Гийом Мюссо - Жизнь как роман [litres]

Подъем! Я был готов увидеть во всем этом добрый знак и убедить себя, что произошла перемена. Я сварил себе двойной эспрессо и сделал тартинки, чтобы съесть их на свежем воздухе. Осень выкрасила мой маленький садик восхитительными красками: пока не наступила зима, растительность, не торопившаяся редеть, спешила отпылать последним огнем. Терн, папоротник, цикламены соревновались друг с другом яркостью листвы, рядом со старым сикомором ждал подрезки куст остролиста.

Экспедиция в мою фантастическую страну придала мне сил. Я сумел расставить точки над i и избавиться от наваждения по имени Флора Конвей, подтвердить свою независимость и писательскую свободу. Но довольствоваться только этой символической победой было нельзя. Для переноса эксперимента в реальную жизнь необходимо было перейти в наступление. Остались ли у меня на руках карты, чтобы переиграть Альмину? Принесет ли пользу последняя попытка ее вразумить?

Я поднялся наверх, чтобы привести себя в порядок, включил в ванной радио и встал под душ. С полными ушами шампуня я кое-как расслышал новости «Франс Интер»:

«Сегодня, в среду, продолжится массовое выступление против правительственного проекта пенсионной реформы. Профсоюзы надеются собрать по всей Франции более трех миллионов демонстрантов…»

Я тем временем пытался думать об Альмине без всякого негатива – оцените эвфемизм! – на ее счет.

«Лидер профобъединения «Форс Увриер» Жан-Клод Майи осуждает проект реформы, составленный с целью угодить финансовым рынкам. Профобъединение CGT клеймит «президента богатых» за «налоговый щит», за несправедливую ультралиберальную политику, а теперь и за намерение увеличить возраст выхода на пенсию до 72 лет…»

Я, конечно, горько раскаивался в том, что был неосмотрителен, оставляя без присмотра свой телефон. Для меня ведь не был секретом дурной характер жены, как же я допустил такую оплошность, как поверил, что она не пойдет на такую подлость?

«Министр экономики Кристин Лагард оценивает потери для страны за один день забастовки примерно в 400 миллионов евро и считает, что это серьезно помешает восстановлению экономики…»

Как бы лягушка ни переживала, скорпион остается скорпионом, такова его натура. По своей наивности я поставил в тяжелейшее положение своего сына.

«Вопреки утешительным заверениям министра энергетики Жан-Луи Борлоо, увеличивается вероятность дефицита бензина…»

Я всегда считал, что в случае несправедливых нападок институты моей страны меня защитят. Но ни полиция, ни судебная система не пошевелили и пальцем. Истина никого не заинтересовала.

«Такого не бывало со времен больших стачек против плана Жюппе в 1995 году!»

Способен ли я, невзирая на эти неприятности, снова подчинить себе ход своей жизни? Хотелось в это верить. Ведь первое время у нас с Альминой все же бывали счастливые моменты. И у нас родился наш замечательный сын.

«Как показывают опросы, общество поддерживает бастующих, 65 процентов опрошенных осуждают непримиримость Николя Саркози в борьбе с недовольством…»

Даже в наши кризисные времена всегда наступал момент, когда побеждали доводы разума. У Альмины сегодняшняя правда не равнялась завтрашней.

«…неожиданное присоединение к движению лицеистов, возобновление блокады нефтеперерабатывающих заводов…»

После душа я побрился, побрызгался одеколоном, натянул чистые джинсы, белую рубашку и узкий костюмный пиджак. Зеркало увидело самую обворожительную из моих улыбок. Метод Куэ: убедить себя, что ты возвращаешься в большую игру жизни.

«Премьер-министр Франсуа Фийон отвергает любые уступки и осуждает склонность крайне левых и социалистов к…»

На улице меня встретило яркое солнце. В голове начал складываться кое-какой план. На улице Шерш-Милит было оживленно. Забастовка помешала мне сесть в метро на станции «Сен-Пласид». Незанятых такси не нашлось, и мне пришлось идти пешком до ближайшего пункта проката велосипедов. Издали могло показаться, что там есть свободные велосипеды, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что все они непригодны для езды: спущенные шины, погнутые обода, сломанные тормоза. Не отчаиваясь, я добежал до следующего пункта, но там было все то же самое. Местный житель чинил один из велосипедов, принеся собственный комплект инструментов. Париж во всей красе!

Я махнул рукой на технику и решил перейти через Сену пешком. Кучки демонстрантов шли по улице Вожирар к бульвару Распай со знаменами и красными транспарантами CGT. Толпа на бульваре приплясывала от нетерпения. Выступление кортежа намечалось на два часа дня, пока же репетировались куплеты, готовились мегафоны, настраивался звук, гудели рожки, звучала песенка про то, в какое место будет отправлен премьер Фийон вместе со всеми его реформами, проверялось звучание таких лозунгов, как «Саркози, деспот, дери налоги со своих дружков!», «Из карликов не вырастут гиганты!», «Посмотри на свой «Ролекс»: настало время бунта!» Кое-где перекусывали: в профсоюзной палатке жарили всевозможные сосиски, которые, засунутые вместе с кольцами лука в ломти багетов, продавались демонстрантам по боевой цене – два евро порция. Еще за евро можно было получить стакан пива или теплого вина. Манифестантка в перуанском берете, с сумочкой через плечо и с красным бантом на груди просила на полном серьезе, как в ресторане, сделать ей «вегетарианский сандвич».

Затесавшись в толпу, я не устоял перед соблазном делать мысленные фотографии и запоминать как можно больше подробностей: обрывки разговоров, характерные звуки, запахи, разносившиеся из колонок песни. Все это я помещал в папку, специально заведенную в уголке моего мозга. Там накапливался мой мысленный архив, библиотека, которую я всегда носил с собой. Через год или через десять лет, если потребуется для романа, я бы воспользовался этой папкой и описал с помощью ее содержимого демонстрацию. Все это давалось нелегко, но уже превратилось в мою вторую натуру, с которой бесполезно бороться, в изнурительный механизм с отказавшей кнопкой отключения.

Покинув кортеж, я обогнул Люксембургский сад и оказался перед театром «Одеон». В ритме моих шагов по тротуару перед моими глазами прокручивался фильм о годах жизни с Альминой, в котором сложно было обнаружить сюжетную связность. Она родилась в Англии, под Манчестером, у матери-ирландки и отца-англичанина. Увлеклась классическим танцем, поступила в Лондонский королевский балет, но в 19 лет попала в тяжелую мотоциклетную аварию со своим тогдашним дружком, выдававшим себя за гитариста, но чаще державшим в руках кружки с пивом «Гиннесс», чем гитары марки «Гибсон». Альмина пролежала в больнице больше полугода и с тех пор уже не могла профессионально танцевать. У аварии остались последствия, в частности хронические боли в спине, из-за которых она пристрастилась к обезболивающим препаратам. Это была подлинная драма ее жизни, о которой она не могла вспоминать без рыданий. Из-за этого я долго смотрел спустя рукава на многие ее выходки. В 22 года – была середина 90-х годов – она вышла на подиум и осталась на нем.