Татьяна Корсакова - Гремучий ручей [СИ litres]

– Эксперименты… – сказал ему минувшей ночью Григорий. – Эти гады ставят на моем парне эксперименты.

И Всеволод с радостью ухватился за это привычное слово. Эксперименты всяко лучше, чем все остальное, чем мракобесие.

Но с мракобесием все равно нужно было разобраться, вывести из темноты на белый свет, понять, что же это такое. И начать следовало с Насти. Для начала хотя бы просто понаблюдать, потому что разговаривать с ней бесполезно.

Вот только со слежкой не сложилось. Из поля зрения Всеволода Настя пропала почти сразу же после завтрака, а его самого закружило в бурном водовороте нетерпящих отлагательств дел. Вынырнуть из этого водоворота у него получилось лишь однажды, да и то лишь на четверть часа. За это время не вышло даже бегло осмотреть часовню. Что уже говорить об остальном? Всеволод еще надеялся, что вернется Григорий, а у него будет куда более дельный и куда более продуманный план. Но время шло, а Григорий не появлялся, и в душу Севы закралась тревога. Поговорить бы с Ольгой Владимировной, спросить начистоту. Он даже попытался, сунулся было к дому, но сразу понял, что разговора не получится. Немецкая ведьма держала все под неусыпным контролем. Даже парой слов перекинуться не выйдет. Зато он увидел Настю, которая ползала на коленках по паркетному полу с тряпкой, щеткой и мастикой. Движения ее были какими-то механическими, а выражение лица Всеволоду разглядеть не удалось.

Обеда не было. Отменили по приказу ведьмы. Но тетя Шура все равно умудрилась сунуть каждому из них по краюхе хлеба. На всякий случай Всеволод снова спросил про Григория, но она лишь пожала плечами в ответ. У тети Шуры сейчас тоже хватало забот, нужно было готовиться к приему бургомистра и его своры. Эх, ему бы динамита!..

Мысли были в равной степени глупые и опасные. Свою персональную войну нужно было начинать не с убийства бургомистра, а со спасения неизвестного ему Митяя. Возможно, вечером можно будет воспользоваться творящейся в усадьбе суетой и уже с большей тщательностью осмотреть часовню. Затея эта с каждой минутой казалась Всеволоду все более бесполезной, но и оставаться в бездействии он тоже не мог.

Всеволод как раз крался в приправленных густым туманом сумерках к часовне, когда увидел бредущую по дорожке Настю. Наверное, он бы ее догнал, или хотя бы окликнул, но в самый последний момент словно бы кто-то крепкой рукой ухватил его за загривок, прижал к дереву, заставляя замереть и выждать.

Долго ждать не пришлось. Навстречу Насте из тумана вышла старуха, встала напротив, склонила голову к плечу, будто прислушиваясь. А Всеволод перестал дышать, потому что следом за старухой неизменно должен был появиться один из ее чертовых псов.

Не появился… Повезло! Ему повезло, а Насте, кажется, нет. Настя потянулась к старухе с такой стремительностью, что Всеволод испугался, что она сейчас упадет. В движении этом было что-то неправильное, почти страстное, словно бы не было в Настиной жизни никого важнее этой карги. А карга отступила на шаг, поманила Настю за собой. Вот как в детских сказках, скрюченным пальцем поманила. И даже не стала дожидаться, чтобы убедиться, что та следует за ней, в мгновение ока растворилась в тумане. Словно ее и не было. Сначала растворилась она, а следом и Настя. Просто шагнула под полог серой пелены и исчезла.

Когда он стал таким плотным, таким непроглядным – этот туман?! Как так вышло, что Всеволод упустил момент? Он блуждал во мгле, как слепой кутенок, натыкался на стволы деревьев, цеплялся за торчащие из земли корни, не решаясь окликнуть Настю по имени, опасаясь в любой момент лицом к лицу столкнуться со старухой. Он больше не думал о мракобесии, теперь он верил, что ведьмы существуют, что они рыщут в этом нереальном тумане, и готовы сожрать любого, кто станет у них на пути. Нет, не сожрать! Выпить кровь до самой последней капельки. Сначала выпить, а потом швырнуть ненужное тело в ржавый паровой котел.

Наверное, он бы испугался. Наверное, он бы даже отступил. Если бы знал, куда отступать. Если бы не заблудился в этом сказочном тумане. Сейчас все силы его уходили на то, чтобы держать себя в руках и не поддаваться панике, но, когда из тумана выступила темная фигура, он не удержался от трусливого судорожного вздоха.

…Это была не ведьма, как он себе со страху нафантазировал. Это была всего лишь Настя. Движения ее казались такими дергано-неестественными, а голова клонилась к плечу, словно Насте было трудно удерживать ее в привычном положении. Это все из-за тумана. Из-за того, что мириады капель, из которых он состоял, преломляли и искажали реальность почти до неузнаваемости, истончали линии, стирали краски. Внезапно Сева подумал, что помимо черно-белого и красного мира, оказывается, есть еще и мир серый. Вот этот – стертый и искаженный то ли туманом, то ли так же незаметно подкравшейся темнотой.

– Настя, – позвал шепотом Сева. Нет, не потому, что испугался, а потому, что опасался, что старуха может все еще быть где-то рядом.

Если Настя не услышит, придется просто подойти поближе, не стоит повышать голос.

Но Настя услышала. Замерла на месте, вытянулась в струнку. Всеволоду даже показалось, что она привстала на цыпочки. И голова ее приняла правильное вертикальное положение.

– Настя, – снова позвал он. – Это я, Сева.

– Сева? – Ее голос тоже был тихий, едва ли не тише шелеста прошлогодних листьев под ногами. – Сева, где ты?

Она его слышала, но, кажется, не видела. Почему не видела? Из-за тумана? Из-за темноты? Или ведьма с ней что-то сделала? Что-то непоправимое?

Нет, непоправимое было с теми девчонками из башни, а Настя напугана, но жива. Ей всего лишь нужно помочь, выдернуть из туманного морока в реальность. Всеволод вздохнул и решительно шагнул ей навстречу.

– Я не вижу… – Голос ее был жалобный и напуганный. – Сева, где ты? Помоги мне.

– Я здесь. – Он протянул руку, и та провалилась в туман по самый локоть. Теперь и он сам ничего не видел. Не видел, но чувствовал…

Это были осторожные касания. Холодные и влажные. Отвратительные! Словно бы к его запястью приложили кусок тающего льда, и кожа под ним тут же онемела.

– Эй? Ты где? – позвал он, враз осипшим голосом. Все чувства его сейчас были там, по ту сторону полога из тумана. Там, где кто-то или что-то скользило по его протянутой руке.

Плюнуть бы на это все и уйти! Но нельзя, Настя там одна. Она растеряна и напугана, а он ее единственная надежда. Но отчего же тогда так муторно?! Отчего волосы на загривке встают дыбом, словно от статического электричества, а сердце колотится так, что готово выскочить из груди?

– Настя, нам нужно ухо…

Договорить он не успел, потому что холодное и мокрое вдруг сделалось бритвенно-острым и обжигающе-горячим. Потому что запястье вдруг пронзила почти нестерпимая боль.