но куда ж им идти? Я их сфотографировал и отнес снимки в местное отделение полиции. Но пока вестей нет. Да оно и понятно: на запросы и ответы нужно время. У меня они живут, потому что им некуда пойти. И работают, потому что так хотят. Если вы поможете с поисками их родных, я буду только рад.

Никита с Витой заверили, что обязательно разыщут родных этих мужчин и состыкуют их с Ильей. На том с Суворовым и распрощались.

В столицу приехали уже к вечеру. Никита первым делом заехал к сестре, чтобы вернуть машину. Виту он взял с собой в качестве поддержки, надеясь, что в ее обществе сестра не даст волю гневу. Так и вышло. Марьяна только уперла руки в боки, чтобы задать брату трепку, но увидела маячившую за его спиной девушку, смягчилась, пригласила в дом и накрыла стол к ужину. Но оживленной беседы не получилось, потому что Марьяну расстроила новость о кончине Игоря Степановича. Никита заявил, что он заберет осиротевшего Шушу себе, и Марьяна возражать не стала, более того, отдала брату машину до утра – отвезти собаку и Виту.

Всю дорогу левретка просидела у Виты на руках и чувствовала себя так спокойно, будто обрела любящую хозяйку. Вита что-то ворковала собаке, Шуша в ответ скалил белые зубы будто в улыбке. Никита бросал на парочку взгляды и с тоской думал о том, что Виту нужно отвезти домой. Но вначале завезет к себе Шушу.

Что за день! Одни расставания… Роман попрощался так, будто знал о своем будущем что-то нехорошее. Анфиса пробормотала слова благодарности, но при этом явно грустила. Мрачных красок в сцену прощания добавила просьба Романа не искать больше Анфису. Никита дураком не был и понял, что вряд ли поклонники теперь дождутся выступлений своей любимой певицы. Поэтому там, у парка, крепко обнял Анфису, пытаясь выразить ей поддержку.

Вита всю дорогу до дома Никиты тоже грустила, опустив взгляд, поглаживала левретку и молчала. С Шушей на руках, явно не желая с ним расставаться, Вита поднялась в квартиру Никиты.

– Хочешь оста… – начал Никита, поняв, что лучше не разлучать этих двоих.

– Хочу, – не дала ему договорить Вита и отчего-то смутилась до румянца на щеках. – Можно?

Она спросила и замолчала, таращась на него небесными глазищами, будто испугавшись своей отваги и отказа Никиты. И только тогда он понял, что имеет в виду она вовсе не собаку. Никита прикрыл дверь, взял из рук Виты Шушу и поставил его на пол. А затем мягко притянул Виту к себе, коснулся ладонью ее затылка, заглянул ей в глаза и вместо ответа робко, боясь спугнуть, коснулся губами ее губ.

Вита ничего ему не сказала, но Никита понял, что она впервые решила остаться на ночь у мужчины. И он, приводивший к себе домой столько девушек, разволновался так, будто и у него все должно было случиться впервые. Но в этот раз он не будет утром искать предлоги, чтобы поскорей выпроводить ночную гостью из квартиры, напротив, станет уговаривать остаться.