Александр Матюхин - Колдовство [сборник litres]

– Так! – Галя сильно сжала его руки, до боли – и Ветерок замолчал. – Хватит! Как ребенок себя ведешь! Как там Сашка-то? Кудриков который? Не трогает больше тебя? – спросила она внезапно совсем другим голосом, спокойным и мягким.

– Сашка? – Ветерок облизнул губы и слегка нахмурился. – Сашки там не было…

– А в магазине сегодня был? Не видел, случаем, – «Пшеничное» не завозили? А то Шушенков его уже месяц ждет. Только обязательно в бутылках.

Ветерок посмотрел на Шушенкова, затем – вновь на Галю.

– Да вроде не должны были… Его ж вместе с «энергетиками» возят, в первых числах. Наверное, в прошлый раз просто не привезли, одни «энергетики» были. Теперь ждать…

– Вот и отлично, – сказала Галя, не обращая внимания на разочарованный вздох коллеги. Ветерок, отвлеченный ее вопросами, перестал дрожать и задыхаться. – А теперь – я буду спрашивать, а ты отвечать. Усек?

Ветерок кивнул. Глаза его не отрывались от лица Гали.

– Откуда ты пришел?

– Оттуда, – Ветерок махнул рукой в сторону домов. – Галенька, они там людей едят!

– Кто людей ест? Имена можешь сказать?

– Полянский Мишка… и семья его! Все они людей жрут!

Галя посмотрела на Шушенкова. Тот пожал плечами, кивнул на Ветерка и покрутил пальцем у виска.

– Знаю, что вы думаете, – обмяк вдруг Ветерок. – Думаете – упился Борька. Чертей гонять стал, да?

– Ну была такая мысля, – хмыкнула Галя.

– А может, и правда свихнулся, а? – спросил он с надеждой. – Отвезете меня тогда в больничку в город? Может, они посмотрят и скажут – здесь вот и вот здесь спятил, и таблетки пропишут. Только прямо сейчас везите, хорошо? Я здесь оставаться не стану.

– Так что произошло? – Галя присела на корточки рядом с Ветерком. – Ты как у этих Полянских оказался вообще?

– Они сами позвали, – с готовностью ответил он. – Меня Мишка встретил у колодца вон того, который за озером. Говорит – хочешь выпить водки? Я говорю – да кто ж ее не хочет! А он тогда денег дал мне, пять сотен, – иди, говорит, за водкой и остальным всем – и приходи…

– Чего-о? – Шушенков подошел поближе. – Мишка? Пять сотен тебе сунул – и к себе бухать пригласил?

– А я вот и подумал тоже – странно! – закивал Ветерок. – Еще что странно – он сначала полтинник тянул. Я думал – издевается. Смотрю на купюру – и не беру. А он весь такой улыбается да спрашивает – что, не хватит? Может, вот эту дать? И уже пятисотенную протягивает. Тут уж я и взял… Лучше бы в лицо ему плюнул…

– И что, часто тебе так деньги-то дают? – спросила Галя.

– Нет, никогда, – вновь замотал головой Ветерок. – Но я подумал – наверное, жена от него ушла, или что-то вроде того. Иногда людей защемляет внутри – и они срываются как оголодавшие. В такие запои уходят – страсть!

– Ну а ты – тут как тут, – хмыкнул Шушенков.

– А я – тут как тут, – медленно кивнул Ветерок и вдруг, схватившись руками за голову, завыл: – Это мне за грехи мои, за пьянство мое безбожное!

– Окстись, идиот. – Галя силой опустила его руки обратно на колени. – Так что, сходил ты в магазин в итоге? Чего купил?

– Водки да еды всякой, – ответил Ветерок, не поднимая глаз. – Потом к нему пошел.

– Дошел? – спросил Шушенков. – Или по дороге так уработался?

– Дошел… лучше б не доходил… У него там дома и Любка сидела, и мать его, баб Аня, на печке вот так лежала, только ноги видно, и дочка старшая еще потом прибегла. Забыл, как зовут. Но она тоже участвовала! Младшую только не видал… наверное, съели уже.

– В чем участвовала? – спросила Галя, решив не переспрашивать пока про «съели».

– В этой, как ее… вакханалии!

– Какой еще вакханалии? Там вакханалия была?

– Потом уже… – Ветерок вдохнул. – Когда Светка с Пашкой к ним дошли. Оказывается, Мишка и их встретил где-то и тоже позвал…

Галя с Шушенковым переглянулись.

– А когда они туда пришли? Пашка со Светкой?

– Да уже темнело…

– Вчера то есть?

– Вчера, да… И они тогда начали мясо предлагать. Я-то не стал…

– Погоди, – поморщилась Галя. – Я уже запуталась. Значит, дома были все Полянские – Мишка с Любкой, баб Аня и старшая дочь. Младшей только не было. Кто кому чего предлагал?

– Полянские предлагали. Только дочка их позже подошла, я ж говорю. – Он облизнул губы. – Я как только в дом вошел – почуял неладное. Они всю еду, какая была, на стол выставили. Из холодильника, и не только. Даже банки всякие из подпола, которые после зимы остались. Мишка их как раз вытягивал – и радостно так, будто праздник какой на дворе. Тягает банки – одну за одной, и смеется. Картошка по полу везде рассыпана. Я говорю – у вас что, холодильник сломался? Или переезжаете? А они смотрят, лыбятся да кивают. Любка вся такая вежливая, за стол посадила и ну мне тарелку с мясом каким-то предлагать. А из тарелки уже ел кто-то, и вилка грязная в ней лежит. А мясо – вроде тушенки, жирное совсем. Я говорю – я пока не голодный, только трубы горят. А она ржет – это, говорит, ты пока не голодный, и все подталкивает мне тарелку. А я вижу – еда вся на столе, на скатерке зеленой, стоит – присмотрелся, да только не скатерть это, а карта лесничая… Я подумал – чего это Мишка на картах своих жрет, не жалко ему? Там все пометки лесничьи его. Спросил – а он только захохотал из погреба да смотрит на меня поверх досок отваленных…

– Так, подожди, – оборвал его Шушенков. – Ты ж нам про Светку с Пашкой рассказывать начинал.

– Ну так вот я и говорю – сел я, начал пить. Пару рюмок опрокинул – вроде полегче стало, и хозяева напрягать перестали. Ну – странные сегодня немного, может, случилось чего. Подумал в голове у себя – вдруг в лотерею квартиру выиграли? Бывает же такое, случается… Любка со мной за стол уселась – и тоже пьет, да только не закусывает ничем, одним хохотом сыта, как мать моя покойница говорила… А я только лучком в майонезе водочку перекладаю, с перепою – самое то вообще. И тогда Светка с Пашкой заваливаются – Светка синяя вся, опухшая, а Пашка песни распевает. И еще жратвы несут – вот мол, купили, что заказывал… Любка засуетилась, давай все купленное туда же, на карту, выставлять. А Пашка в то время галоши сымает и говорит – а чего это баб Аня на печке валяется? А Люба ему и отвечает – мама, говорит, накушалась, теперь ждать надо. Как будто это что-то значит особое, для чего им ее ждать. Только ждать вообще не стали, сразу за стол уселись, и Любка ему мясо это, которое я жрать не стал, – раз и пододвигает, на, мол, с ходу – опробуй. С охоты, говорит, принесли… Пашка и сожрал…

Ветерок облизнул губы, тяжело вздохнул.

– Светка не ела ничего. Как и я, видать, похмелькой измучалась. А Пашка все это мясо сожрал, только сала кусок оставил. И повеселел еще больше – песни начал тянуть… Светка уже с трех стаканов нажралась и прямо на скамью голову опустила – и заснула. Я тогда до ветра вышел, и в дверях как раз с дочкой их старшей столкнулся – та с подружкой привалила. Улыбаются, здравствуйте, дяденька, говорят – а вы куда? А я говорю – а я до ветра. А мы с вами. Тут подружка ее говорит – ты дурная, куда с ним? И не пустила. Один я пошел. И когда уходил – там бабка на печи заелозила. Пашка еще расхохотался, он уже пьяный был. Говорит – во, еще одну рюмку готовить надо. А сам на дочку их смотрит исподтишка. Нагло так. А она на него. Тоже нагло. Размалевана вся, как шлюха, – и улыбается так же.