Лин Яровой - Прогулки по лунным дорогам [СИ]

Но вот незадача… Делать-то с ними ничего нельзя. Слишком много шума в газетах. Если с активистом хоть что-нибудь произойдёт, журналисты моментально пронюхают. Будет следствие. Знакомый из «конторы», конечно, направит ищеек в нужное русло, но грязи не оберёшься. Пойдут разговоры. Нет, активистов трогать нельзя… Их можно попугать, избить немного, но не больше. Да и избиение — это уже проблемы. Вся надежда оставалась лишь на чекиста. Тот умел вытягивать информацию.

Правда, не умел как следует её скрывать…

— Ну что, чистые руки и горячее сердце, — улыбнулся я, — догадаешься сам, где прокололся?

Мужчина в сером свитере устало выдохнул. Я понял, что победил. Так легко и просто…

Напоследок мне всё-таки знатно навешали. Били так, чтобы не осталось новых синяков. Было больно, но я знал, ничего серьёзного со мной не случится. Потом меня ещё долго спрашивали. О каких-то вещах и людях, о которых я не имел ни малейшего представления.

А потом отпустили. Легко и просто.

Я добрался до трассы лишь после заката. На западе догорали последние багряные полосы, и на небосводе одна за другой зажигались звёзды.

Позади оставался Омск. Из его вечерних огней родилась и поползла по небу серебряная луна. Мимо проносились машины, разрезая сумерки ослепляющим светом фар. Я не поднимал руку. Мне хотелось просто идти по дороге и чувствовать приятную тяжесть рюкзака за спиной.

Всё тело болело, а правый глаз заплыл окончательно. В карманах не было ни рубля, запястье непривычно пустело без тугого обхвата часов, и вся одежда была перепачкана смесью грязи и высохшей крови. И всё-таки я чувствовал себя счастливым. Пожалуй, впервые за полгода. Счастливым и свободным, как ветер. Было ясно, что впереди ещё большие трудности, но я знал, что иду верной дорогой.

Я почувствовал её за плечом. Неуловимые вибрации воздуха выдали её присутствие.

— Надо же… — раздался бархатный голос, — ты перестал вздрагивать от моего появления.

Улыбнулся и остановился, позволив Мириам обойти меня. Она встала чуть впереди, и, вглядываясь в последние отблески заката, задумчиво произнесла:

— Ну как? Не пожалел, что ввязался в эту авантюру?

— Ты говоришь о фонде или…

— Ты знаешь, о чём.

Мне не пришлось долго думать, чтобы дать честный ответ:

— Нет. Не пожалел.

Я не видел лица Мириам, но интуитивно знал — она улыбалась краешками губ. Видимо, я и сам начал читать её мысли.

— Скорее всего, так и есть, — согласилась она.

Я подошёл ближе, и теперь мы стояли плечом к плечу. Стояли и смотрели в одном направлении. На запад.

— Знаешь, Мэри… Во всей этой истории я не понял лишь одну вещь.

Она прочитала мои мысли и тихо усмехнулась.

— Серьёзно, этот вопрос не даёт мне покоя, — продолжил я. — Почему, чёрт возьми, «Ришелье»? Это, пожалуй, самое тупое из прозвищ, которые я когда-либо слышал.

— Согласна, — кивнула девушка. — Даже «Петя-Апостол» звучало куда изящнее.

Мы засмеялись. Она шагнула вперед, но лишь для того, чтобы повернувшись, оказаться со мной лицом к лицу.

— Где будем ночевать? — спросила она с улыбкой.

Я развёл руками, показывая во всех направлениях сразу.

— У тебя же нет палатки, — сказала девушка.

— Зато есть подушечка. Маленькая надувная подушечка.

Мириам стояла и улыбалась. Как когда-то раньше — без тени упрёка и высокомерия. Она улыбалась искренне, любяще, словно между нами и не было никаких ссор. Страхи, прошлое, опустошающее уныние — всё это осталось позади.

А впереди нас ждал запад. Где-то там уже лились в воздух дороги луны, по которым нам предстояло прогуляться. Где-то там ждал Рецепт.

Я смотрел на Мириам, словно видел её в первый раз. Она была прекрасна, как в ту самую ночь, когда окружённая бледно-голубым светом спустилась в мои сновидения и навсегда разогнала темноту. Вихрь чёрных волос, белая кожа, правильные, чуть заостренные черты лица. Чарующий взгляд иссиня-чёрных глаз. Непостижимая вечность, бесконечный хаос и основа самого мироздания. Королева снов и всей моей жизни. Мириам Ларейн де Рев.

И пусть я не слышу её дыхания. Пусть не чувствую сладости поцелуя. Пусть её холодные прикосновения — всего лишь иллюзия…

Стук… Стук… Пауза.

Я замер на месте, боясь спугнуть наваждение. До моих ушей доносился тихий ритмичный звук.

Неужели кажется?

— Мириам… твоё сердце…

Она взяла мою ладонь и осторожно приложила к своей груди.

Стук… Стук… Пауза.

Я не просто слышал тихие пульсирующие удары. Я чувствовал их вибрацию.

— Оно бьётся, — шёпотом произнесла девушка.

— Но ведь это… Мэри… — я знал, что не сплю, но не мог поверить в реальность.

Она приложила палец к губам.

— Тише, мой дорогой… Просто послушай…

Стук… Стук… Пауза.

Ладони девушки дрожали. Мириам прикусила губу, но не сумела сдержать выступивших слёз. Она слушала удары собственного сердца.

— Мириам…

— Оно бьётся, мой дорогой… Ты ведёшь меня… — её бархатный голос околдовывал и сводил с ума. — Помнишь, я говорила о чёрной реке, что разделяет миры? Под моими ногами мост, и я всё ещё меж двух берегов. Но теперь я ближе к тебе. Теперь я рядом…

Я чувствовал, что вот-вот потеряю дар речи. Поэтому обнял девушку что есть сил, и, вслушиваясь в удары ожившего сердца, тихо произнёс:

— Ты всегда была рядом…

Стук… Стук… Пауза.

Сердце Мириам билось.

— И лишь поэтому я так счастлив.

— Всем пламенные приветствия и лучи добра! Вы слушаете радио «Армстронг», и я — его ведущая Таня Кравец. Взгляните на календарь и удивитесь, друзья! Уже двадцатое июня, только подумать! Казалось, ещё вчера к нам нерешительно постучалось лето, и вот его первый месяц уже подбирается к закату. Я надеюсь, вы не растрачиваете эти солнечные деньки понапрасну, и наполняете их яркими незабываемыми моментами…

Я усмехнулся, вытащил наушник и посмотрел вниз. Там стояла Мириам. Она сдула со лба непослушную прядь и запрокинула голову назад. Щурясь от солнца, девушка прикрыла глаза ладонью и попыталась меня разглядеть.

— Ну что, Полянский? Как там? Нашёл уютное дупло?

— Очень смешно.

— Спасибо. Может, снизойдёшь на землю?

Спускаться я не спешил. Ухватившись покрепче за шершавый ствол дерева, слегка приподнялся и пересел удобнее. Мышцы окаменели, рюкзак тянул вниз. Вот уже полчаса я сидел на ветке рахитной берёзы, изогнувшись в позу подстреленного дятла. До земли было метра три — не меньше.

— Не снизойду.

— Полянский, не испытывай мое терпение.

— Мэри, я сказал: нет. Жизнь дороже.

— И ты решил закончить её, сидя на ветке?

— Можешь издеваться, сколько угодно. Я не спущусь, пока эта рыжая тварь не уберется с глаз долой.