Эдвард Ли - Крикеры

Маллинз, казалось, был честен, по крайней мере, настолько честен, насколько это было возможно, но Филу было трудно поверить, что Вики Стил настолько резко изменилась, что она фактически шантажировала нарушителей дорожного движения, требуя с них секс и деньги.

— Я просто не могу в это поверить, — сказал Фил. — Я просто не могу поверить, что она делала подобные вещи.

Брови Маллинза поднялись, и он сделал ещё один плевок.

— Я тоже не мог, пока она не объяснила мне причину. И пожалуйста, не проси меня рассказать тебе, что она сказала.

— Скажите мне, что она сказала, — приказал Фил.

— Ты не справишься, Фил.

— Я справлюсь с этим. Так что перестаньте трахать мне мозги, ладно?

Маллинз стиснул зубы. Он казался искренне расстроенным, чего Фил никогда раньше не видел.

— Когда я её уволил, она сказала, что это всё из-за тебя, — он откашлялся, поёрзал на стуле и продолжил. — Ты уехал без неё. Ты бросил её.

Фил вытаращил глаза.

«Неужели это действительно так? Я не могу в это поверить», — очень медленно сказал он себе.

— Я не бросал её, — проскрежетал он в ответ.

— Чушь собачья, Фил. Когда ты уезжаешь куда-то ради работы, а она не хочет переезжать с тобой, это то же самое, что бросить её. После того, как ты уехал, она сошла с ума. Она превратилась в нимфоманку. А когда через неделю я её уволил, она начала раздеваться в «Сумасшедшем Салли» и каждый вечер выставляла себя напоказ. Всё ещё не веришь мне?

Голос Фила помрачнел, когда он сказал:

— Нет.

Маллинз с кислым видом поднялся, достал папку из одного из шкафов и повернулся.

— Бак Норт и Пит Адамс, прежде чем они перешли в другие округа… эта головная боль с «ангельской пылью» только начиналась. Поэтому я заставил их сделать то же самое, что и ты делал прошлой ночью: следить за «Сумасшедшим Салли», пытаясь понять, что там происходит. Только эти ребята не просто записывали номера. Они ещё и фотографировали.

Фил сглотнул так, словно в горле застрял осколок стекла…

— Взгляни на свой страх и риск, — предупредил Маллинз. — Но не злись на меня за то, что я тебе показываю, потому что это ты сам спросил.

Затем Маллинз бросил папку на колени Филу.

Это было какое-то отвратительное наваждение. Фил отказывался верить любому намёку, но его руки потянулись к папке, как будто он собирался открыть неопознанный труп в морге. Он открыл её.

«Нет…» — просто подумал он.

Он уставился на содержимое папки. Его лицо словно превратилось в бесстрастную каменную маску. Небольшая стопка чёрно-белых фотографий 8х10 показала ему сначала несколько невзрачных женщин, выходящих из «Сумасшедшего Салли» рука об руку с различными парнями. Все безвкусно одеты в узкие юбки, блестящие блузки, высокие каблуки. Некоторые из них были явно уродцами, как те, которых он видел прошлой ночью. Затем несколько зернистых снимков, очевидно, снятых через объектив с низкой освещённостью. На этих снимках были изображены одни и те же женщины, занимающиеся различными половыми актами с грубыми мужчинами в джинсах. Это действие происходило в пикапах и других местах за зданием клуба.

На одной фотографии была изображена женщина-крикер с одной рукой, несомненно, длиннее другой, лежащая на спине на мусорном баке позади «Сумасшедшего Салли». Её ноги обхватили спину какого-то безымянного деревенщины. Фигура Наттера была видна на нескольких кадрах: высокий, худой, с морщинистым лицом. Он наклонился, чтобы поговорить с несколькими посетителями на улице.

А на последних четырёх фотографиях Вики Стил исполняла акт фелляции в кабинах разных пикапов. На последней фотографии она сверкнула озорной улыбкой, засовывая бумажные деньги в лифчик. Следы чего-то белого блестели на кофточке и волосах, и это могла быть только сперма…

— Я же тебе говорил, да? — сказал Маллинз. Он зарядил новую щепотку табака и тут же сплюнул. — Но ты не слушал. Это твоя проблема, Фил. Ты никогда никого не слушаешь. Ты всегда должен знать обо всём больше, чем любой другой парень.

«Да пошёл ты, — подумал Фил, но теперь, закрывая папку, он знал, что шеф прав. — Я просил об этом, я получил это, — подумал он. — Теперь ты счастлив, придурок?»

— Теперь ты знаешь, что к чему, — сообщил ему Маллинз. Стул под ним заскрипел, когда он переместил свой значительный вес. — Иногда мир действительно может быть куском дерьма, а?

Фил ничего не ответил. Он холодно положил папку на стол Маллинза, его лицо всё ещё было жёстким.

— Иди домой. Поспи немного.

Фил поднялся, словно вылезая из могилы. Образы роились в его сознании: голова Вики на коленях какого-то деревенщины, капли спермы, сияющей, как алмазы, в её волосах и на её блузке.

«Шлюха, — подумал Фил, выходя из участка. — Я уехал, и она превратилась в дешёвую стриптизёршу и проститутку…»

Это был завораживающий звук, скользкий влажный щелчок, как будто клейкую ленту снимали с твёрдой поверхности.

Мир, казалось, гудел у него в голове: умиротворённо и чудесно.

Мешанина слов рикошетом отдавалась в его мозгу.

«Мои несчастные братья, — подумал он. — Я прощаю вас за ваши заблуждения и благословляю. Я люблю вас…»

— Óна! Óна!

— Кожоед!

— Спаситель придёт!

Он наблюдал с благоговением и верой. Какая честь видеть такое зрелище… Его сознание было опьянённым, затуманенным. Он был в приподнятом настроении.

«Плоть мира… Господи, благослови нас…»

Этот скользкий влажный звук возобновился. Сверкали цвета, вспыхивал контраст. Это было так красиво! Красный цвет рассеивался вокруг.

Его глаза обратились к небу.

А влажные звуки продолжались.

«Уже скоро, — подумал священник. Его сердце горело как тлеющий уголёк, горячий, пылающий слиток любви. — Да. Скоро это повторится снова…»

Он был маленьким мальчиком. Насекомые жужжали у его лица, некоторые из них выпускали жала. Сухие ветви и листья хрустели под его чёрными кедами; солнце пробивалось сквозь деревья.

Он чувствовал себя не очень хорошо. В школе мисс Каннингем упомянула о том, что в Китае свирепствует настоящий грипп, и это может быть очень опасно.

«Я не получу его, — вспомнил он свою мысль. — Я же не китаец».

Но его кожа была холодной, несмотря на пронизывающий жар изнутри. В животе у него пересохло. Его уже вырвало один раз, и он знал, что это, должно быть, фаршированные перцы, которые его тётя подавала на ужин вчера вечером. Он ненавидел фаршированный перец. Почему они не могут есть пироги каждый вечер вместо этого? Пироги с корицей были великолепны, а клубничные с белой глазурью тем более…

Он не хотел возвращаться домой. Он не хотел думать, что болен.

«Я не болен, — убеждал он себя. — У меня нет никакого китайского гриппа!»