Лин Яровой - Зазеркалье

— Откуда? — спросил, хотя уже заранее знал ответ.

— Птицы рассказали.

— Лид…

Жена вздохнула. Посмотрела на меня устало.

— Просто скажи, — попросил я.

— Тебе это так важно?

— Важно.

— Ну хорошо. Да, мы говорили с Максимом. Пока ты гулял. Он сказал, что ты выяснял про соседа.

Маятник в груди рухнул вниз. «Почему? Почему сейчас? — забегали тревожные мысли. — Она хотела услышать его перед смертью? Хотела обсудить вещи, о которых мне знать не стоит? Чёрт, — одернул я себя. — Успокойся! Что ты несёшь, идиот?»

Но в висках уже шумел пульс, и руки стали липкими от беспокойства.

— О чём ещё болтали?

— Андрей. Давай не будем. Не сейчас.

Я постарался успокоить дыхание. Опустил взгляд, вновь уставившись в тарелку с недоеденным филе. Лида поступила так же. Ковыряя вилкой мясо, жена спокойно сказала:

— Тем более, ты и сам звонил Вике.

Струна маятника натянулась, зазвенела в груди.

— Как ты узнала?

— Никак, — сказала Лида, не поднимая глаз. — Угадала, получается.

Я мысленно покрыл себя матом. Следователь, блядь.

— Ладно, — произнесла жена, отодвигая тарелку. — Пойдём покурим.

Она встала из-за стола, подошла к вешалке и взяла пальто. Посуду убирать не стала. Стало ясно, что настроение у Лиды рухнуло. Пусть она и не показывала виду, но грязные тарелки, оставленные вопреки привычке, значили лишь одно — жене стало резко плевать на весь романтичный настрой.

— Прости, — сказал я, когда мы вышли на террасу и закурили. — Просто хотел знать.

— Давай забудем, хорошо? — сказала Лида. — Только не сегодня.

Она выдохнула дым в тёмную вечернюю сырость. Запрокинула голову назад, прикрыла глаза и набрала полную грудь воздуха.

— Здесь так свежо. Рекой пахнет.

Я машинально оглянулся и посмотрел в окна, в которых отражались наши с женой силуэты.

— Не смотри туда, — сказала Лида и ладонью повернула мою голову обратно. — Лучше послушай, как шумит ветер… Берёзы шепчут. Кошки не спят. Сегодня ночью будет гроза.

— Гроза в конце сентября? В Сибири?

— Просто поверь.

Я хмыкнул и посмотрел на небо. Со стороны посёлка оно ещё было светлое, чуть розоватое — раскрашенное лучами только-только спрятавшегося солнца. А на востоке над лесом уже темнела ночь. Холмы почернели и превратились в тени уснувших великанов. Ветер летел оттуда — с тайги.

— Идём к реке, — вдруг сказала Лида. — Хочу развести костёр. Пожарить хлеб, как в детстве.

Я понял, что вечер ещё можно спасти, и согласился.

— Пойдём. На Васино?

— Да. Именно туда.

Лида задумалась на секунду. А затем посмотрела на меня — лукаво, насмешливо.

— И не забудь анисовую. Жду тебя здесь.

— Хорошо, я мигом.

Выбросив окурок в пустую банку из-под кофе, я вошёл обратно в гостиную. Нашёл в кухонной тумбе пакет — кинул туда бутылку, хлеб, пару картофелин, коробок с солью и остатки овощей. Затем взял с каминной полки складной нож и пару таблеток сухого спирта, чтобы не мучиться с костром впотьмах. Взгляд остановился на топке камина. Мне показалось, что сажи на стенках стало больше. Дотронулся ладонью до кирпичей. Холодные. Странно.

Решив не забивать голову, я сунул в карман запасную пачку сигарет. Затем положил в коробку уснувшему кролику пару морковок и вышел на улицу.

Огляделся. Лиды во дворе не было. Сердце застучало быстрее. Маятник в груди рухнул вниз. Быстро, почти бегом, я сбежал с крыльца, толкнул калитку. Посмотрел в сторону леса…

Выдохнул.

Лида стояла напротив дома Колебина. Спрятав руки в карманы пальто, она смотрела в сторону старого пятистенка. Вжимала голову в воротник. Локоны вились по ветру чёрными змеями.

— Ты чего убежала? — спросил я, подойдя ближе.

Лида не повернулась. Медленно и плавно она подняла руку и несколько раз провела перед собой, словно сбрасывая невидимую паутину.

— Гнилая кровь, — тихо сказала жена. — Гнилые мысли.

Она стояла, будто загипнотизированная, застыв посреди дороги и уставившись в зашторенные окна кривой избы. Ветер, налетавший из леса, поднимал пыль, клонил к земле заросли крапивы, гремел железом на крыше соседского дома.

— Милая… Всё в порядке?

Будто не слыша меня, Лида сделала шаг вперёд. И тут же отступила — почти отпрыгнула. Поморщившись, словно от ожога, она, наконец, глянула в мою сторону.

— Ты ходил туда днём?

— Да.

— Не ходи больше. Никогда не ходи.

Она вновь взмахнула рукой, согнула пальцы и начертила в воздухе знак — круг с петелькой снизу. Затем взяла мою ладонь, поднесла её к губам и принялась быстро шептать. Слов я разобрать не сумел. Ветер подул сильнее — зашумел ветвями берёз, срывая пожелтевшие листья, а затем вдруг резко стих. Лида отпустила руку.

— Пойдём, — сказала, вдруг улыбнувшись. — Пока совсем не стемнело.

Не понимая, что происходит, я посмотрел сначала на собственную ладонь, затем на соседский пятистенок, а после — на жену.

— И что это было?

— Заговор. Ты поранился днём.

— Можешь объяснить нормально?

— Кот… Просто не ходи в этот дом. Он забирает жизнь.

Лида посмотрела на меня измученно, и я понял — не разумом, но интуицией — лучше оставить жену в покое. «В конце концов, она знает, что делает».

Перехватив пакет из руки в руку, я поцеловал Лиду и кивнул в сторону березовой рощи.

— Ты права. Идём. Нас ждёт река.

Над водой стелился туман. Клубками, рваными нитями полз в заводи сквозь заросли камышей, поднимался по тёмному песку к поляне, оседал каплями на листьях лозняка. Земля дышала сыростью, увядающими травами, осенью.

Мы с Лидой сидели под ветвями одиноко растущей берёзы, словно дети, спрятавшиеся в домике. Развели костер, и теперь жарили хлеб, держа тонкие прутики над танцующим огнем.

— У тебя корочка подгорела, — сказал я жене. — Подними повыше.

— Это специально. Чтобы громче хрустеть.

Я взял с земли кривую березовую палку. Поворошил прогоревшие дрова, сбивая их поплотнее. В углях пеклась укрытая золой картошка. Конец палки загорелся, и я прикурил от неё сигарету.

— Дай мне тоже, — попросила Лида.

Отдал ей свою, а себе достал из пачки новую.

— Опять обслюнявил весь фильтр, — жена в шутку поморщилась. — Что за привычка?

— Считай, это мой поцелуй.

Лида улыбнулась, и я подмигнул ей, щурясь от кислого дыма, лезущего в глаза. Отсел чуть в сторону. Почувствовал, как закружилось в голове. Бутылка анисовой была наполовину пуста, и всё вокруг казалось таким мягким, нежным, живым. Где-то в кустах квакала лягушка. «Грозу зовёт» — вспомнил я слова Лёпы. Тут же, словно в подтверждение, зашумела трава от налетевшего ветра, зашевелилась листва на березе. Волосы Лиды взметнулись и упали обратно на плечи.

— Нужно было шапки брать, — сказал я. — Продует.