Йон Линдквист - Движение. Место второе

Прежде чем последовать за Томасом на улицу, я сходил к себе домой и натянул свою старую куртку. Было невероятно холодно, и мы брели с опущенными головами вдоль улицы Туннельгатан к площади Норреанторгет. Там уселись на погрузочную платформу продуктового магазина и стали пить виски прямо из бутылки, передавая ее друг другу.

– Прости, – сказал я. – Я действительно думал, что если он тебя увидит…

– Заткнись и пей, – бросил Томас, протягивая мне бутылку.

Я не предпринимал дальнейших попыток поднять эту тему. Мы сидели молча и наливались виски. В какой-то миг в памяти всплыл тот момент перед дверью Ларса. Может, ты в меня влюбился. Странные слова, да и его удар по моему плечу был немного… неестественным?

У меня вообще не было таких чувств к Томасу, но если у него они по отношению ко мне имелись, то его бы расстроило осознание того, что он их раскрыл, пусть неоднозначно и всего на мгновение.

Вокруг Томаса как будто висела черная туча, когда он ожесточенно надирался из бутылки. Я держался как мог, надеясь, что выпивка позволит нам поговорить. Черт возьми, как плохо все обернулось. Ларс все-таки окончательно погрузился в свои воспоминания, и ничто, казалось, не могло вытащить его оттуда. Возможно, именно сейчас он готовился умереть? Может быть, но я ничего не мог с этим поделать.

Когда содержимого в бутылке почти не осталось, а мы так и не сказали друг другу ни слова, мое настроение также стало мрачным. Чертов Ларс и чертова Пара мертвецов, чертов луг и чертова жизнь. Все более мрачные мысли кружились в голове, неумолимо утекая в черную дыру.

Бутылка была выпита до дна, и тогда Томас внезапно отбросил ее в сторону, так что она треснула, скатилась с погрузочной платформы и покатилась в сторону улицы Барнхусгатан. На фоне света от витрины магазина я увидел одинокий силуэт. Туда-то и направился Томас, а я последовал за ним.

Через несколько шагов я заметил, что у мужчины, к которому приближался Томас, были курчавые черные волосы. Он шел к нам спиной, а когда услышал, что мы приближаемся, обернулся, но было уже слишком поздно. Ботинком со стальной подошвой Томас пнул этого мужчину под колени так, что тот упал на землю.

– Чертова обезьяна! – закричал Томас, пиная мужчину в живот, так что он согнулся. – Черномазый ублюдок! Следующим ударом он разорвал кожу на лбу у мужчины, из-за чего на грязный снег брызнула кровь.

Мысли упали в черную дыру – и тьма повисла перед глазами. Я ударил ногой и попал мужчине по затылку, отчего его курчавые волосы прочертили по снегу борозду. Он поднял руки, чтобы защитить голову, а мы продолжали бить его ногами.

Через некоторое время мы начали петь: «Папа, я не могу расколоть свой кокос», продолжая пинать мужчину по рукам, чтобы он не мог защититься и мы смогли расколоть этот чертов орех.

По улице Барнхусгатан ехало такси, и свет его фар заставил меня прийти в себя, прежде чем мы с Томасом преуспели в нашем намерении. Мужчина все еще пытался закрывать руками голову, но я уже потянул Томаса за собой. Мы пересекли темную парковку и улицу Туннельгатан. Я обернулся и увидел, что таксист остановился и вышел к лежащему человеку. Затем мы снова побежали.

Только оказавшись на улице Кунгсгатан, мы перешли на шаг и продолжили путь через площадь Хёторгет, где спрятались за скульптурной группой «Орфей», чтобы переждать, пока у нас перестанет колотиться сердце. У водителей такси была радиосвязь, и полиция могла найти нас в любое время. Томас стоял, опираясь руками на бедра, перевел дыхание и сказал:

– Черт возьми.

– Да. Черт возьми.

Именно в этот момент меня озарило. Возможно, это было связано с тем, что я не путешествовал уже целых четыре дня и влияние луга на меня было необычно слабым, но в эту минуту возле «Орфея» я осознал, что со мной случилось.

Всего несколько месяцев назад я встретил там Софию. Хорошая и милая девушка, с которой мне было бы очень хорошо, если бы я приложил немного усилий. У меня была работа в «Моне Лизе», я любил свои фокусы и с уверенностью смотрел в будущее. Я отдал все это в обмен на другое – и теперь вот стоял здесь и прятался вместе со скинхедом, после того как чуть не убил другого человека. Луг был не просто опасным – он приносил несчастья.

Я снял куртку, накинул ее на скульптуру у ног Орфея, сказал: «Пока, Томас», – и пошел не оборачиваясь по направлению к площади Сергельсторг.

Я едва ли понимал, что делаю, и действовал только в соответствии с инстинктом беглеца. Я пошел в кинотеатр «Сергельтеатерн», где только что начался «Рокки 4». Купил билет и сел в задний ряд большого темного салона. Я не следил за сюжетом, только понял, что там люди избивают друг друга, а я ничего этого видеть не хотел, поэтому сидел, устремив взгляд на пол, и позволял времени проходить, а следу за собой – остывать.

Теперь, когда все прояснилось, я ужаснулся тому, что же со мной стало. Монстр. Банальный бытовой монстр, просто плохой человек. Я видел, как от наших пинков голова темнокожего мужчины дергалась взад-вперед на снегу, как его беззащитное тело сжалось, приняв положение плода. Как я хотел разбить ему голову, увидеть, как она расколется! Монстр.

Когда фильм закончился, я пошел к дому, не беспокоясь о том, ищет ли меня полиция. Я бы не сдался сам, но было бы неплохо, если бы меня арестовали. Вернуться в камеру, подальше от луга.

Я прошел мимо «Орфея» и увидел, как рукав моей куртки торчит вверх у постамента одной из сильфид. Опустил руки в карманы брюк, съежился и пошел дальше домой. Думаю, я никогда больше не ненавидел себя так, как во время той короткой прогулки.

В «Декориме» установили новую витрину, дизайн которой был посвящен тому, как писать автопортрет. На мольберте стояло зеркало, в котором можно было увидеть себя. В зеркале отражался я, обхвативший себя руками, и трудно было представить себе кого-то, менее достойного автопортрета.

Мысли, которые меня не преследовали уже несколько месяцев, продолжили свой навязчивый бег, и, когда я вошел к себе домой, меня настолько захватила ненависть к себе, что я едва мог дышать. Если бы под рукой был револьвер, вполне вероятно, я воспользовался бы им, чтобы вычеркнуть себя из этого мира. Вместо этого, как это часто бывает, я нашел убежище в музыке.

Последний сингл «Депеш Мод», «Stripped», появился неделю назад и только-только оказался в демонстрационных ящиках с пластинками, а я уже успел сходить и украсть его, после чего прослушал много раз. Пластинка уже была в проигрывателе, поэтому я его включил и опустил иглу.

Когда я сел на пол перед динамиками, то почувствовал, что некоторые мои метания подуспокоились, и замер под ритм, похожий на сердцебиение, который, как я знал, был звуком замедляющегося мотоциклетного мотора. Дэйв Гаан пел, а я слушал. Тяжелое, грустное настроение песни усиливалось достаточным количеством моего собственного мрака, чтобы казалось возможным жить дальше, по крайней мере, на тот момент.