Лин Яровой - Прогулки по лунным дорогам [СИ]

Куда там… Я от его пинков-то защищался с трудом. Пару раз кроссовок проскочил между ладоней и угодил в лицо. Я захлебывался собственной кровью и ничего не видел из-за тёмной пелены, застелившей глаза.

Кто-то схватил за волосы и приподнял над землей. Затем ударил головой об асфальт. Не сильно. Но этого хватило, чтобы я выключился на несколько секунд.

Когда я пришёл в себя, двое уже меня держали, прижав лицом к стене. Третий заломил левую руку за спину. Он снимал часы.

— Нет…

— Да не дёргайся ты, сука!

— Слышь, Мамай, трубку тоже у него забирай. А то сильно дерзкий.

— Ща.

На телефон мне было плевать. Единственное, что я не мог отдать этим выродкам, — так это часы. Отец подарил их мне в мой шестнадцатый день рождения. За пару дней до того самого задержания.

Я дёрнулся, пытаясь вырваться, но тут же вскрикнул от боли. Заломленная рука едва не хрустнула. Часы с меня всё-таки сняли.

Не помню, как я вновь оказался на земле. Я увидел, как смуглый убирает отцовские «Casio» себе в карман, и меня захлестнула волна безысходного гнева.

— Верни! — что есть сил закричал я. — Верни часы, сука!

Смуглый харкнул рядом со мной и повернулся к светловолосому:

— Слышь, Костян, может его обоссать? А то он чёт вообще берега путает.

— Да хрен с ним. Хватит ему.

— Рюкзак забираем?

— Да на хрен нужен, — махнул рукой блондин. — Глянь, если там бабок нет, то фиг с ним.

Ублюдки начали потрошить мой рюкзак, вываливая из него всё подряд. Смуглый залез в боковой карман и достал оттуда смятые купюры.

— А вот и лавэ! Смотри, Костян, два куска!

— Нормально. Будем считать, что это компенсация за базар.

— Может всё-таки обоссым? Он меня послал всё-таки.

— У тебя недержание, что ли? Пойдём, пока мусоров не вызвали.

Смуглый ещё раз пнул в лицо.

— Будем считать, что тебе повезло, петушок. Ты понял, сука? — снова удар.

— Верни часы…

— Чё? Че ты вякнул?

— Мамай хорош! Надо валить!

— Погоди, это сука хочет мне что-то сказать!

Смуглый поднял меня за волосы и поставил на колени. Держа за голову, второй рукой ударил в висок.

— Верни часы… — продолжал повторять я.

— Ты походу вообще не втупляешь, петушок! Ты счастлив должен быть, что так легко отделался. Ты понял? А? Не слышу, сука! Ты счастлив!? Отвечай!

— Мамай! Счастлив он, счастлив! Заканчивай уже!

— Ща закончу, — кивнул выродок, — ща я его так закончу…

— Верни часы… — прошептал я.

Смуглый отошёл на пару шагов.

— Счастливые часов не наблюдают, мразь, — почти дословно процитировал он классика.

А затем разбежался и вырубил меня одним ударом ноги.

Я с трудом разглядел собственное тело, валяющееся на асфальте. Весь мир вращался и плыл, будто меня раскрутили на карусели.

— Вижу… Вижу…

Все краски исчезли. Тьма окружала со всех сторон, подобно туману.

— Я вижу твою боль… Вижу, как тебе плохо…

Тот же свистящий шёпот. Тот же ледяной ветер. Та же пропасть, раскрывшаяся в груди.

— У тебя ничего не осталось… Ничего… Они забрали последнюю память… Но ведь я предупреждал… Я предупреждал…

Я не понимал, откуда звучит голос. Он высасывал последние силы и давил на виски.

— Тебя ждут одни лишь страдания… Равнодушие… Безразличие… Посмотри вокруг… Никому нет до тебя дела…

Мимо прошли несколько людей. Их силуэты были смазаны, словно на размытой фотографии. Они двигались, как призраки, не обращая никакого внимания на избитого парня, что лежал на тротуаре.

— Им всё равно… Ты для них пустое место… Для всех них… Я вижу, как они боятся взглянуть в твою сторону… Вижу их мысли… Им не нужны проблемы… Им не нужен ты…

Тьма загустела и стала вязкой, словно смола. Она разговаривала со мной хриплым свистящим шёпотом:

— Почему ты ещё здесь?.. Почему не закроешь глаза?.. Твоё сердце устало биться… Твоё тело не хочет жить…

Я хотел что-то сказать. Что-то чрезвычайно важное… Какая-то фраза крутилась на языке и рвалась наружу, но я не мог произнести её, потому что внезапно забыл все слова. Я лишился способности мыслить.

— Зачем ты продолжаешь искать?.. Ведь я вижу, как ты устал… Останься со мной… И я подарю покой… Подарю исцеление… Не будет ни боли, ни тоски, ни раздумий… Страдания исчезнут…

Ну давай же, чёрт возьми. Вспоминай пока не поздно! Всего одна фраза. Какая?!

Темнота начала поднимать меня над землей. Она тащила в свои объятия.

— Я вижу… Ты хочешь остаться со мной… Я вижу твою тоску… Она выпивает тебя до дна… Затягивает во мрак… Заглянув однажды, уже не вернешься…

Я не мог. Не мог вспомнить! Свистящий шёпот в моей голове мешал сосредоточиться. Мешал собраться с…

Стоп.

— Ведь ты сам открыл дверь… Сам заглянул в эту бездну… Ты сам пустил меня в свою душу…

Голос не звучал извне.

— Ты… Мой создатель…

Он звучал в моих собственных мыслях. Я вспомнил.

Я всё вспомнил.

Время остановилось, и мгновение растянулось в целую жизнь. Передо мной пронеслись обрывки воспоминаний и миллионы видений — те самые, что были давно стёрты из памяти и отброшены в сторону. Когда-то мой мозг посчитал эти образы бесполезными и принял единственное рациональное решение — забыть о них.

Но теперь они вернулись. Теперь я всё вспомнил…

Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами. У них странный бледно-голубой свет. Не знаю, откуда, но я помню: настоящие звёзды выглядят совсем иначе. Настоящие похожи на серебряные крупицы, которые кто-то неаккуратно разбросал по тёмному небу. У настоящих звёзд нет треугольных концов, как у тех, что светят надо мной сейчас.

Это всего лишь игрушки. Красивые игрушки. Папа подарил их мне, чтобы я не кричал во сне.

Вокруг меня деревянные колоны. Наверху они соединяются четырьмя балками. Я так мал, что стенки колыбели кажутся мне сводами Парфенона.

Странно… Откуда я знаю о Парфеноне?

Впрочем, я многое знаю и многое помню. Помню, как видел свет в конце чёрного тоннеля. Как кто-то огромный и сильный поднимал меня к ослепительным лучам искусственного солнца. Я чувствовал боль, вдыхал огонь и кричал. Мама прижимала меня к себе. Я помню, она плакала вместе со мной.

Помню события, которые произошли давным-давно, и даже те, что ещё не успели случиться. Помню, что через шестнадцать лет мы с мамой вновь будем плакать вдвоём. Мой папа куда-то уедет и больше никогда не вернётся.

Я помню, как зовут черноволосую девушку, что стоит сейчас у моей колыбели.

Мириам улыбается мне. Она сияет тем же бледно-голубым светом, что и игрушечные звёзды, подвешенные над детской кроваткой. Я знаю, Мириам бережёт мой сон.

И лишь поэтому я не кричу.

Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами Папа курит, сидя у костра, и щурит глаза от дыма. Мне нравится, как он это делает.