Лин Яровой - Зазеркалье

Мужик заметил мой взгляд.

— Чего так смотришь? — ухмыльнулся. — Крови не видел?

— Видел.

— А чего тогда?

— Непривычно.

— Чего непривычно? Ты ж мент.

Я удивлено приподнял брови. Мужик отхаркнул на землю и объяснил:

— Помню я тебя. Ты ведь Лотова сын, да? Ты к нам еще приезжал, когда продавщицу зарезали.

В голове пронеслись картинки десятилетней давности — красные, густые… Окоченевшее тело в кладовой. Забрызганные стены. Перерезанное горло, в котором белел позвонок. Двенадцать лет прошло, а воспоминание яркое, словно вчера случилось.

— Это ведь ты Сивого поймал тогда? — спросил мужик.

Я кивнул.

— Он, кстати, вышел, — сказал хозяин двора, будто между делом. — Где-то года три-четыре назад. Вроде, тихий стал, говорят. А как по мне, всё равно сядет обратно рано или поздно. Что он, что братец его, Строганчик, — зверьё.

Ещё где-то с минуту мужик держал кроля, а потом отпустил. Последние капли упали на почерневшую траву. Вытерев нож о рукав, мужик начал разделывать животное, работая будто небрежно, но вместе с тем ловко, словно судмедэксперт.

Я смотрел завороженно — переживал смесь наслаждения и брезгливости. Нож мелькал в руках мужика — раз, два… шкура с лапки отлетела вниз.

— Я ведь и жену твою знаю, Лидку. Она у моей практику проходила. Помню её молоденькую. Красивая девка. Халат наденет, волосы распустит — вся больница заглядывается. А ты, по-моему, в то время вечно с Морозовским сыном шатался. Как его зовут? Максим?

— Да. Максим.

Раз, два… вторая лапка туда же. Мужик подтянул шерстку, дёрнул пальцами что-то за хвостом кролика.

— Ты с ним и дом строил? На Березовой?

— С ним.

— Хороший дом вышел. Ладный. Соседям на зависть.

Раз, два… Лезвие скользнуло вниз. Кролик болтался наполовину освежеванный.

— Кстати, насчет соседей, — сказал я. — Что с Валерой случилось, не в курсе?

— С Колебиным?

— Ага.

Мужик вытер вспотевший лоб запястьем. Глянул на окровавленный нож, и продолжил разделывать тушку.

— Да ёбнулся он. Сгинул. Прошлой осенью ушёл с другом своим в тайгу и не вернулся.

— Синька?

— Не, — покачал головой мужик. — Он не пил. Как узнал, что помрёт скоро, так бросил.

Я озадаченно глянул на хозяина двора.

— В смысле узнал?

— У него рак нашли.

— И давно?

— Года два назад. Как пришибленный ходил всё время. Потом ещё Варька его расшиблась, один остался. А позапрошлой осенью к нему этот хер жить заехал. Весь в чёрном, словно с тюрьмы сбежал.

— Тоже археолог?

— А хер знает. Может быть, и копали вместе раньше что. Я его краем глаза только видел. И то — со спины. Он у Валеркиного дома сидел, курил в одну харю и в лес куда-то смотрел.

На другом конце посёлка зазвенели колокола. Пять часов. В местной церкви начиналась вечерняя служба. Повернув голову, я посмотрел поверх крыши избы, но храма отсюда не было видно, хоть и стоял он высоко — на холме у изгиба реки. Перекрестившись трижды, я опустил взгляд и глянул на хозяина двора. Тот словно и не услышал звона колоколов. Видимо, заработался. Или привык.

— Я вот как думаю, — сказал он. — Этот хер Валеру в могилу и свёл. Он его вылечить обещал. Вот, видать — долечил.

— Вылечить? От рака?

— Ага. Шарлатан, сука. У Валеры пил, жрал, а чтоб не выгнали, по ушам ездил, мол, знает, как смерть обмануть. А наш Валера — собачья душа. Ему пиздят, а он и верить рад.

Маятник под сердцем качнулся… Замер.

— А что именно говорил? Про смерть.

— Хех… Ты думаешь, я помню? Я с Валериных слов знаю только. Вроде травы искал какие-то. В лес вечно мотался. Как ни зайду, ни спрошу: «где этот»? Валера, мол, в роще. Вот и думай, че он в этой роще забыл?

Словно обертку с конфеты, мужик стянул шкуру с тушки. Отрезал кролику уши, сделал ещё пару движений. На веревках болталось худое, похожее на кошку-сфинкса, существо.

— Имя-то было у друга?

Хозяин двора задумался. Почесал нос основанием ладони, стараясь не перепачкаться кровью.

— Слушай, не помню. Вроде как-то звали… Только из головы вылетело.

— Ясно. А с телами что? Похоронили или как?

— Или как. Где их найдешь теперь в тайге.

— Говорят, что нашли.

— Кто говорит?

— Участковый, — соврал я.

— Да быть не может, — отмахнулся хозяин двора. — Ты, видать, чет путаешь. Если б нашли, я бы знал. Я с Юркой часто вижусь…

Мужик осекся. Скривил губы всего на мгновение, но я успел заметить это и усмехнулся. «Да здесь, похоже, вся деревня стучит. Хорошо работаешь, Юра. Матереешь».

Тем временем хозяин двора вскрыл кролю живот. Вытащил внутренности и бросил их в вольер. Другие кролики завизжали, подскочили к кишкам и с жадностью сожрали всё.

— Надо же, — удивился я. — Думал они больше по сену. Или по морковке.

— Им похер, — махнул мужик окровавленной рукой. — Звери.

Он снял освежеванную тушу с петель и занёс её в сени. Из дома вышла женщина лет пятидесяти с острыми, неприятными чертами лица. Она напомнила мне вахтершу, работавшую в подъезде девятиэтажки, в которой мы с Лидой жили в первые годы после свадьбы. Женщина коротко глянула на меня, что-то проворчала мужу, а затем забрала кролика и скрылась за белой шторкой в дверном проеме.

Мужик спустился с крыльца. Махнул ножом в сторону вольера.

— Ну что? Которого берёшь?

Я обернулся. Посмотрел за заборчик. В этот момент за спиной вновь зазвенели колокола. Громче и быстрее.

— Давай того, — показал я пальцем на белого зверька с чёрными глазами-бусинками.

— Семьсот, — назвал цену мужик.

— Пойдёт.

— Тебе свежевать?

Я промолчал.

Не дожидаясь моего ответа, мужик вновь нацепил перчатку. Схватил пушистого за уши, вытянул из вольера и пошёл к берёзе. Потом перехватил животное за задние лапы.

В отличие от предыдущего, этот кролик даже не дергался. Покорно висел в воздухе головой вниз и ждал своей участи.

Хозяин двора замахнулся дубинкой…

Далеко на холме с перезвоном били колокола.

Лида ткнула вилкой золотистый кусочек мяса. Макнула его в соус.

— Вкусно, — сказала она. — Чёрт. Как же мне с тобой повезло, кот.

Я улыбнулся и приподнял бокал вина.

— Ешь, родная. Твоё здоровье.

Мясо получилось нежным и сочным, с хрустящей корочкой. На гарнир я отварил картофель и порезал его крупными дольками, посыпав зеленью. Вино купил какое было. Местный продуктовый выбором не баловал.

— Это немного сентиментально, — сказала Лида, кивнув в сторону дальнего угла гостиной. — Совсем на тебя не похоже.

Я пожал плечами. Затем проглотил таявший на языке кусок филе и ответил:

— Мне захотелось его спасти.

Лида медленно опустила ресницы в знак одобрения. Затем снова посмотрела в угол, где стояла картонная коробка, и невольно улыбнулась.