Дин Кунц - Краем глаза

Но улыбка тут же сменилась тревогой.

– Ангел?..

– С ней все в порядке. Она цела и невредима.

Прибыла величественная медсестра: датчик на ее столе сообщил, что пациент пришел в сознание. Она измерила Уолли температуру, положила два кусочка льда в пересохший рот. Уходя, многозначительно посмотрела на Целестину и постучала пальцем по циферблату часов.

Как только они остались одни, Целестина наклонилась к Уолли.

– Меня предупредили, что я могу проводить с тобой не больше десяти минут после того, как ты придешь в сознание, и не очень часто.

Он кивнул:

– Устал.

– Врачи говорят, что ты полностью поправишься.

Он опять улыбнулся:

– Должен успеть к назначенному дню свадьбы.

Целестина наклонилась ниже, поцеловала щеку, лоб, правый глаз, левый, потрескавшиеся губы.

– Я так тебя люблю. Если бы ты не мог быть со мной, я бы тоже предпочла умереть.

– Никогда не говори про смерть, – приказал Уолли.

Целестина протерла глаза бумажной салфеткой:

– Хорошо. Не буду.

– Это был… отец Ангел?

Ее удивила его интуиция. Три года тому назад, только переехав в Пасифик-Хейтс, она поделилась с ним своими страхами, но за последние два с половиной года ни разу не касалась этой темы.

Целестина покачала головой:

– Нет. Не ее отец. Ее отец – ты. А он всего лишь сукин сын, который изнасиловал Фими.

– Они его взяли?

– Я чуть не застрелила подонка. Из его же пистолета.

Уолли вопросительно изогнул бровь.

– И я ударила его стулом, без синяков он не ушел.

– Bay.

– Ты не знал, что собрался жениться на амазонке?

– Разумеется, знал.

– Он убрался за минуту до того, как прибыла полиция. И они думают, что он – маньяк, который в своем безумии может вновь попытаться напасть на меня и Ангел, если они не смогут быстро его найти.

– Я с ними согласен, – в голосе Уолли слышалась озабоченность.

– Они не хотят, чтобы я возвращалась в квартиру.

– Послушайся их.

– И они волнуются из-за того, что я нахожусь в больнице Святой Марии, потому что он может попытаться добраться до меня здесь.

– Со мной все будет в порядке. Здесь у меня много друзей.

– Я готова спорить, что завтра тебя переведут из палаты интенсивной терапии. У тебя будет телефон, и я тебе позвоню. И приду, как только смогу.

Он нашел в себе силы пожать ей руку.

– Будь осторожна. И береги Ангел.

Целестина снова поцеловала его.

– Две недели, – напомнила она.

Он печально улыбнулся:

– К свадьбе я, возможно, и буду готов, но не к медовому месяцу.

– Медовый месяц у нас продлится до конца жизни.

К дому преподобного Уайта Пол Дамаск добрался в пятницу, 12 января, уже под вечер, как обычно пешком.

Холодный ветер завывал, словно голодный зверь, кружась и кружась внутри бронзового колокола церкви, стряхивал засохшие иголки с елей, дул Полу в лицо, так и норовя сбить с пути. За много миль до Спрюс-Хиллз, между городами Брукинг и Пистол-Ривер, Пол дал себе слово никогда больше в это время года не заходить так далеко на север, пусть все путеводители и утверждали, что на побережье Орегона зимой температура воздуха остается достаточно высокой.

Грейс и Гаррисон Уайт радушно встретили путника, пусть видели его впервые в жизни и прибыл он без приглашения. На пороге, возвысив голос, чтобы перекричать вой ветра, он выпалил цель своего визита, словно боялся, что иначе они захлопнут дверь перед его носом:

– Я пришел сюда из Брайт-Бич, штат Калифорния, чтобы рассказать вам об удивительной женщине, чья жизнь будет эхом отражаться в бесчисленных жизнях других и после того, как покинет она этот мир. Ее муж умер в ночь рождения их сына, но успел назвать сына Бартоломью, потому что ваша проповедь «Этот знаменательный день» произвела на него неизгладимое впечатление. Теперь мальчик ослеп, и я надеюсь, что вы сможете и захотите хоть как-то утешить его мать.

Уайты, конечно же, не отпрянули от него, приняв за сумасшедшего, не захлопнули перед ним дверь. Наоборот, пригласили в дом, потом к обеденному столу, а позже предложили провести ночь в комнате для гостей.

Ему и раньше приходилось встречать таких добрых, отзывчивых людей, и их действительно заинтересовал его рассказ. Он не удивился тому, что Агнес Лампион очаровала их, по-другому просто быть не могло. Но ничуть не меньше их увлекла и его, Пола, собственная история. Может, из вежливости, но, безусловно, и с любопытством они выспрашивали у Пола подробности его длинных пеших походов, просили описать места, где он бывал, рассказать о жизни с Перри.

И в ночь с пятницы на субботу, впервые с того момента, как Пол вернулся из аптеки и увидел стоящих в скорбном молчании у кровати Перри Джошуа Нанна и фельдшера, он спал глубоко и крепко. Ему не снилось, что он бредет по бесплодным землям, вроде солончаковых пустынь и засыпанных снегом ледяных полей, и утром проснулся, отдохнув телом, разумом и душой.

Гаррисон и Грейс принимали его с распростертыми объятиями, несмотря на то что их близкий друг и прихожанин умер в четверг и в субботу предстояло проводить его в последний путь.

– Вы посланы нам небесами, – заверила его Грейс за завтраком в субботу утром. – Своими рассказами вы ободрили нас в тот самый момент, когда мы особенно в этом нуждались.

Похороны намечались на два часа, а потом родственники и друзья усопшего собирались прийти в дом преподобного на поминки, чтобы вместе преломить хлеб и разделить друг с другом воспоминания об ушедшем, близком им человеке.

В субботу утром Пол помогал Грейс готовить еду и переносил из кухни в столовую тарелки, столовые приборы, стаканы.

В двадцать минут двенадцатого он был на кухне, ровным слоем размазывал по большому коржу шоколадную пасту. Преподобный проделывал то же самое с другим коржом, только с кокосовой начинкой. Грейс собиралась печь большой слоеный торт.

Она как раз домыла посуду и, вытирая руки, контролировала действия мужчин, когда зазвонил телефон. Сняла трубку, сказала: «Алло» – и в этот момент фасад дома взорвался.

Грохнуло, как от разрыва бомбы. Тряхнуло пол, задрожали стены, заскрипели потолочные балки, словно полчища летучих мышей одновременно снялись с насиженных мест.

Грейс выронила телефонную трубку. Лопаточка, которой Гаррисон размазывал кокосовую начинку, выскользнула из его рук.

Сквозь звон бьющегося стекла, треск ломающегося дерева, грохот падающей штукатурки Пол уловил рев двигателя, вой клаксона и предположил, что могло произойти. Какой-то пьяный или неумелый водитель врезался на автомобиле в дом священника.

Должно быть, Гаррисон также пришел к этому выводу.

– Наверное, кому-то сильно досталось, – сказал он и поспешил из кухни. Пол последовал за ним.