Стивен Кинг - Самое необходимое

По всей длине ближней к огороду веревки сушились простыни, они были еще сыроватые, но быстро сохли, издавая на прохладном ветерке ленивые хлопки и сверкая идеальной белизной.

«Давай, — шепнул у него в мозгу голос мистера Гонта. — Давай, Брайан, не трусь — вперед, как Сэнди Кауфакс! Давай же!»

Брайан замахнулся, подняв руки над плечами ладонями к небу. Он ничуть не удивился, ощутив у себя эрекцию, как в том сне, и был рад, что не струсил и не сбежал. Это будет забавно .

Он резко выбросил обе руки вперед. Грязь слетела с ладоней длинными коричневыми комками и веерами легла на простыни, оставив на них длинные, извилистые потеки.

Он вернулся в огород, набрал еще две пригоршни грязи и снова швырнул их в простыни; потом — еще раз и еще. Его охватил дикий азарт, почти бешенство. Он быстро сновал взад и вперед, набирая и швыряя грязь.

Он занимался бы этим весь день, если бы не услышал чей-то крик. Сначала он решил, что кто-то кричит на него. Он съежился, втянул голову в плечи и издал короткий жалобный писк. Но потом до него дошло, что это просто миссис Хаверхилл зовет свою собаку по другую сторону забора.

Все равно пора было уносить отсюда ноги. И быстро. Все-таки он задержался на мгновение — посмотреть на то, что натворил, и испытал мимолетный приступ стыда и неловкости.

Простыни загородили почти всю остальную одежду, но сами они были все покрыты грязной жижей. На них осталось лишь несколько небольших белых пятен, по которым можно было определить их натуральный цвет.

Брайан взглянул на свои покрытые грязыо руки и торопливо направился за угол дома, где торчала водопроводная труба с краном. Воду еще не перекрыли, и когда он повернул ручку, из трубы потекла холодная струя. Он тер руки, пока с них не сошла вся грязь, в том числе и из-под ногтей, не обращая внимания на леденящий холод струи. Он даже подставил под кран манжеты своей рубашки.

Потом он завернул кран, вернулся к своему велосипеду, снял его с подножки и провел вниз по дорожке. Он пережил один страшный момент, когда увидел приближающуюся маленькую желтую машину, но это оказался «сивик», а не «юго». Она проехала, не притормозив, а водитель не обратил внимания на маленького мальчишку, вцепившегося красными, потрескавшимися руками в руль велосипеда на подъездной дорожке к дому Джерзиков — мальчишку, у которого фонарем на лбу горела надпись: «ВИНОВАТ!»

Когда машина скрылась из виду, Брайан оседлал свой велик и принялся что есть силы крутить педали. Он не останавливался, пока не очутился на дорожке у собственного дома. Руки у него к этому времени уже отошли от холода, но еще ныли и... по-прежнему были красными.

Когда он вошел, его мать крикнула из комнаты:

— Это ты, Брайан?!

— Да, ма, — ответил он.

То, что он совершил на заднем дворе Джерзиков, уже казалось ему каким-то нереальным — словно просто приснилось. Ну конечно же, не мог этот мальчик, вошедший на залитую солнцем кухню, мальчик, подходящий сейчас к холодильнику и вынимающий оттуда молоко, быть тем самым парнем, который закидал грязью простыни Уилмы Джерзик.

Конечно, нет.

Наливая себе стакан молока, он рассматривал свои руки. Они были чистыми. Покрасневшими, но чистыми. Он убрал молоко обратно в холодильник. Сердце у него успокоилось и билось в нормальном ритме.

— Все ли ладно сегодня в школе, а, Брайан? — послышался голос Коры.

— Нормально.

— Хочешь посмотреть со мной телек? Скоро начнется «Санта-Барбара», а сейчас идут «Поцелуи Херши».

— Конечно, — сказал он, — только я сначала поднимусь наверх на пару минут.

— Не оставляй там стакан от молока! Оно засыхает, противно пахнет, и его потом уже не отмоешь в посудомойке!

— Я принесу его вниз, ма.

— Уж будь любезен!

Брайан поднялся наверх и полчаса просидел за письменным столом, мечтательно уставясь на вкладыш с Сэнди Кауфаксом. Когда вошел Шон — спросить, не хочет ли он сходить с ним в магазин на углу, — Брайан с треском захлопнул свой бейсбольный альбом и велел брату уораться вон из его комнаты и не возвращаться, пока он не научится стучаться в дверь, прежде чем войти. Он слышал, как Шон заплакал, стоя в коридоре, но не испытал никакого сочувствия.

В конце концов надо уметь вести себя прилично.

10

Дал привратник вечеринку в окружной тюряге,

Весь оркестрик заплясал, воры да бродяги,

Вся тюремная капелла стала выть в отпаде,

Надрывали глотки все, словно на параде!

Король стоит, расставив ноги, его голубые глаза блестят, подрагивают «колокольчики» на штанах его белого спортивного костюма. Хрусталинки в прожекторах над головами вспыхивают разноцветными огнями. Прядь иссиня-черных волос падает ему на лоб. Микрофон — у самого рта, но не так близко, чтобы Майра не могла рассмотреть чувственный изгиб его верхней губы.

Ей видно буквально все. Она — в самом первом ряду.

И вдруг, когда обрывается один пассаж, он протягивает руку, протягивает руки ЕЙ, точь-в-точь как Брюс Спрингстин (которому никогда и близко не сравниться с Королем, как бы он ни старался) протягивает руку той девчонке в видеоклипе «Танцы в темноте».

На какое-то мгновение она слишком изумилась, чтобы сделать что-нибудь, даже просто шевельнуться, а потом чьи-то руки сзади выталкивают ее вперед, и ЕГО рука обхватывает ее запястье, ЕГО рука вытаскивает ее на сцену. Она чувствует ЕГО запах — смесь пота, «Английской кожи» и горячего тела.

В следующее мгновение Майра Эванс — уже в объятиях Элвиса Пресли.

Атлас его спортивного костюма шуршит под ее ладонями. Мускулистые руки обнимают ее. Это лицо, ЕГО лицо, лицо Короля всего лишь в нескольких дюймах от ее лица. Он танцует с ней, они — пара; Майра Жозефина Эванс из Касл-Рока, штат Мэн, и Элвис Арон Пресли из Мемфиса, штат Теннесси! Они двигаются, обнявшись в танце, по широкой сцене, перед глазами четырех тысяч ревущих поклонников, скандирующих, как иорданцы, тот смешной припев пятидесятых: «Рок-рок, все танцуем рок...»

Его бедра тесно прижимаются к ней; она чувствует нарастающее напряжение в самом его центре, трущемся о ее живот. Потом он крутит ее, юбка на ней взметается вверх, обнажая все ноги, вплоть до трусиков «Секрет Виктории», ее рука скользит внутрь его ладони так легко, словно горячий нож в масло, а потом он снова дергает ее к себе, и его рука скользит у нее по спине, к ягодицам, обнимая и прижимая все крепче и крепче. На мгновение ее взгляд падает вниз, и там, под прожекторами на сцене, она видит пялящуюся вверх Кору Раск. Лицо Коры искажено от зависти и черной злобы.

Потом Элвис поворачивает ее лицо к себе и произносит своим сладким, как сироп, голосом с южным говором: «Отчехо бы нам не хлянуть друх на дружку, а, храсотка?»