Ричард Адамс - Девушка на качелях [litres]

– Und ihr Kuss war Himmelsbrot, glühend wie der Wein [107] Я галантно освободил принцессу Рыбу… Ее поцелуй был манной небесной и обжигал, как вино (нем.) . . Это про тебя, любимая!

У Риджуэйской дороги я остановил машину. Мы прошлись по возвышенности, и я показал Карин гряду Кумбских холмов на противоположной стороне долины, в пятнадцати милях к югу.

– Вон там мы были в прошлую среду.

– Это холмы Уайт-Хорс? А почему они так называются?

– Погоди, через часок сама увидишь.

В Уонтадже мы зашли перекусить в паб «Медведь». Карин, будто шестилетнего ребенка, распирало любопытство, и она засыпала меня вопросами:

– Ой, а почему «Медведь»? И что такое корявый посох? Кто такой граф Уорик? Это статуя короля Альфреда, да? А правда, что он сражался с датчанами?

Мы отправились на запад по долине Уайт-Хорс, и я снова остановил машину, чтобы показать Карин Звучащий камень. Мне никогда не удавалось извлечь из него какие-либо звуки, но Карин сразу же сообразила, что и как делать, и несколько раз дунула в отверстие, послушно издавшее низкий, глубокий гул. Зарумянившись от удовольствия, она приняла поздравления от меня и от местной смотрительницы.

– Если сейчас из-за холмов сюда сбегутся воины, я поведу их в бой на колеснице с клинками в колесах, – заявила она.

В местном магазине мы запаслись батончиками «Марс» и съели их по дороге к Уффингтонскому городищу. Вокруг никого не было, поэтому мы решили не обращать внимания на знак, запрещающий ходить по Лошади.

– Не понимаю, зачем он здесь, – сказал я. – Я коренной уроженец Беркшира, и в моем детстве здесь никаких запретительных знаков не было.

– Я стану в глаз и загадаю желание, как ты мне рассказывал.

Карин собралась было шагнуть вперед, но внезапно остановилась:

– А от этого ничего плохого не случится?

– Как это?

– Ну, я вроде как вторгаюсь в ее владения…

Она достала из сумочки монету и ребром вдавила ее в грунт:

– Versöhnung! [108] Здесь : все улажено (нем.) . Как это сказать?

– Умилостивление.

Карин шагнула на меловой глаз и молча замерла, глядя на Драгон-Хилл и восьмиугольную башню уффингтонской церкви.

– Это старинная церковь, да? – И, не дожидаясь ответа, продолжила: – Помнишь, ты рассказывал мне стишок про Белую Лошадь? Про то, что ее надо искупать?

– Белую Лошадь надо отмыть, сквайр обещал всех наградить…

Она выслушала стишок до конца, а потом неожиданно бросилась ко мне с объятиями, едва не сбив с ног.

– Я загадала, чтобы…

– Нет-нет, не говори. Если хочешь, чтобы загаданное сбылось, то никому об этом не рассказывай, даже мне.

Она обиженно надула губы:

– Ну и ладно. Все равно я загадала желание. И если Лошадь не подведет – а я точно знаю, что она не подведет, – то ты, любимый, очень удивишься! Ну, кто последний добежит до машины, тот и кукушонок!

И Карин бегом сорвалась с места.

– Слишком жарко и слишком далеко! – крикнул я вслед. – Сдаюсь. Ты победила.

Она остановилась, и мы, держась за руки, пошли вдоль земляной насыпи городища.

Торги проходили в имении, расположенном к югу от Фарингдона. Величественный особняк в стиле королевы Анны, со стенами красного кирпича и окнами в белых раздвижных переплетах, венчала черепичная крыша; ветви старой магнолии затеняли с одной стороны широкий лепной карниз. Полицейский направлял подъезжающие автомобили на луг напротив дома, и в высокие кованые ворота устремлялось множество людей. Пахло азалиями, примятой травой и сигарами.

– Вот бы нам такой, – шепнул я Карин, остановившись на усыпанной скрипучим гравием дорожке, чтобы полюбоваться колоннами и фронтоном парадного входа.

– Ach, nein! Я не хочу уезжать из Булл-Бэнкса.

– Но этот особняк стоит намного больше.

– Ну и пусть. В Булл-Бэнксе я счастлива, там мне легко и спокойно. Булл-Бэнкс ist mein Schloss [109] Это моя крепость (нем.) . .

По распоряжению устроителей аукциона, на лужайке у особняка разбили огромный шатер, где для осмотра выставили все имущество, кроме крупных предметов мебели. Посетители, с каталогами и карандашами в руках, ходили между столами, переговаривались, делали пометки, а в углу две очаровательные седовласые старушки в клетчатых передниках торговали чаем и кофе. Прелестная картина традиционной английской жизни! Мне стало любопытно, кто купит сам особняк. Уж его-то не увезут за границу.

Нам с Карин торопиться было некуда, поэтому сначала мы неспешно разглядывали мебель, столовое серебро, постельное белье и садовый инструмент, а потом обстоятельно занялись осмотром керамики и фарфора.

– Знаешь, тут много неплохой кухонной утвари, – сказала Карин, рассматривая вещи, продаваемые партиями: мясорубки, скалки, чайные ситечки, кастрюли и сковородки с крышками и без, бронзовые подносы, чугунные дверные упоры и прочее. В миски и тазы с выщербленными или сколотыми краями свалили яйца для штопки, старинные ярмарочные безделушки, пожелтевшие от времени черно-белые почтовые открытки и нитки потертых бус.

– Мне нравится чехол для чайника, вот этот, в виде сельского домика, – заявила Карин.

– Gemütlichkeit [110] Здесь : приятный глазу, миленький, душевный (нем.). .

– А мне нравится Gemütlichkeit . Я сама очень gemütlich .

– Не может такого быть!

– А можно я еще посмотрю на эти… как ты их назвал?

– Партии товаров.

– Ну да, на партии товаров. Может, завтра что-нибудь куплю.

– Хорошо, только не слишком увлекайся. На торгах так часто бывает. Не забывай: мы – обедневшие Десленды. Кстати, судя по номерам, эти партии выставят на торги ближе к концу, после обеда.

– Ничего, я подожду. Ой, посмотри, заводная мухоловка! Со сломанной пружиной. Какая прелесть!

Как и обещал каталог, коллекция фарфора и керамики привела меня в восторг. Первым делом я заметил вустерский чайный сервиз «синяя чешуя», сделанный примерно в 1765 году. Благоговейно осмотрев шестигранную подставку для чайника, молочник с носиком в виде воробьиного клювика, сахарницу с крышкой, я решил предложить за сервиз максимум тысячу шестьсот фунтов стерлингов. Карин, которой очень нравились фарфоровые фигурки птиц и зверей, подошла к паре керамических сов, рядом с которыми стояли статуэтки сокола и козодоя.

– Ах, Алан, я бы душу за них отдала! Спасибо тебе и твоим книгам. Так что не смей говорить, что я ничему не научилась.

– А я и не скажу.

– Чья это работа?

– Это «Челси», периода «красный якорь», середина восемнадцатого века. Прекрасный образец работы мистера Спримонта. Бог знает за какие деньги продадут сов, но за сокола можно побороться. Назначим максимум восемьсот фунтов, ладно?

– А потом мы его продадим?

– Боюсь, что придется. Это же бизнес.