Вячеслав Сахаров - Метель

Не знаю, с чего начать. Я слишком долго хранил эту тайну, но больше нет сил. Все дело в том, что об этом могу рассказать только я. Никто, кроме меня, не помнит событий того далекого года, по каким причинам, вы узнаете дальше.

Мне до сих пор мерещатся во снах сцены тех событий. Начну я с тех самых пор, как это все начиналось. Начало отсылает нас на конец предыдущего и на начало нового тысячелетия.

Все эти события происходили на севере нашей страны, в поселке городского типа Мяунджа. Ничего сверхъестественного в этом названии нет. Значит оно – большое сердце. Я родился там и вырос. Не знаю, как объяснить то, что я сейчас расскажу. А именно, что меня всегда привлекало место недалеко от нашей станции. ГРЭС там занимает огромную площадь, и сама она немаленькая. По правую руку от нее огромное водохранилище, затем дамба, а потом сопка с обрывом. Вот это место меня и привлекало – между дамбой и сопкой. Началось все с необычного свечения.

1998 год. Наш двор, наш родной маленький двор. Улица Октябрьская, двенадцать. Двор был расположен между двух пятиэтажных домов розового цвета и рядом стоящих трехэтажного здания поселкового отделения милиции, общежития и еще одной пятиэтажки. В одном из домов жил и я, на пятом этаже. Двор был хороший, качели, горка. Вдоль двора проходила теплотрасса, в которую мы любили забираться зимой. Горячие трубы, тепло.

Сидели мы в них не всегда. И вот как-то вечером, зимой там рано темнеет, я вновь увидел свечение в той стороне. Что же это такое? – думал я. Ответа я не знал. Но оно меня манило. Мы тогда гуляли втроем: я, Сашка и Андрей. Я им рассказал про свечение.

– Может, какие-то работы идут? – предположил Андрей.

– Может, – ответил я. – Может, завтра сходим туда? Только родителям не надо говорить.

На следующий день мы, как и договаривались, отправились в путь. Каким же мир казался огромным тогда, неизведанным, столько интересного. В общем, пока мы шли, дурачились, валялись в снегу, смеялись, беспечность, детство. А тем временем смеркалось. Пока мы дошли до подножия дамбы, было уже темно. Время пролетело незаметно. К дамбе с одной из сторон водохранилища вела самодельная лестница, но мы туда не пошли, а зашли снизу, со стороны. С этой стороны видно и дамбу, и обрыв сопки. Скат дамбы скован толщей льда, как и река, выходящая от нее. Там видно каких-то людей, стоят лампы на стойках. Больше ничего не видно.

– Что вы здесь делаете? – внезапно звучит грубый голос за нами.

Мы поворачиваемся и видим рабочего, недолго думая мы бежим. Спустя метров пятьдесят я обернулся, он бежит за нами, но не один. Несколько рабочих тоже бегут со стороны дамбы. Тут мы уже не думали, просто бежали вперед. Темно, вечер, мороз. Снега много, бежать сложно. Вот мы выбегаем на гладкую раскатанную дорогу, которая проходит мимо гаражей совхозной территории. А дальше длинная дорога в поселок. Мы бежим не оглядываясь, в зимних одеждах становится жарко. Мы добегаем до окраины поселка, звездообразный перекресток. Прямо – в поселок, влево – на выезд из него, вправо – станция, назад нельзя, но вправо по диагонали еще дорога. Ведет она мимо общежития, к гаражному сектору. Мы с Сашкой решаем бежать прямо, а Андрей туда.

Мы добежали до общежития с одной стороны и видели, как за Андреем бегут двое. Они забегают за дом. С другой стороны они не появились. Но как и почему? Почему за нами не побежали дальше? Почему они вообще за нами бежали? Тогда я этого не знал, но узнал позже.

Время около восьми вечера. Андрей не появился. Мы все перебрали в своих тогда еще не располагающих большим количеством вариантов версиях. Мы сидели на углу дома, чтобы наблюдать за подъездом в доме напротив, где жил Андрей.

Восемь часов. Нам пора домой, но мы ждем. Родители уже начинают поглядывать на часы и ремень. Мы решаем сходить к нему, вдруг мы пропустили, как он проскочил.

Дверь открыл его отец. Странно посмотрел на нас, а затем сказал, что его нет, и если увидим, сказать, чтобы немедленно шел домой. Это более чем странно.

Мороз крепчал. Половина девятого. В подъезд прошло три человека, но Андрея не было. Мы обходим дом и снова идем к подъезду. Решаем зайти еще раз. Глупо, но если его нет, то расскажем, что произошло, если нам поверят. Дверь открыл сам Андрей. Мы смотрим на него и молчим. Как он успел войти в подъезд? Он смотрит на нас, и в его взгляде проскакивает непонимание.

– Как ты прошел? – спрашиваю я.

– Так. Прошел и все.

– Что там было? Тебя поймали? – спрашивали мы.

– Кто? – спросил он, и его глаза забегали, как будто он не знал, о чем мы говорим. – Вы что, шутите?

– Но ты пропал! – утверждаем мы. – Мы бежали от мужиков, и ты пропал, мы думали, тебя поймали.

– Короче, мне некогда, надо уроки делать, завтра увидимся.

Завтра мы не увиделись. Мы виделись редко, в школе или проходя по двору. Андрей перестал с нами гулять. Никто не вспоминал того случая. Спустя какое-то время, на выходных, мы играли во дворе в войну, пистолетами с механизмом, которые не работали, и самодельными автоматами. К нам вышел Рома.

Рома жил во втором подъезде моего дома, на третьем этаже. Дело в том, что он был не такой, как все. Он был с отклонениями. Учился он в специальном кабинете в отдельное время от общих занятий. Жил он как бы в своем мирке. То изображал, что едет на машине, то летит на корабле из «Звездных войн». Речь была у него нарушена, но мы понимали его, да, собственно, все понимали. Мы посмеивались над ним иногда, но серьезно никогда не обижали.

В тот день шел снег. Мы бегали по двору, играли в войну, придумывая себе укрытия и героев. Ваня тогда застрелил Рому, ну понарошку, и он упал там, где буквально минуту назад испражнилась собака. И надо было именно в кучу упасть. Бах. Рома, ты убит.

– Я убит, ох, – говорит он и падает.

Мы не верим своим глазам. Мы все видели, как этот огромный пес справил там нужду. И вот он падает спиной прямо туда и изображает предсмертные конвульсии, еще больше размазывая дерьмо по своей куртке.

Конечно, мы все смеемся. Падаем от смеха в снег, и реальные конвульсии сопровождают дикий смех. Ради пущего смеха Ваня подходит, направляет на него дуло пистолета со словами: надо тебя добить.

Якобы расстреливает его, а тот барахтается. Но потом он понимает, что дело пахнет жареным, ну, может, и не жареным, но пахнет, и встает. Это его сильно расстраивает. Он хватает Ваню и начинает трясти, мы идем ему на помощь. Тут он хватает меня, его лицо похоже на лицо безумца.

– Они скоро придут! – кричит он, глядя на меня, совершенно НОРМАЛЬНО, без дефектов в речи. – Они уже здесь!

Спустя пару секунд он как будто приходит в себя. Его глаза смотрят на меня, лицо изображает недоумение. Он отпускает меня, слезы текут по его щекам. Он убегает домой. Сашка и Ваня, Вася и Костя смеются. Они смеются над его последними словами. (Они скоро придут. Они уже здесь.)