Йон Линдквист - Движение. Место второе

Через два или три дня после моего путешествия с Сусанной Оке обнаружил кровь. Поскольку я был ближе всех и часто сидел дома, он прибежал ко мне домой и постучал. Оке также изменился с момента сбора. Теперь он ходил в спортзал пять дней в неделю и принимал анаболические стероиды, от которых так раздулся, что ему пришлось приобрести новый гардероб. В тот день на нем были спортивные брюки и клетчатая рубашка с закатанными рукавами, так что на предплечьях были заметны вены.

Вдоль утоптанной дорожки, ведущей от прачечной к воротам, виднелись следы пролитой жидкости. Это могло быть что угодно. Кофе, растительное масло. Я собирался Оке так и сказать, но, когда он открыл дверь и указал на пол, я заткнулся. В последние месяцы я видел достаточное количество крови на различных стадиях свертывания – на коже, на плитке и цементе, чтобы понять, что собой представляет след на мраморном полу. След свежих пятен и лужиц тянулся дальше по лестнице до двери Пары мертвецов.

То, что мы не бросились сразу к их двери или не вызвали скорую помощь, кое-что говорит о нас. Первым делом мы пошли в прачечную и принесли ведро, швабру и тряпку, а затем потратили десять минут, аккуратно ликвидируя следы крови.

Когда ступеньки и площадка были вымыты, мы также протерли и убрали все в прачечной, вымыли ведро и поставили все хозяйственные принадлежности обратно, а потом пошли к Эльсе. Существовало негласное постановление, в котором говорилось, что она – первая и ее нужно обо всем информировать.

Эльса теперь почти всегда была дома. Те изменения, которые начались с того, что она сняла фотографии со стены, продолжались, и никто больше не приходил к ней в гости. Однажды в середине января Деннис сидел у нее на коленях, и в порыве временной слабости она сильно укусила его в плечо. Он плакал и кричал, и все закончилось тем, что Эльса, желая оградить близких от себя, попросила оставить ее в покое.

Она набрала несколько килограммов, потому что почти полностью перешла на мясной рацион. В ее желании все объять было что-то от каннибализма, а пережевывание и проглатывание полусырого говяжьего филе было разумной компенсацией, раз уж человеческое мясо было недоступно.

Мы с Оке рассказали ей обо всем, что видели, и она пошла с нами к квартире Пары мертвецов. Позвонили в дверь, но никто не подошел и не открыл. Не хотелось звать посторонних, пока мы не выяснили, что произошло. Даже не надеясь, что дверь откроется, я нажал на ручку. Дверь была не заперта. Мы осмотрелись на лестничной площадке, вошли внутрь и закрыли за собой дверь.

Если бы Пара мертвецов также путешествовала с нами, я бы понял их и не отнесся бы к увиденному в квартире с предубеждением, но, когда я это все увидел, это показалось полным безумием, и я хочу предупредить чувствительных читателей.

Я рассказывал об их луговых образах – симбиозе в процессе становления. Попытка повторить то же самое в нашем мире, имея нашу плотную кожу, нашу крепкую плоть и кровоточащие вены, – это другое дело, и боль, должно быть, полностью заглушила здравый смысл.

Повсюду была кровь. Старая засохшая кровь забрызгала тканевые обои, кровь собралась на плинтусах и в углах, капли крови брызнули и попали на потолок. Пол, где мы стояли, был пропитан свежей кровью, а в квартире стоял запах мясного прилавка после отключения электричества.

Мы осторожно прошли через прихожую, избегая ступать на самые свежие пятна, и вошли в гостиную, где наши соседи сидели на белом ковре, который больше не был белым.

И у меня, и у Оке, и у Эльсы руки и ноги были покрыты более или менее зажившими ранами. Но то, что покрывало обнаженные тела соседей, нельзя даже назвать ранами. Это были порезы, как от удара топором, глубокие ранения, зияющие раны; а кожа вокруг свисала лохмотьями. По спине женщины бежал продолговатый разрез длиной в несколько десятков сантиметров, который наверняка и вызвал у нее то кровотечение на лестничной площадке. В этот разрез мужчина запустил руку так далеко, что костяшки его пальцев были видны под кожей у нее на лопатках. У него самого был огромный разрез на внутренней стороне бедра, и туда женщина засунула свою ногу. Куски мяса, которые были срезаны, чтобы освободить это пространство, свисали до колен, а его собственная нога была втиснута в отверстие на ее бедре.

Это дополнялось тем, что в узких кругах может считаться нормальным. Ее правая рука погрузилась в его анус до локтя, а его собственная почти так же далеко была засунута ей в вагину. Чтобы справиться с этими объятиями, они также сломали себе несколько костей. Одна рука женщины неестественно вывернулась, а колено мужчины согнулось в неправильном направлении. Они были залиты кровью, и картина на насквозь промокшем ковре представляла собой будто бы огромную свалку отходов человеческих тел, беспорядочно наваленных конечностей и кусков мяса.

Мы довольно долго молчали, наблюдая за слившимся воедино существом на полу. Я не упомянул о том, что оно было мертво. Пара мертвецов была мертва. То, что им удалось сделать, вряд ли было возможно без шприцев и маленьких бутылочек, разбросанных по полу. Морфин и фентанил. Они подавили физические ощущения, чтобы спокойно выполнить задуманное, и, возможно, это способствовало их смерти.

Я поднял глаза от человеческих останков и посмотрел на большой телевизор, который как-то раз помог им нести. Выключенный экран был залит кровью, а сзади тянулся шнур, который вел к видеокамере на штативе. Красная лампочка указывала, что идет запись. На стойке для телевизора находилось несколько кассет с этикетками, на которых от руки были подписаны даты.

Я поберегу нервы читателя и не стану подробно описывать содержимое кассет, но кое-что все же нужно рассказать, чтобы объяснить, что двигало Парой мертвецов.

Мы взяли с собой камеру и кассеты, потому что они могли содержать сведения, раскрывающие нашу тайну. Никто не видел, как мы вошли в квартиру, и мы решили не вызывать полицию. Надеялись, что пройдет несколько дней, прежде чем на лестничной клетке начнет пахнуть, и тогда наши следы уже могут быть уничтожены микроорганизмами. Мы надеялись на это.

Эльса не хотела видеть, что записано на кассетах, и удовлетворилась нашим с Оке пересказом. Мы пошли ко мне домой и подключили видеокамеру к телевизору, который я купил у тех, чьи записи мы сейчас собирались смотреть. Нам обоим было довольно невесело. Оке вертелся в кресле, а мои пальцы вспотели, когда я перебирал корешки кассет.

– Как поступим? – спросил я. – Начнем с самого начала, да?

– М-м-м, – сказал Оке. – Всегда ведь можно перемотать. Если что.

Независимо от того, насколько нас закалили сцены, разыгрываемые на наших глазах на лугу, это было не то же самое, что смотреть, как в нашем мире разрушаются тела. Я поставил кассету с маркировкой «28/9 – 18/10 1985».