Лин Яровой - Прогулки по лунным дорогам [СИ]

— Не замерзли? — спрашивает он у нас с Андреем.

Мы с другом отрицательно машем головами. Нам тепло. Тепло не от того, что мы сидим под шерстяным пледом, прижавшись друг к другу; не от того, что нас согревает пламя костра. Нам тепло на душе. Папа впервые взял нас в поход.

— Дядя Олег, а расскажите ещё историю, — просит мой друг.

— Какую? — улыбается отец.

— Про путешествия.

— Ну, хорошо. Слушайте…

Отец рассказывает. Раскрыв рот, мы слушаем удивительные легенды о людях, которые поднимались на такие высокие горы, что могли прикоснуться к звёздам, лишь вытянув перед собой ладонь. Мой друг ничего не говорит. В душе он уже обещает себе, что когда-нибудь станет таким же смелым и сильным, как эти герои из рассказов. Однажды он тоже сможет дотянуться до звёзд…

Андрей растёт в семье без отца. После похода «дядя Олег» станет ему таким же папой, как и мне самому. И отныне мы будем не просто друзьями, а настоящими братьями.

В двадцать лет я узнаю, что Андрей погиб. Он упадет в ледяную расщелину, поднимаясь на свой первый семитысячник. Это станет для меня ударом даже большим, чем потеря отца.

Но всё это будет потом.

А пока мы совсем воробьята — сидим, укутавшись в шерстяной плед. Нам тепло. Мы слушаем отца.

— До вершины доходят лишь герои, — говорит он. — Путь наверх охраняют страшные звери, и множество испытаний ждёт тех, что решит прикоснуться к мечте. Лавины. Камнепады. И страшные, чёрные тени, что блуждают в горах. Порой при свете полной луны в туманных ущельях рождаются миражи, и тогда даже самые смелые замирают от ужаса, увидев перед собой горного призрака. Это чёрная человеческая фигура размером с самое высокое дерево, она смотрит на путников сквозь облака и нагоняет страх и тоску. Слабые убегают… Сильные же понимают, что призрак — это лишь их собственная тень, порожденная облаками и лунным светом. И в этом заключается мудрость. В самом страшном чудовище иногда нужно увидеть собственное отражение. Быть героем — значит, быть готовым к сражению с самим собой.

Мы увлеченно слушаем папу, но понемногу начинаем клевать носом. Отец замечает, что мы почти уснули. Улыбнувшись, докуривает сигарету и начинает тушить костёр. А за его спиной на фоне звёздного неба стоит девушка в фиолетовом платье.

Мириам улыбается мне. Я знаю, она бережет мой сон. И лишь поэтому мне тепло.

Над нами сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами. Мы стоим на крыше высотки, прижавшись друг к другу. Я чувствую её горячее дыхание. Запах сирени.

— Я люблю тебя, — шепчет Яна на ухо.

Голова кружится от услышанных слов. Счастье переполняет, и сердце готово выпрыгнуть наружу. Поцелуй. Короткий и сладкий, как и все наши встречи.

— Я люблю тебя, — шепчу в ответ.

Моя первая любовь.

Как много моментов мы разделим в последующие пять лет. Будем сбегать из дома, как герои подростковых любовных романов. Будем гулять и целоваться под проливным ливнем, чтобы потом вместе лечиться от ангины, укутываясь в шарфы. Однажды мы уедем в другой город на несколько дней. Просто так. Сядем в проходящий поезд и пропадём из дома на целых три дня. Ох, и достанется же нам от родителей.

Я помню, как мы расстанемся на целый год. Дурацкая ссора. Гордость и нежелание сделать первый шаг. Лишь много позже, уже в университете, мы случайно столкнёмся с ней в коридоре. И всё снова заиграет красками.

А через какое-то время я узнаю о её предательстве. Но всё это будет потом.

Пока же мы, ещё совсем подростки, стоим на крыше, прижавшись друг к другу. Я чувствую её горячее дыхание. Запах сирени.

— Я люблю тебя, Юра.

— Я люблю тебя, — отвечаю тихо.

В какое-то мгновение на лице девушки появляется тень сомнения. Яна замечает, что я не называю её по имени.

Я же и сам не знаю, кому на самом деле признаюсь в любви. Яне? Или той, что стоит у неё за спиной?

Мириам улыбается мне. Не так, как раньше. На её губах впервые появляется язвительная усмешка.

Но я знаю: Мириам будет беречь мои сны, несмотря ни на что. И лишь поэтому я чувствую себя счастливым.

Надо мной сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами. И зачем я держу в руках эту дурацкую бритву? Это ведь смешно и нелепо. В конце концов, если уж забрался на крышу, то почему выбрал именно такой способ? Было бы логичнее шагнуть с края. Но я знаю, что не смогу спрыгнуть. Глядя в лицо смерти, гораздо труднее решиться. Намного проще сделать несколько надрезов и, закрыв глаза, почувствовать, как засыпаешь в последний раз. Засыпать я любил…

Мириам садится рядом. Мы болтаем ногами над пропастью.

— Ну что? Не передумал? — спрашивает она, кивая на лезвие.

— Нет, — тихо отвечаю я.

Мириам пожимает плечами и отворачивается. Она не говорит больше ни слова и лишь смотрит в ночное небо. Весенний ветер играет её чёрными локонами.

— Мэри… Ты будешь рядом?

— Если захочешь.

Мне тепло от мысли, что Мириам останется до конца. Она сбережёт мой последний сон.

Я смотрю на лезвие. Пришло время закончить этот бесконечный бег на месте и избавиться от вечных потерь. Мне больше нечего здесь искать. Отец и Андрей погибли. Яна ушла к другому. Мать предала последнюю память. Пора и мне отправиться в последний путь. Я знаю: не будет ни боли, ни тоски, ни раздумий… Страдания исчезнут… И я обрету покой в прохладных объятиях темноты.

Над нами сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами.

— Прям как в ту ночь, — говорю я, вглядываясь в бледно-голубое сияние.

— В какую из них?

Голос Мириам становится тихим. Слишком тихим.

— Мэри…

Она не отвечает. Я вдруг понимаю, что происходит.

— Мэри, посмотри на меня, пожалуйста…

Она поворачивается, и я вижу блеск в её иссиня-чёрных глазах.

— Мэри… Ты… Ты плачешь?

— Всё хорошо. Просто ветер.

Она прикусывает нижнюю губу и поспешно вытирает слёзы. Она хочет казаться сильной, но я вижу, как дрожат её руки.

Над нами сияет диск полной луны. Небо усыпано звёздами.

— И правда красивая ночь, — кивает Мэри, улыбаясь, как в последний раз.

И вдруг мне становится невообразимо стыдно. До меня, наконец, доходит.

— Мириам…

Я выбрасываю лезвие и обнимаю девушку, что есть сил.

— Чёрт возьми, Мириам… Я… Я такой идиот…

Я понимаю, что только что едва не убил её. Последнюю из тех, кто мне по-настоящему дорог.

Пусть я не слышу её дыхания. Пусть не чувствую сладости поцелуя. Пусть сердце Мириам не бьётся, и её холодные прикосновения — всего лишь иллюзия. Но она — единственное, что у меня осталось.

Девушка читает мои мысли и тихо произносит:

— И сёстры. О них ты подумал?

— Мириам… — крепко сжимаю её в объятиях и шепчу на ухо: — Прости меня. Пожалуйста, прости… Я обещаю, мы отправимся в поиски. Слышишь, Мириам? Мы найдём этот чёртов Рецепт, вот увидишь! Минерва должна дать подсказку, я уверен. Я заставлю самодовольную кошку заговорить.