Стивен Кинг - Самое необходимое

Он постарался. Его мистический ужас перед делом Тада Бомонта, делом с (воробьи, воробьи летают) птицами, начал потихоньку растворяться, и он честно пытался заново склеить свою жизнь — вдовец, полицейский в маленьком городке, отец мальчика-подростка, повзрослевшего слишком рано, но... не из-за Полли, а из-за несчастного случая. Из-за страшной оглушающей травмы: «Сынок, у меня ужасная новость: тебе надо взять себя в руки...»

И конечно, он начал плакать, а вскоре расплакался и Ал.

Тем не менее они изо всех сил постарались восстановить то, что можно было восстановить, и старались до сих пор. Сейчас дела шли немного лучше, но... две вещи никак не хотели исчезнуть.

Первое — большой флакон из-под аспирина, оказавшийся почти пустым всего лишь за неделю.

Второе — тот факт, что Анни не надела свой ремень безопасности.

Анни всегда надевала его.

Через три недели мучительных бессонных ночей он записался на прием к невропатологу в Портленде. Он отправился к нему, потому что тот мог лучше ответить на вопросы, которые Алан хотел задать, и еще потому, что ему надоело вытаскивать ответы клещами из Рея Ван Аллена. Доктора звали Скоупс, и впервые в жизни Алан спрятался за своей должностью: он сказал Скоупсу, что вопросы имеют отношение к текущему полицейскому расследованию. Врач подтвердил основное подозрение Алана: да, люди с мозговыми опухолями иногда бывают подвержены непредсказуемым эмоциональным всплескам и порой становятся одержимы манией самоубийства. Когда человек с опухолью в мозгу кончает с собой, сказал Скоупс, действие часто совершается импульсивно, на обдумывание поступка уходят доли минуты, если не считанные секунды. Алан спросил, может ли такой человек прихватить с собой на тот свет кого-то еще.

Скоупс сидел за своим столом, откинувшись в кресле и заведя сцепленные руки за голову, и не мог видеть рук Алана, которые были так намертво зажаты у него между колен, что пальцы стали белее снега. О да, сказал Скоупс. В подобных случаях это довольно распространенный вариант; опухоли головного мозга часто влекут за собой поведение, которое терапевт счел бы психопатическим. Иногда больной считает, что страданию, которое он испытывает, также подвержен кто-то из его любимых и близких, а то и все человечество; другой вариант — это убежденность в том, что любимые и близкие больного не захотят больше жить, если он умрет. Скоупс упомянул случай с Чарлзом Уитменом, забравшимся на верхушку Техасской башни, который, прежде чем покончить с собой, убил больше двух дюжин ни в чем не повинных людей, а также с учительницей средней школы в Иллинойсе, убившей нескольких своих учеников, прежде чем она пришла домой и всадила пулю себе в голову. В обоих случаях вскрытия показали опухоль мозга. В принципе такое возможно, но происходит далеко не во всех и даже не в большинстве случаев. Порой опухоли в мозгу вызывают странные, непредсказуемые поступки, но иногда симптомы вообще не проявляются. Невозможно сказать наверняка.

«Невозможно. Так оставь это», — сказал он себе.

Хороший совет, но... трудновыполнимый. Потому что был флакон из-под аспирина. И ремень.

В основном, конечно, ремень — он не выходил у Алана из головы, висел там маленьким черным облаком и никак не хотел исчезнуть. Она никогда не ездила без него. Даже если надо было проехать до конца квартала и обратно. Тодд пристегнул свой, как обычно. Означало ли это что-то? Если она решила, выехав на шоссе в последний раз, убить себя и взять с собой на тот свет Тодда... заставила бы она тогда и Тодда скинуть свой ремень? Ведь даже испытывая боль, в состоянии депрессии, в страданиях она вряд ли хотела бы, чтобы мучился Тодд, разве не так?

Невозможно сказать наверняка. Оставь это.

Но даже сейчас, лежа в постели рядом со спящей Полли, ему трудно было последовать этому совету. Его рассудок возвращался к этому снова и снова, как щенок, грызущий старый резиновый коврик своими маленькими острыми зубками.

И на этой точке к нему всегда приходило видение — кошмарный образ, который в конце концов привел его к Полли Чалмерз, потому что Полли была самым близким для Анни человеком... Если учесть дело Бомонта и психический стресс, который оно вызвало у Алана, Полли скорее всего в последние месяцы жизни значила для нее больше, чем он.

В этом видении Анни сбрасывала свой ремень, давила на педаль газа и отпускала руль. Отпускала руль, потому что в те последние несколько секунд для ее рук нашлось другое занятие.

Отпускала руль, чтобы расстегнуть ремень Тодда.

Вот такое видение: «скаут» с ревом несется по дороге — семьдесят миль в час, не меньше, — виляет вправо, на деревья под белым мартовским небом, обещающим вскоре разразиться дождем, Анни борется с ремнем Тодда, а Тодд, крича от страха, отдирает от себя ее руки. Он видел, как любимое и родное лицо Анни превращается в маску злобной ведьмы, видел перекошенное от страха личико Тодда. Иногда он просыпался среди ночи, весь в поту, от звенящего в ушах крика сына: «Деревья, мамочка! Смотри на ДЕРЕВЬЯ!»

И однажды он отправился к Полли, пришел к закрытию ателье и спросил, не зайдет ли она к нему выпить стаканчик или, если ей это неудобно, нельзя ли ему зайти к ней.

Сидя у себя на кухне ( у себя — заметил внутренний голос), поставив перед ней чашку чаю, а себе сварив кофе, он начал рассказывать ей — медленно, запинаясь — о своем кошмаре.

— Мне надо знать, если только это возможно, не было ли у нее периодов депрессии или безрассудства, о которых я не знал или... не замечал, — говорил он. — Я хочу знать... — Он на секунду беспомощно умолк. Он знал, какие слова должен произнести, но ему становилось все труднее и труднее их выговорить, словно связующая нить между его расстроенным, страдающим сознанием и ртом становилась все тоньше и вот-вот совсем оборвется. Он мучительно напрягся и продолжил:

— Мне не надо знать, была ли у нее тяга к самоубийству. Потому что, понимаете, погибла ведь не только Анни. С ней погиб Тодд, и если были призраки... Признаки, я хочу сказать... Признаки , которых я не замечал, то я виновен и в его смерти. И я чувствую, что должен это выяснить.

Тут он замолк с гулко бьющимся сердцем в груди. Он провел рукой по лбу и с удивлением отметил, что ладонь стала влажной от пота.

— Алан, — произнесла Полли и положила руку ему на запястье. Ее серо-голубые глаза смотрели прямо на него. — Если бы я видела такие признаки и никому о них не сказала, я была бы не в меньшей мере виновна, чем, похоже, хочется считать себя вам.

Он раскрыл рот — это он хорошо помнил. Полли могла заметить что-то в поведении Анни, что он упустил; в своих рассуждениях он пришел к такому выводу. Мысль о том, что такое наблюдение подразумевало обязанность что-то предпринять, до сих пор не приходила ему в голову.