Александр Матюхин - Колдовство [сборник litres]

– Давай ближе к вакханалии. – Галя слушала заинтересованно, но иногда поглядывала на Шушенкова. – Когда там уже?

– А почти сразу и началась после этого, – сказал Ветерок. – Я даже вернуться не успел. Я зашел за будку собачью – поссал да назад побрел. Тут смотрю – лежит что-то у будки той. Присмотрелся – песель их лежит, дохлый да в крови. Я подумал – задрал кто-то его, псина какая бродячая или волки. Подумал еще – странно, давно вроде задрали – даже кровь уже совсем присохла, и темная такая. Смотрю – а он без лап совсем – отрезал кто-то, не отгрыз даже – а именно что отрезал. Ровненько так. А потом, как к дому подходил, – там у них такой уступчик под окном… Не знаю зачем, но я на него ногой уперся, приподнялся – и заглянул в окошко, что на кухне. А там дочка их, старшенькая, уже на коленях у Пашки сидит, а он ее за зад мнет…

– Полина? – резко спросил Шушенков. – Которая в седьмом учится?

– Ну да… Лет четырнадцать ей вроде…

– А родители ее куда в этот момент смотрели?

– А на нее и смотрели, и смеялись тоже… Одна девчонка эта, соседская – та не смеялась. Сидела рядом со Светкой спящей и молчала. Перепужалась сильно. Я тут уж подумал – что-то грязное намечается.

– Но не ушел… – мрачно подытожил Шушенков. – Решил посмотреть.

– Не успел я. – Ветерок повернулся к нему. – Потому что потом бабка пришла.

– Какая бабка? Баб Аня? Матерь Мишкина?

– Наверное… только я не узнал ее. Она от печи шла, медленно так, раскачиваясь, будто задумавшись… Пузо толстое – во! – он показал руками. – Я ее одним глазом сначала заметил, повернулся – и прямо дыхание сперло. Потому как она на свет вышла. А лицо у нее – темное, и движется… ну, как будто она жует чего-то, вся кожа с морщинами туда-сюда, только она не жевала ничего, а скорее языком, знаешь, зубы чистила… А потом вот так тьфу – и зубы выплюнула.

– Какие зубы? – не поняла Галя.

– Вставные, – просто ответил Ветерок. – Не нужны они ей больше стали. И давай тогда улыбаться – а во рту прямо рядком зубы торчат.

– Как у вампира? – Шушенков махнул рукой. – К черту тебя, напридумывал… Упыри ему по пьяни мерещатся…

– Обычные зубы, – помотал головой Ветерок. – Вот прямо совсем обычные, как у старух бывают, – желтые такие, мелкие. Я потому разглядел, что она еще постояла, пооблизывала их. Будто примеривалась. А девчонка их, Полина, вдруг засуетилась – и потянула Пашку вглубь дома. Глядь – а у нее уже рубашка-то расстегнута, и давно уже – мне просто с улицы до этого не видать было. Пашка за ней убег, разве что не облизываясь. А Мишка с Любкой сидят, улыбаются да на бабку эту смотрят. А бабка – на Светку. Тут мне так страшно стало – не передать. Стою, руками в подоконник вцепился – а взгляда отвести не могу. Я тогда уже понял, что они Светку съесть хотят. Как будто молнией ударило – сожрать удумали! Сначала хотел кричать, на помощь звать – да только девчонка мелкая, соседская, тоже сообразила, что к чему, да давай трясти Светку за плечо и рыдать, мол, просыпайтесь, тетенька, но Светка пьяная была, только отмахнулась. Девчонка тогда вскочила – и к двери. И тут бабка… – Ветерок сглотнул. – Бабка тут… прыгнула. На Светку.

Он замолчал. Галя почувствовала вдруг холодок внизу спины и поняла, что куртка на спине задралась вверх, позволяя сырому весеннему ветру гулять по пояснице. Она поправила куртку, не отрывая взгляда от Ветерка.

– Что дальше было?

– Не знаю… я только успел подсмотреть, как девчонку ту соседскую Мишка с женой обратно в хату затащили. А я побежал до сарая. Думал там спрятаться. Только в итоге – в дровник нырнул. Он открыт был.

– От кого спрятаться? От Полянских?

– От бабки. Светка там орать начала, но это когда я уже почти в дровнике был. И кто-то наружу выскочил – не знаю кто. Бегали, меня искали… А я на кладку залез – и за нее занырнул. Там меж дровами и стенкой пространства – как раз для меня. Так и лежал. Слышал, как они… беснуются.

– Что точно слышал? – Галя не отводила от него взгляд. – Подробнее давай.

– Они бегали по двору и гавкались, как животные. То девчонка запищит, то Мишка завоет. Потом начали говорить, но так, знаешь… как сплевывали. Тьфу, тьфа, тьфо – вот так вот. Как шепелявили. Но друг друга понимали. Потом, слышу – Светка опять орать начала. Они ее на улицу выволокли – и рвать начали. Я точно знаю. Я не видел, конечно, я тогда вообще зажмурился, но звуки… Руками ее прям рвали да смеялись…

– А почему же никто не услышал, – грубо спросил Шушенков. – Соседи что, тоже упились?

– Отчего не услышали… – Ветерок вдруг улыбнулся. – Еще как услышали. Там, правда, вблизи них только одни соседи и есть – с другой стороны речки. Полянские-то совсем у леса живут. Дальше уж совсем далеко, не услышишь – хоть из ружья пали… Хотя ружье, пожалуй что…

– Так что соседи? – перебил Шушенков. – Которые рядом?

– Соседи крики, видать, услышали. Пришли к забору, от забора кричат – чего у вас случилось? Потом дочь звать начали.

– А потом что? – спросила Галя, когда молчание затянулось.

– Потом… Потом Мишка забор открыл и впустил их. В дом звал. Только они не пошли. Кричать вдруг начали. Наверное, Светку во дворе увидали. Или дочь свою. И недолго совсем покричали – так, пару вскриков – и тишина опять. Потом остальные бегали, меня искали. Сначала – просто рыскали, потом стали ласково так звать. Любка с крыльца кричит: «Ветерочек! Иди сюда, милый, водочка стынет!» А я слышу, как муж ее на четвереньках у забора ползает да рычит иногда. Я тогда уж осмелел немного – в щелочку в стене поглядывал. Весь двор не видно, но кровь на земле я точно видал. Трупов не было уже… Потом они дочку свою выпустили во двор, Полинка которая. Та голая совсем ходила да меня звала… Обещала всякое, предлагала… только я не дурак, я не вылез никуда… Да и не нужно мне этого, я уж лет семь как… – Он запнулся, потом махнул рукой. – Импотент, в общем, чего скрываться… По здоровью. Водка свое дело сделала. А девка их походила, а потом на отца тявкать стала, недовольно так, будто отчитывала его за что. И еще за ночь несколько раз выходили, искали. А так – все внутри сидели, копошились да посудой звенели до самого утра… Жрали небось…

Некоторое время все молчали. Потом Шушенков вдруг сплюнул под остановку и громко выругался, заставив Ветерка вздрогнуть.

– …какого-то напридумывал, хрен старый. В башке у тебя все сгнило, видать, как и между ног. Какие-то бабки-упыри, какие-то…

– Соседи, – оборвала Галя. – Кто рядом с ними живет? Какая у них фамилия?

Ветерок задумался:

– У женки не помню, они вроде и не расписывались… а у него – Милядов.

Шушенков подавился очередным ругательством и уставился на Галю. Та медленно поднялась на ноги и, продолжая смотреть на Ветерка, но уже сверху вниз, заговорила четким, спокойным голосом.