Тори Ру - Ноль [litres]

– Не знаю точно, я как раз с вечерней электрички шла… – Помолчав, она наклоняется ко мне и быстро шепчет: – Он был в желтой куртке.

Возвращаюсь домой, ничего не видя и не слыша, – память, как рассыпавшийся пазл, выдает отдельные фрагменты разговоров, намеков, вопросов, ответов, улыбок, взглядов.

Но огромная часть этого пазла уже сложилась в картинку.

Вечерняя электричка прибывает на вокзал в половине девятого. А Егор у всех на глазах ушел под лед ровно в восемь. И на нем было черное пальто.

Странно яркое солнце теплой ладошкой гладит лицо, мешает спать и разгоняет сны, отключившие сознание лишь перед рассветом, – бессонница не дает мне покоя уже несколько ночей.

Желтые стены с рисунками ракет сияют нестерпимо ярко, и я заслоняю рукой глаза.

Кровать Масика пуста, из-за двери доносятся приглушенные голоса и запахи чего-то вкусного – середина недели, но в честь знаменательного события мама и дядя Миша разрешили нам с братом остаться дома.

Сегодня первое марта. Мой семнадцатый день рождения.

Напряжение прошедших дней возвращается и накатывает с новой силой.

Выбираюсь из-под теплого одеяла, влезаю в джинсы и свитер, открываю дверь и на цыпочках крадусь в ванную.

Руки дрожат, стук сердца превращается в сплошной гул, азарт и тошнота шевелятся в желудке.

Умываюсь ледяной водой, рассматриваю в зеркале ввалившиеся серые глаза, легонько бью по бледным щекам, приглаживаю волосы…

В прихожей меня ждет представление с воздушными шариками, конфетти и поздравлениями в исполнении мамы, ее мужа и братишки Макара. Мамин быстрый взгляд задерживается на моем лице, но упрямая улыбка лучится оптимизмом, заставляя улыбнуться в ответ.

Брат ураганом влетает в гостиную, тащит меня за собой и с восторгом занимает стул возле торта со смешной надписью. Трио в картонных колпаках как может развлекает грустную именинницу – за столом звучат смех, шутки, разговоры ни о чем, но, прикончив кусок безвкусного торта, я рассыпаюсь в благодарностях и опрометью выбегаю из комнаты.

Я спешу на «Луну». Мне позарез нужно туда попасть!

На ходу застегиваю куртку, обматываю шарфом шею и, не дожидаясь лифта, спускаюсь по нескончаемым ступенькам, вырываюсь на воздух – свежий, мягкий, обжигающий легкие чистотой.

Улицы в спальном районе безлюдны, остановки пусты, в маршрутке, кроме меня, нет пассажиров.

Достаю из кармана телефон и чертыхаюсь – уже полдень. Неужели я опоздала?!.

Шум мотора вступает в резонанс со взбесившимся сердцем, я прислоняю лоб к холодному дребезжащему стеклу.

Опоздала куда?

…Я просто сошла с ума.

Все, что у меня есть, – туманный намек Воробья, обладающего чересчур оригинальным видением мира, и абсолютно ничего не значащие слова мамы Егора: она тоже могла потерять связь с реальностью и заниматься самообманом, беспочвенно продолжая верить.

Моя нерушимая как стена надежда и одержимое стремление оказаться сегодня в парке основано лишь на предположениях. Больных, глупых, зыбких предположениях.

«Оттуда не возвращаются!» – зудит здравый смысл.

– Он мог это сделать! – упрямо твержу я.

Поскальзываясь и балансируя, бегу по сияющей льдом дорожке в глубины старого парка, с веток и козырьков билетных касс капает вода, звенят синички, каркают вороны – природа очнулась от спячки, разгулялась, ожила. Я теряюсь в пересечениях расчищенных тротуаров, останавливаюсь, прижимаю кулак к груди, тяжело дышу… Различаю за зарослями кустов кирпичный забор с огромной Луной и звездами и продираюсь к нему.

На дощатом помосте поскрипывают качели, ржавые цепи гремят на ветру.

Горько усмехаюсь, и привычное разочарование бьет под дых – конечно же, тут никого нет…

Поднимаюсь и топаю по пружинящим доскам помоста, занимаю пустое сиденье, отталкиваюсь резиновыми подошвами, намертво сжимаю холодные звенья и взлетаю ввысь – нарисованная Луна качается, перенося меня во времена детства, в те времена, когда еще никто не умел умирать.

Я закрываю глаза и жду чуда. Как и много лет назад, жду кого-то неведомого, потустороннего, уже невозможного – того, у кого в карманах для меня припрятано счастье.

Пусть его существование противоречит законам физики и здравого смысла, но я снова чувствую, что он за спиной. Почти слышу гулкие шаги, задыхаюсь и до боли зажмуриваюсь.

– Я пригласила тебя, и ты поклялся прийти!.. – громко кричу и смеюсь над собой. – У меня есть вопросы, а ты обещал ответить на все!.. Так расскажи мне, Егор, как ты покупал сигареты и пиво? Почему тебе вообще продавали их?

Подлетаю вверх и опускаюсь, в ушах свистит ветер, волосы щекочут лицо. Выставив ноги, я шаркаю ботинками по деревяшкам до тех пор, пока качели не останавливаются, перевожу дух и продолжаю разговор с пустотой:

– Не потому ли, что ты показывал чужой паспорт? Паспорт того парня – несчастного самоубийцы, сироты, похожего на тебя и так удивившегося твоему имени?

Ты не смог пройти мимо чужой беды, спас Сашу и вытравил из него таблетки, но спалился – он понял, что ты что-то сделал с ним… Назад дороги не было: останься ты в живых, в той охоте на ведьм тебя бы просто разорвали, «сожгли прямо на центральной площади».

И бредовый план Воробья о портале в другой мир и жизни в теле другого человека внезапно заиграл новыми красками, да, Егор?

Много дней до этого была оттепель, температура не опускалась ниже нуля, лед во многих местах истончился и вскрылся, в той части набережной, куда падала тень от стены, стояла непроглядная тьма… И ты начал импровизировать – проплыл подо льдом и вынырнул в нескольких метрах. Снял пальто, выбросил его в воду и по тропе вдоль железки ушел домой. Твои следы замел снег, так кстати начавшийся почти сразу… Ты переоделся в свой яркий «камуфляж», забрал накопленные деньги и документы погибшего парня… Егора? Его ведь тоже звали Егор? Ты стал невидимкой, слился с толпой «нормальных людей», добрался до Города и переночевал в пустой квартире Воробья. Ты был спокоен, потому что мама встретила тебя и знала: ее сын не умер… От нее ты и услышал через пару дней, как быстро в городке все изменилось! Твоей маме больше не нужно покидать родные ненавистные места – ее окружили заботой, сочувствием и вниманием… Но она обязательно уедет. Как только тебя официально признают погибшим. Эй, «Егор, которому девятнадцать», так где ты сейчас? Учишься по индивидуальному плану в универе, куда на всякий пожарный давно поступил под чужим именем при помощи брата Воробья, обязанного тебе кандидатской степенью? Нашел нормальную работу, снял жилье?..

Разум не верит, но душа знает: все было именно так.

– Ты жив. Тебя не нашли. И не могли найти – ты же был в желтой куртке!