Яна Миа - Мы вернемся [litres]

Микалина прикрыла глаза – почти прозрачные веки дергались, выдавая напряжение и усталость. Элис даже не представляла, что творилось за дверьми ее комнаты. Глядя на Мику, вернувшуюся в дом, где живет женщина, у которой она увела мужа, Элис становилось стыдно – столько месяцев, проведенных здесь, ушли впустую. Она снова вернулась в ту эгоистичную, жалкую, жалеющую себя оболочку. Сломанная, уставшая, взвалившая на себя больше, чем могла унести. Она ведь не такая!

– Почему ты ушла? Мик, зачем? Без тебя было так плохо… – Элис держалась, но подбородок дрожал, предвещая все те слезы, что обязательно прольются за этот долгий – а Элис знала, что так и будет, – разговор.

– Я не могла. Ты знаешь, у Сияющей был такой взгляд, словно я ей сердце живьем вырвала. Вот этими вот руками. А я ведь даже какого-то удовлетворения не получила. Это был просто пьяный быстрый секс, я повелась на этого подонка, который только и искал, кого бы завалить. Ну а мне… Мне так одиноко было на этой свадьбе. Вик с Ветром, между вами с Эваном давно такие искры летали, что я только и ждала, когда же вы наконец сойдетесь. Даже малышка наша себе рыцаря нашла, а мне так нужен был мужчина. Я так хотела почувствовать себя желанной, красивой, женщиной, Элис! И перебрала, если быть честной. А потом… Я в зеркало на себя смотреть не могла, но старалась не показывать никому, как ненавижу себя.

– А мы и проглядели, дуры влюбленные!

– Не вини себя, ладно? Тут только я виновата, кто бы что ни говорил. На свадьбе своих друзей переспать с мужем нашей почти что родственницы! Это подло, Элис, я поступила подло. Я не могла оставаться с вами, не могла смотреть в глаза Ветру, Сияющей, Вик… да и вам всем! Взяла работу удаленно, села на первый попавшийся самолет и улетела на другой континент.

– Ты должна себя простить, Мика. – Элис так хотелось снова увидеть улыбку в этих глазах. Микалина не заслужила такого, даже если и была виновата.

– Других прощать легче, ты же знаешь. Им мы всегда найдем оправдание, но себе… Себя-то мы знаем куда лучше, на свои грехи глаза так просто не закроешь.

– Нельзя так. – Элис попыталась покачать головой и отметила, что боль уже не такая острая и невыносимая. – Как теперь-то в доме?

– Ну Вик была очень рада! Да и все, в общем-то, тоже. Ветер присматривается, что ли. Нет, он, как всегда, добр и мил, но мне кажется, что он не знает, как теперь ко мне относиться. Ну а Сияющая все так же меня ненавидит.

– Она всех ненавидит, Мика, оставь. Пламенный тот еще кобель, и не ты виновата, что он ее бросил. Это случилось бы и без тебя.

– Лучше бы так и случилось. Но как есть, и мне теперь с этим жить.

Микалина зябко передернула плечами, поднялась со стула и прошлась по комнате. Ей было неуютно находиться здесь снова, где за каждым углом прятались ее монстры – Элис как никто понимала ее. А поверх всего этого накладывалось еще и то, что творилось за стенами этого дома. А, кстати, что?

– Как там вообще?

Микалина резко обернулась, всматриваясь в лицо Элис. Непонятно, что она хотела там прочитать, но все же вернулась на стул и взяла ее за руку. Элис привычно дернулась.

– Не касаться? – Ответом ей были лишь отрицательные кивки. – Если честно, я вообще удивлена, что ты стала со мной говорить. Ребята сказали, что ты никого не хочешь видеть.

– Твое появление было таким неожиданным, что я даже забыла об этом. – Элис, кряхтя, села, пытаясь не закрыться снова, не спрятаться в свой кокон. Возвращение Мики действительно стало внезапным и отрезвляющим, оно словно отключило ее защиту на эти десять минут. Элис словно вернулась в то время до, когда еще не была сломлена. – Еще Эван заходил, но с ним я точно говорить не могу…

– Не можешь простить?

– Я простила его, Мика. Просто он ведь был там. Я смотрю на него и понимаю: он знает. Он видел все, он пережил это со мной. И больше никаких мыслей в голове, только эти воспоминания, и не спрятаться от них никуда и…

Элис начала задыхаться: воздух не доходил до легких, превращался в всхлипы, хотя она еще даже не начала плакать. Паника снова подступала, окружала и не давала сил выбраться. Микалина против воли схватила ее за плечи, удерживая ее внимание.

– Все в порядке, Элис! Все закончилось. Ты дома. Успокойся, тут тебя никто не тронет. Тише, тише… – Она гладила Элис по спине, и та держала себя в руках, чтобы не закричать, пыталась фокусироваться на том, что это – ласковые знакомые прикосновения, но в голове мельтешили картинки того страшного дня: лица, руки, ухмылки, смех и крики, выстрелы и кровь, кровь, повсюду кровь.

– Я не могу! – Элис ощущала себя еще больше разбитой, чем в начале разговора. – Я не могу забыть! Мне больно, Мика, отпусти меня, не надо!

– Надо. Ты не можешь вот так все время – надо выбираться.

– Я не могу!

– Можешь! – Микалина сгребла ее в охапку, невзирая ни на какие крики и слабые попытки отбиться, и крепко обняла, держа изо всех сил. – Элис, у нас вечная жизнь. Ты не можешь бесконечно это переживать, ты просто свихнешься. Тебе нужно жить дальше. Возвращайся, Элис.

Она плакала, больше не пытаясь вырваться. Ей было больно, снаружи и внутри, но сил не было. Мика вернулась ради них всех в свой собственный ад и теперь просит вернуться ее – домой из ее личного апокалипсиса. Она не может бросить ее, она не может бросить их всех – Элис знала это, но не могла ничего с собой поделать. Слишком сильно ее задело взрывной волной человеческой жажды крови.

– Ты нужна нам. Там Костра сохнет на глазах от переживаний, Сэм на всех рычит, Родж не перестает бухать. Про Эвана и говорить нечего. Вик воюет, Астор пока еще не восстановился, а Лин отказывается от него отходить – одни глазюки остались. Ты так всем нужна, Элис, я не знаю как, но только у тебя получается нас держать.

– Я себя держать больше не могу, Мик.

– Что там произошло? – Микалина немного отодвинулась, чтобы смотреть Элис в глаза. – Эван не говорит ни слова. Но тебе нужно выговориться.

– Ты вроде редактор, а не психолог, – всхлипнула Элис, вытирая лицо подолом футболки.

– Почитала бы ты столько, сколько я, магистра по психологии получила бы. Ну раз уж ты заговорила со мной, может, и рассказать удастся. Хочешь, могу принести выпить – чай даже не предлагаю.

– Роджер там на всех плохо влияет. В этом доме без алкоголя ничего узнать нельзя, как я посмотрю! – Элис пыталась скрыться за шутками, но былого размаха сарказма уже не было. – Нет, пока не стоит. Я не ела несколько дней, да и во мне лекарств больше, чем во всем доме найдется.

– Тогда, может, еды?

– Не надо. Поверь, мне кусок в горло не полезет. – Элис натянуто улыбнулась, чувствуя, как лопаются засохшие губы и на шершавой коже проступает кровь. – Мы с Эваном вместе лежали в больнице. Ему прострелили ногу, когда все жаждущие правды пришли к нашим дверям, а мне чуть нос не сломали о стол в кафе две странные девицы. Я в очередной раз пошла за кофе, хотя на самом деле просто сбегала от Эвана – все становилось сложнее, и я не была уверена, что смогу контролировать свои действия и слова. А потом услышала крик. Я выглядывала из-за стены, как в этих чертовых боевиках, только вместо крутого агента разведки была просто я, и ничего, кроме как наблюдать за избиениями Сэма, не могла сделать. А потом Акина – она шла на меня, а по ее форме расплывалось пятно, омерзительное кровавое пятно, такое же, как на ее губах, и я знала, что не смогу ее спасти. Она сказала мне бежать, но меня не слушались ноги. Да и куда я могла сбежать, Мика? Там ведь Эван. Я слышала, как упало тело – тупой, тяжелый звук. Это была Акина, я мельком видела ее и лужу крови, пока меня тащили в палату. Было больно, у меня ведь нос, – Элис показала рукой на свое фиолетовое лицо. Она торопилась, рассказывала так, словно сбегала из собственных воспоминаний, боясь, что снова захлебнется паникой и горечью, и тогда уже точно не сможет ни рассказать, ни выбраться из этого всего. – Это было так страшно: видеть тела, смотреть, как связывают Эвана, и понимать, что дальше будет хуже. И ты ничего не можешь, абсолютно ничего. Беспомощная марионетка в руках вандалов. Там была та самая девица, что приложила меня об стол. Я видела в ее глазах, что она психопатка. Такие упиваются чужой болью и своей властью. И знаешь, я так боялась за Эвана – я ведь понимала, для чего им я. Мне хотелось только одного – чтобы он не выдержал, чтобы отключился и не видел. Странно, что я думала о нем больше, чем о себе. Я всегда в критических ситуациях зацикливаюсь на чем-то постороннем – такой способ держаться, что ли. Мика, они привязали нас напротив друг друга, как каких-то скотов, за руки. Меня начало мутить от ударов и головной боли – и все рассматривали, как меня выворачивало, смеялись и зажимали носы. Я не боялась ударов, даже порезов этих не боялась, хотя это было очень больно. Да и шрамы, наверное, останутся. – Она снова потянулась к лицу, туда, где через всю щеку тянулся свежий шов – Мара сделала его настолько аккуратным, насколько возможно, но он все равно оставался швом. Мика уже сама вовсю вытирала слезы: все эти картины казались настолько жестокими и нереальными, что Элис не верила, что прожила это сама. Вынесла, а не увидела в кино. – Но Эван… Он просто выл, рвался спасать меня, но не мог. Мика, это так страшно – не самой страдать, а видеть, как из-за тебя сходит с ума кто-то другой! Это просто невыносимо, это больнее всяких порезов. Даже когда они высмеивали мою грудь, пытались ее отрезать, все, о чем я могла думать – это Эван. А потом…