Нил Гейман - Мифическое путешествие: Мифы и легенды на новый лад [сборник litres]

– Мэм…

– Он думает, будто я обманываю. Будто сама, нарочно все это подстроила.

– Мэм, по-моему, вы не туда звоните. Вам нужна другая горячая линия.

– Вот и вы мне тоже не верите.

– Не сомневаюсь, вы пережили некую травму.

– Вы ведь не верите, что меня изнасиловал лебедь, так?

– Мэм, сейчас я продиктую номер, позвоните туда. Там вам непременно помогут.

– Ну нет, сомневаюсь. Похоже, все вокруг слишком любят птиц. Возможно, не ворон с голубыми сойками: все знают, что они крадут яйца и выклевывают мозг у птичек помельче, но лебедей – лебедей любят все, верно?

– Прошу вас, позвольте, я дам вам другой номер. Обратитесь туда.

– Похоже, это бессмысленно.

Да, помню, прекрасно помню этот звонок. Он до сих пор не дает мне покоя. Что же произошло с ней на самом деле? А может, это шутка была? Нам, знаете ли, звонят иногда телефонные шутники, но я лично представить себе не могу, что творится в голове человека, полагающего, будто звонить с подобными шуточками в службу помощи жертвам изнасилования – это смешно. В конце концов, если линия занята пустым разговором с телефонным хулиганом, до меня не дозвониться тем, кто действительно нуждается в помощи!

Что? Э-э… нет, ночь та была вполне спокойной. У нас тут, слава тебе, господи, не Нью-Йорк – в среднем, два, ну три изнасилования в год, не больше.

Так вот, она заявила, будто изнасилована лебедем. Легко ли в это поверить? Я вам скажу: не очень. Вот только не знаю… с тех самых пор мне все думается, что с этим звонком можно было разобраться лучшим образом, понимаете? Я ведь психолог, специалист, и потому гадаю: что же на самом деле произошло? Что мог символизировать этот лебедь? В традиционном понимании лебедь – прекрасная птица, ассоциирующаяся с волшебными сказками, невинностью и чистотой. Порой я даже сомневаюсь: действительно ли звонившая была изнасилована?

Что? Нет, не лебедем, разумеется! Я все же специалист-психолог, в сказки, знаете ли, не верю. Уж я-то реальность от игры воображения как-нибудь отличу. Это как раз мой профиль. Птицы женщин не насилуют. Но насилию женщины подвергаются. Вот я порой и думаю: возможно, насилие в самом деле произошло, да такое ужасное, что пострадавшая повредилась умом, оттого и цепляется за лебедя, крылатый символ целомудрия? Ну, то есть… не станем вдаваться в… э-э… живописные подробности, но какой величины может достигать половой орган лебедя?

Прошу прощения? Нет, разумеется, я вовсе не говорю, будто ужас жертвы насилия можно измерить величиной, так сказать, орудия преступления. Напомните еще раз, из какой вы газеты? Ну, ладно. Пожалуй, с меня ответов на вопросы довольно, а вот что можете сказать об этой девушке – то есть, женщине – вы?

ЖЕНЩИНА, НЕСУЩАЯ ЯЙЦА!

Доктора пункта неотложной помощи были удивлены и потрясены появлением на свет яйца в двадцать фунтов весом, снесенного женщиной, доставленной в приемный покой мужем в ночь с четверга на пятницу.

– С виду – беременность как беременность, – поведал нам Х. О. Маккилл, санитар приемного покоя. – Пациентка ничем не отличалась от любой другой беременной дамы. Разве что вела себя немного истеричнее прочих, про яйцо кричала, но на это, честно сказать, никто внимания не обратил. От дам, когда у них начинаются схватки, чего только не наслушаешься! Вдруг слышу, наш доктор Стивенс говорит: вызывайте, говорит, доктора Хогана, а доктор Хоган – он же городской ветеринар! Но вот подошел я поближе, пригляделся как следует, и точно: из дамы-то появляется не ребенок. Яйцо появляется, точно. Но тут сестра Хийт занавеску задернула, а я стою рядом с мужем и говорю ему: «Вам-то войти дозволено, это сестра Хийт только меня туда не пускает. Вы ведь муж, верно?» А он, бедняга, просто сам не свой. Ну да, как его в этом винить: не каждый же день твоя жена откладывает яйца весом по двадцать фунтов!

Слухи, будто эта женщина до сих пор находится в больнице, в отдельной палате, где все время сидит на снесенном яйце, лишь ненадолго сменяемая мужем, представители руководства больницы комментировать отказались. Однако лицо, пожелавшее остаться неизвестным, сообщает:

– Нам всем трепаться об этом запрещено. Я так и работу могу потерять. Но – да, она там, яйцо свое высиживает. И вот что я еще вам скажу: не очень-то эта дамочка жизни больничной рада, дома яйцо высиживать хочет, но доктора вокруг нее так и вьются, да только не думаю, будто из-за заботы о ней. Понимаете, о чем я? А вот о чем. Помните ту клонированную овцу? Ну, так женщина, несущая яйца, – это ж куда удивительнее! Вот попомните мое слово: начнут ее вскоре уламывать, чтоб еще раз такое проделала. А куда же это годится? Она ведь женщина, мамой готовится стать, а не зверушка из зоопарка! Только имени моего нигде не поминайте, окей? Я с работы вылететь не хочу.

Порой она засыпает прямо так, на яйце, моя Леда, прежде такая красавица… Отчего это с нею произошло? Отчего это случилось именно с нами? Отложив эту штуку, она снова стала легкой, как перышко. Поднимаю ее, укладываю на кровать. Леда моргает, открывает васильково-синие глаза.

– Яйцо, – говорит она, порываясь встать. – Мой малыш.

– Ч-ш-ш-ш, – отвечаю я, – ложись-ка, поспи. Я за тебя посижу.

Так я и делаю. Сажусь на это яйцо, хранящее тепло ее попки, что так похожа на перевернутое сердечко. Вспоминая, как я сжимал ее в ладонях и называл любимой своей валентинкой, я думаю: какой непривычной, странной кажется теперь жизнь! Все, что я знал о мире, перевернулось вверх дном…

Леда спит, тихонько похрапывает. Я осторожно ерзаю. Сидеть на яйце, надо сказать, довольно неудобно. Жена выглядит усталой даже во сне: вон, и вены под кожей синеют, и морщин на лице поприбавилось. Я ни минуты не верил, будто она изнасилована. Тем более лебедем. Не верил – и вот, на тебе, такой невероятный случай. Выходит, вся история – правда? Если так, здорово же я ее обидел. Смогу ли теперь загладить вину? Ну, а если нет, если она наставила мне рога (старомодное выражение, но в эту минуту отчего-то кажется самым уместным), то здорово же выставила меня на посмешище! Слышали бы вы ребят на работе. А женщины – те на меня только глаза таращат и вообще ни слова не говорят.

Снова мечтаю о ружье, которым так и не обзавелся. Направляю дуло в разные стороны. Иногда я – охотник в красном и черном, выслеживаю лебедей. Иногда прихожу с ружьем на работу и разношу весь офис шквалом свинца. Иногда целю в зеркало. Иногда – в васильково-синие глаза Леды. Нет, кричать она даже не думает. Теперь ей, похоже, плевать на все. Кроме яйца своего, конечно.

Поднимает меня с яйца, на кровать переносит…

– Яйцо. Мой малыш.

– Я за тебя посижу, – говорит он.

Так он и делает. Я погружаюсь в сон. Снятся мне белые перья, кружащие в воздухе. И распростертые крылья в небе. И бледная, как полотно, луна. И мои розы в саду, сомкнувшие лепестки до утра. Хлопанье крыльев. Огромная белая птица. Белое… Снится мне белизна. Белизна, пустота и безмолвие. Яйцо изнутри. Безупречный, совершенный мир.