Лин Яровой - Зазеркалье

В итоге Макс смирился с поражением. Взяв Леночку за руку, он увёл её краснеющую и паскудно хихикающую в темноту дома, где уже храпели остальные медсестры, а мы с Лидой остались вдвоём в опустевшем дворе.

«Не стыдно тебе?» — с улыбкой спросила Лида, поймав мой взгляд.

Молодая, знойная — она стояла в нежно-голубом платьишке у мангала, в котором трещали берёзовые поленья, и искры пламени танцевали в её блестевших глазах.

«Почему мне должно быть стыдно?» — спросил я, глядя на неё чуть плутовато и щурясь от табачного дыма.

Лида отвела взгляд, усмехнулась. Затем прикусила губу и, снисходительно покачав головой, впервые посмотрела на меня тем самым колдовским тёмным взглядом. В тот момент я почувствовал, будто меня раздели догола и вывернули душой наружу. Будто вытряхнули на свет все грехи, все грязные мыслишки и воспоминания.

«Значит, бутылка анисовой?» — спросила Лида.

Я опустил глаза. Захотелось провалиться сквозь землю. Макс — трепло. Проболтался по пьяни кому-то из медсестричек.

«Не напрягайся, — усмехнулась Лида. — Если бы я обижалась, меня бы здесь уже не было. Проводишь до дома?»

«Конечно. Только возьми мою куртку. Прохладно на улице».

Мы пошли по уснувшей деревне сквозь звёздную летнюю ночь. И лишь потом, много лет спустя, я понял, почему та прогулка показалась мне настолько странной, волшебной, тихой. Вместе с Лидой мы проходили мимо чужих дворов, и ни одна собака не залаяла, не зарычала нам вслед. Дворняги просыпались, провожали взглядами и лениво зевали, будто учуяв, что мы не причиним им зла.

Лида рассказывала об учебе в медакадемии. О том, что провалила экзамен по гистологии, что декан невзлюбил её с первого дня за смелость и вольнодумие. Я слушал её вполуха, что-то отвечал невпопад, а сам любовался тем, как она двигается. Лида будто плыла над землёй. Такого лёгкого воздушного шага я не видел больше ни у одного человека.

Заметив, как я на неё смотрю, Лида остановилась, заглянула мне в глаза и сказала:

«Знаешь, Андрей. У тебя взгляд кошачий».

«Какой?»

«Кошачий».

«И что это значит?» — спросил я, улыбнувшись.

«Ты цепляешь каждое движение. Словно охотишься. Видишь больше, чем понимаешь, а всё увиденное остаётся отражением на радужках. Поэтому и в глазах всегда усмешка».

Я не понял, о чем она говорит, но уточнять не стал. Вместо этого лишь подмигнул ей. И неторопливо пошёл вперёд. Так, будто мне было всё равно, пойдёт ли она следом. Не зрением, но скорее интуицией, я увидел, как Лида покачала головой и довольно улыбнулась мне в спину.

«Не так быстро, кот. Хочешь бросить женщину одну в заколдованной Роще?»

«Заколдованная Роща… Звучит слишком волшебно для нашей пьяной деревушки».

Лида пожала плечами.

«Родные места полны волшебства».

«Родные?»

«Для вас с Максимом. Вы же здесь выросли. Или это не так?»

«Так, — кивнул я, затем задумался на секунду и усмехнулся: — забавно…»

«Что именно?»

«Мы с Максом все детство мечтали перебраться в город. Считали дни до окончания школы, проклинали эту Рощу, а теперь приезжаем сюда каждое лето, черт его знает зачем. Наверное, воспоминания держат».

«Воспоминания? Или семья?»

Я невольно опустил глаза. Лида, заметив это, спросила:

«Неприятная тема?»

«Скорее, болезненная».

Лида промолчала в ответ. Мы прошли в тишине несколько метров, а затем я сказал:

«Мой отец до сих пор живет здесь, только мы редко видимся. У нас с ним непростые отношения. Если мягко сказать».

«А мама?»

«Она ушла из семьи, когда мне было пять. Честно признаться, я и лица-то её не помню. Только смутный образ. У неё были вьющиеся черные волосы. Прямо как у тебя».

Лида попыталась сдержать улыбку, но уголки её губ все равно дрогнули. Я понял, о чем она подумала. Эта мысль понравилась и мне.

«Ещё помню её белый сарафан. Серебряные серьги с рубинами. И браслет на руке — тонкий, с листиками, будто березовую веточку в кольцо закрутили. Больше — ничего. Ни голоса, ни лица. Впрочем, нет. Вру… Ещё помню запах. Лесной, свежий… Что-то хвойное и мятное одновременно».

«Как её звали?»

«Мария».

«Надо же… Как и мою».

«Ты хорошо общаешься с мамой?»

«Она умерла, когда мне было шестнадцать, — ответила Лида. — За пару дней до Пасхи».

«Черт… Прости».

«Не за что прощать, кот. Это я подняла тему родителей».

Она вновь меня так назвала — «Кот». Я шел и пытался понять, почему это так приятно. Чувствовал, будто новое подаренное Лидой имя привязывает меня к ней невидимой ниточкой и наполняет силой.

Улица тем временем пошла вверх. Поднявшись на пригорок, мы с Лидой увидели темные изгибы тайги на холмах, окутанных рваными полосами тумана, словно плетенкой из облаков. Лида задержала взгляд на горизонте, а затем, улыбнувшись, сказала:

«А ещё Максим говорил, что в местном лесу живёт змей».

Я усмехнулся.

«Он и тебе эту байку стравил? Про змеиный камень и царя тайги?»

«Да. Меня зацепило. Это деревенская легенда?»

«Скорее псевдофольклор. Такими историями Макс пугает всех местных девушек, которых хочет затащить в постель. Он считает, что придумал безотказную схему съёма — нагнать жути, успокоить, а затем залезть под юбку».

«Как видишь, не такую уж и безотказную».

«Просто ты умнее, чем местные девушки».

Краем глаза я заметил, как Лида на мгновение прикусила губу.

Наши ладони несколько раз, будто случайно, коснулись друг друга. Решив, что пора, я досчитал до семи, набрался смелости, и на очередном перекрестке шагнул чуть вправо, придвинувшись ближе. Ладонь Лиды сама скользнула мне в руку.

Мы не замедлили шага и не отвели глаз от дороги — только несколько раз сжали и разжали пальцы, словно приветствуя друг друга. Кожа Лиды была горячей и мягкой. Дотронувшись, я почувствовал, как тепло поднимается по моему запястью, по плечам, по шее — пьянит голову, а затем, льётся вниз, стекая куда-то в живот.

«Ты необычная» — сказал я тихо, и голос прозвучал хрипловато из-за пересохшего горла. Лида сжала руку сильнее. Словно в знак одобрения.

«Ты тоже, кот».

И в тот момент мне показалось, будто это уже было однажды — давным-давно — в детском сне или в позабытой жизни. Будто мы знали друг друга, любили, жили под одной крышей, затем потеряли, а теперь снова нашли. Я знал: вот сейчас мы дойдём до того тёмного поворота, и Лида заговорит о своей бабушке. О бабушке, которая рассказывала ей сказки и пекла блины по утрам. О бабушке, которая уходила в лес ночами…

«Знаешь, в детстве бабушка рассказывала мне похожую легенду».

Сердце в груди дрогнуло. Это ведь не сон? Я словно видел мысли Лиды прежде, чем они превращались в слова.

«Бабушка говорила, что в тайге живёт полоз. Что он спит под землёй. И выползает каждое лето из белого камня спрятанного в лесу. Бабушка говорила, что полоз ищет себе невесту — каждый год новую. И если не найдёт до первого снега, то зима будет долгой, а лето за ней засушливым».