Чарлз Стросс - Каталог катастрофы [litres]

– Что? Не уверен, что хорошо тебя расслышал.

Я делаю глубокий вдох.

– Она переключила ночных сторожей. Остальные все снаружи. Загружайте срочно, а то мне придется переключиться на диету из свежих мозгов.

– Хорошо-хорошо, – соглашается он так, будто добрый дядюшка поддается на уговоры сорванца-племянника, а потом вешает трубку.

Слышится громкий хруст, и в пролом в двери между нами вламывается рука и врезается в противоположную стену.

– Вот дерьмо, – успеваю сказать я, прежде чем рука возвращается назад.

А потом раздается грохот, словно молния ударила во что-то в двух футах от двери, следом шипение – и волна жара. Мы жмемся к задней стене комнатки и в ужасе ждем пожара, пока через целую вечность не включаются автоматические разбрызгиватели.

– Теперь безопасно? – спрашивает Джозефина – или, по крайней мере, мне так кажется: в ушах до сих пор звенит.

– Сейчас проверим.

Я беру отломанную крышку от распределительной коробки и выставляю ее наружу, через дырку в двери. Она не взрывается, и я осторожно открываю дверь. Звон становится громче; это мой телефон. Я устало достаю его из кармана, наклоняюсь, чтобы на него не капала вода, и прижимаюсь к стене коридора, чтобы оказаться как можно дальше от почерневших трупов зомби.

– Кто это?

– Твой начальник. – На этот раз голос Энглтона звучит уже откровенно весело. – Ну вы и мокрые курицы! Поднимайтесь на Красный ковер, просушитесь оба – у директора тут личная ванная комната, я думаю, вы ее заслужили.

– А… Хэрриет? Бриджет? Маклюэн?

– Мы разобрались, – самодовольно отвечает он.

Я дрожу оттого, что вода течет по позвоночнику и щекочет яйца, как утонувшая любовница.

– О’кей. Мы сейчас придем.

Я оглядываюсь на развороченную коробку, и Джозефина улыбается мне, как напуганная бешеная крыса – ярость, острые зубы и блестящий пистолет тридцать восьмого калибра.

– Мы в безопасности, – говорю я как можно уверенней. – Кажется, мы победили…

Дорога к логову Энглтона ведет вверх и вдаль: обычно он работает в мрачном подвале на другой стороне вычищенного посреди Лондона квартала, который занимает Прачечная, но на этот раз он расположился в директорском кабинете, на верхнем этаже северного крыла.

В северном крыле по-прежнему сухо. Люди работают и ведать не ведают про обуглившихся зомби на выжженном и мокром полу западного крыла за соседней дверью. Некоторые на нас косятся – выглядим мы специфично: я в уличной одежде, грязный и мокрый насквозь, и детектив-инспектор Салливан в безнадежно испорченном дорогом костюме, но с гигантским пистолетом, намертво зажатым в руке. Но – по мудрости или глупости – никто не просит меня починить интернет и не возмущается тем, что мы грязными ногами пачкаем мытый пол в отделе кадров.

Когда мы входим в царство толстых ковров и пыльной тишины директората, Джозефина уже перестает дрожать, хотя глаза у нее все еще безумные.

– У тебя много вопросов, – кое-как говорю я. – Прибереги их на потом. Я тебе расскажу все, что знаю, и все, к чему у тебя есть допуск, как только позвоню своей невесте.

– У меня муж и девятилетний сын. Ты об этом подумал, прежде чем втягивать меня в этот безумный кошмар? Ладно, прости. Я знаю, что ты не хотел. Просто стрельба по зомби и жареные трупы меня немного расстраивают. Нервы шалят.

– Понимаю. Только постарайся перед Энглтоном нервами не махать, ладно?

– Да кто такой этот Энглтон? Кем он себя считает?

Я останавливаюсь перед дверью кабинета.

– Если бы я знал, не уверен, что мне можно было бы тебе это сказать.

Я стучу трижды.

– Входите.

Энди открывает нам дверь. В директорском кресле восседает Энглтон и играет с чем-то посреди широкого дубового стола, который, кажется, явился из тридцатых. (Позади него на стене висит карта, и примерно четверть ее – розовая.)

– Мистер Говард. Детектив-инспектор. Хорошо, что вы пришли.

Я присматриваюсь. Щелк. Щелк. Щелк.

– Ньютонов маятник. Очень в духе семидесятых.

– Можно и так сказать. – Энглтон слегка улыбается.

Шарики, которые летают туда-сюда между плечами маятника, не хромированы, у них заметная текстура: все они светло-коричневые с одной стороны, а с другой украшены темным или светлым мехом. И неровные, страшно неровные… Я глубоко вздыхаю.

– Нас ждала Хэрриет. Сказала, что мы опоздали и что ЦПУ распустили.

Щелк. Щелк.

– Да, она бы так и сказала, верно?

Щелк. Щелк. Щелк. Щелк. Наконец у меня не выдерживает терпение.

– И что? – спрашиваю я.

– Один мой давний знакомый по фамилии Ульянов когда-то сказал на удивление разумную вещь. – Энглтон похож на кота, который только что сожрал канарейку: лапки еще торчат из пасти; он хочет мне рассказать. – «Враги продадут нам веревку, на которой мы их и повесим».

– Но это ж Ленин сказал? – уточняю я.

По его лицу пробегает гримаса легкого раздражения.

– Это было до того, – тихо говорит он.

Щелк. Щелк. Щелк. Он щелкает по шарикам, чтобы они снова пришли в движение, и я вдруг все понимаю, и мне становится дурно. Все верно – ни Бриджет, ни Хэрриет, ни ее предшественник, ни загадочный мистер Маклюэн больше меня не побеспокоят. (Только будут являться мне в кошмарах про этот кабинет, вместе с видением моей собственной усушенной головы в какой-нибудь директорской игрушке, и сухой стук черепа – как вопль, который уже никто никогда не услышит.)

– Бриджет давно запланировала переворот, Роберт. Вероятно, прежде чем ты устроился в Прачечную – точнее, прежде чем тебя призвали на службу. – Он бросает на Джозефину долгий, оценивающий взгляд. – Она привлекла на свою сторону Хэрриет, подкупила Маклюэна, наложила собственный гейс на Восса. Они стали соучастниками в том, чтобы, как я полагаю, выставить меня некомпетентным и вероятным источником утечки перед Ревизионной комиссией – обычно они планируют нечто подобное. Я догадывался, что все идет в эту сторону, но мне не хватало твердых доказательств. Ты их мне предоставил. Но, увы, Бриджет никогда не хватало умения здраво оценить ситуацию. Как только она поняла, что я знаю, она приказала Воссу убрать свидетелей, а потом вызвала Маклюэна и начала свой маленький дворцовый переворот. И к ее собственному сожалению, она не смогла правильно вычислить моего непосредственного начальника, прежде чем лезть через мою голову наверх, чтобы добиться моего увольнения.

Он поправляет табличку на столе: ЛИЧНЫЙ СЕКРЕТАРЬ. Хранитель секретов. Чьих секретов?

– Матричный менеджмент! – восклицаю я, и у меня над головой наконец зажигается желтая лампочка. – В Прачечной же все построено на матричном менеджменте. Она вас увидела в табели о рангах на месте главы Центрального противомагического управления, а не в качестве личного секретаря…