Стивен Кинг - Самое необходимое

Он не знал, и в любом случае это не имело значения, потому что он утратил способность говорить. Начисто.

Трое взрослых людей стояли молча, в шоке уставившись на разорение, царившее в кабинете директора средней школы Фрэнка Джуэтта. Журнал, качавшийся на самом краешке кресла для посетителей, пошелестел страницами от притока горячего воздуха из полураскрытого окна, а потом упал на пол. «Шаловливый парнишка» — многообещающе зазывала его обложка.

«Шутка? Да, шутка, я скажу, что это была шутка, — проносилось в мозгу Джуэтта, — но разве они мне поверят? Допустим, кто-то взломал ящик стола... Подложил их туда... Поверят они в это?»

— Миссис Таннер? — послышался девчачий голосок позади них.

Все трое — Джуэтт, Таннер и Макгинли — резко обернулись, словно пойманные за чем-то постыдным и неприличным. Там стояли две девчонки-восьмиклассницы в красно-белых костюмчиках, какие носят ведущие на параде. Алиса Таннер и Брайон Макгинли почти одновременно подались вперед, чтобы заслонить собой обзор кабинета Фрэнка (сам Фрэнк Джуэтт, казалось, прирос к полу и превратился в камень), но они чуть-чуть опоздали. Глазки у обеих «ведущих» округлились. Одна из них — Дарлена Виккери — закрыла ладошками свой маленький бутонообразный ротик и, словно не веря своим глазам, вытаращилась на Фрэнка Джуэтта.

Ага, подумал Фрэнк, завтра к полудню вся школа уже будет в курсе, а к вечеру — весь город.

— Идите, девочки, — сказала миссис Таннер. — Кто-то сыграл гадкую шутку с мистером Джуэттом — очень гадкую Шутку, — и вы не должны никому об этом рассказывать. Ни единого слова. Вы меня поняли?

— Да, миссис Таннер, — сказала Айрин Макавой. Три минуты спустся она уже будет рассказывать своей лучшей подруге, Донне Белью, что кабинет мистера Джуэтта был весь усеян фотографиями мальчишек, одетых в одни тяжелые металлические браслеты.

— Да, миссис Таннер, — сказала Дарлена Виккери. Через пять минут она будет рассказывать то же самое своей лучшей подруге, Натали Прист.

— Давайте, — поддержал Алису Брайон Макгинли. Он пытался говорить обычным тоном, но голос его так и не оправился после шока. — Уходите отсюда.

Обе девчушки убежали; их красные юбчонки весело хлопали по крепким коленкам.

Брайон медленно повернулся к Фрэнку.

— Я думаю... — начал он, но Фрэнк не обратил на него внимания.

Двигаясь медленно, как во сне, он вошел в свой кабинет, закрыл за собой дверь со словом «ДИРЕКТОР», выведенным аккуратными черными буквами на табличке, и стал медленно собирать журналы.

«Ты же сейчас все равно что даешь им письменное признание!» — завопила какая-то часть его мозга. Однако он не обратил никакого внимания на этот вопль. Более глубокий слой его рассудка — примитивный голос инстинкта самосохранения — тоже говорил сейчас, и этот голос сказал, что в данный момент он как раз наиболее уязвим. Если он станет говорить сейчас с Алисой или Брайоном, если попытается объясниться, он подпишет себе смертный приговор.

Алиса стучалась в двери. Фрэнк игнорировал ее стук и продолжал полусонный обход кабинета, подбирая журналы, собранные им за последние девять лет. Он выписывал их один за другим издалека и ездил получать на почту в Гейтс-Фоллс, каждый раз опасаясь, что полиция штата или почтовая инспекция обрушится ему на голову грудой кирпичей. Этого он избежал. А теперь...

«Они не поверят, что журналы твои, — произнес примитивный голос. — Они не позволят себе такой роскоши: поверить — ведь это расстроит такое множество уютненьких провинциальных представлений о жизни. Как только ты возьмешь себя в руки, ты с этим справишься, но... Кто же сотворил с тобой такое? Кто мог такое сделать?» (Фрэнку так и не пришло в голову спросить себя, какая бредовая идея заставила его для начала притащить журналы сюда — из всех возможных мест выбрать именно это.)

Фрэнк Джуэтт мог заподозрить только одного человека — одного жителя Касл-Рока, который разделял с ним его тайную жизнь. Джордж Т. Нелсон, преподаватель труда в средней школе. Джордж Т. Нелсон, который, несмотря на свою обманчивую внешность крутого парня, был голубее крепа на старой отцовской шляпе. Джордж Т. Нелсон, с которым Фрэнк Джуэтт однажды побывал на своего рода вечеринке в БостоНе — такого рода, где было полно мужчин средних лет и небольшая кучка голых мальчиков. Такой вечеринке, за которую можно провести в тюрьме весь остаток жизни. Такой вечеринке...

На его столе лежал большой почтовый конверт, и посреди конверта было написано его имя. Фрэнк Джуэтт ощутил странное еканье в самой верхушке живота, похожее на чувство человека, сидящего в сорвавшемся с троса лифте. Он поднял взгляд и увидел, что Алиса и Брайон стоят, вытаращившись на него, буквально щека к щеке, с раскрытыми ртами. «Теперь я знаю, — подумал Фрэнк Джуэтт, — как себя чувствуют рыбы на суше».

Он махнул им рукой — дескать, убирайтесь отсюда! Они не ушли, и это почему-то его никоим образом не удивило. Это был кошмар, а в кошмарах события никогда не развиваются так, как хочется. Потому-то они и есть кошмары. Он испытывал жуткое чувство расстерянности, но... где-то под этим, как тлеющая искорка под кучей сырых дров, разгорался маленький голубой огонек злости.

Положив пачку журналов на пол, он уселся за стол и обнаружил, что ящик, где они лежали, взломан, как он и опасался. Разорвав конверт, он извлек его содержимое. В основном это были глянцевые фотографии — его и Джорджа Т. Нелсона на вечеринке в Бостоне. Они развлекались с несколькими миловидными молоденькими пареньками (старшему из них было что-то около двенадцати), и на каждой фотографии лицо Джорджа Т. Нелсона было затемнено, а Фрэнка Джуэтта — идеально четким.

Впрочем, последнее обстоятельство не вызвало у Фрэнка удивления.

Еще в конверте была записка. Он вытащил ее и прочел.

Фрэнк, дружище.

Прости, что пришлось так поступить, но я должен уехать из города, и у меня нет времени рассусоливать. Мне нужны две тысячи баксов. Принеси их мне домой в семь вечера. Сейчас, конечно, тебе придется попрыгать, но ты мужик скользкий, и особых проблем у тебя не будет. А если не сделаешь, фотографии этого борделя будут висеть во всех телефонных будках города под листовками Ночи Казино. Тогда тебя, приятель, в два счета вышибут из города. Так что две штуки должны быть у меня сегодня до семи пятнадцати, иначе пожалеешь, что не родился кастратом.

Твой друг Джордж.

Твой друг.

Твой друг .

Его взгляд все время с изумлением и каким-то ужасом невольно возвращался к этой заключительной строчке.

Хорош, твою мать, друг , со своим поцелуйчиком Иуды и ударом ножа в спину!

Брайон Макгинли все еще постукивал рукой по двери, но когда Фрэнк Джуэтт наконец поднял голову, оторвавшись от того, что привлекало его внимание на столе, кулак Брайона застыл в воздухе. Лицо директора было мертвенно-бледным, кроме двух ярких клоунских пятен на щеках. Губы раздвинулись в узкой улыбке, обнажившей два ряда зубов.