Стефан Грабинский - Рассказы

В четырёх стенах купе Годземба сразу же оживлялся; ещё вчерашний мизантроп с «твёрдой земли», сбрасывал свою личину, — сам заговаривал с людьми, порою даже вовсе не расположенными к беседам. Этот неразговорчивый человек, трудный в совместной повседневной жизни, внезапно преображался в первоклассного остряка, осыпающего спутников весёлыми анекдотами, которые он ловко сочинял на ходу. В нём пробуждалась твёрдость, предприимчивость, и даже хлёсткость, несмотря на то, что по жизни он был человеком рассеянным — хоть и незаурядных способностей, — кого то и дело опережали расторопные посредственности. «Совершеннейший неврастеник и трус» неожиданно переменялся в дерзкого скандалиста, иной раз, — и весьма грозного.

В связи с этим, во время поездок, с Годзембой то и дело случались разные занятные происшествия, из каких он выходил победителем, благодаря своему задиристому и неуступчивому поведению. Один ехидный свидетель одного из таких скандалов, а по другим источникам — хороший знакомый Годзембы, вообще советовал ему впредь улаживать все свои дела чести исключительно в поезде, а ещё лучше — в хорошо разогнавшемся поезде.

— Мон шер, — всегда стреляйся в вагонных кулуарах; ты будешь биться, как лев. Ей-Богу!

Однако такая искусственно усиленная сноровка в житейских делах позже сказывалась самым роковым образом на его здоровье: почти каждая поездка оканчивалась для него болезненным состоянием; после кратковременного усиления психофизиологических сил на него незамедлительно обрушивалась обратная реакция. Но Годземба всё равно любил езду на паровозах и даже неоднократно выдумывал для себя мнимые цели для путешествий, чтобы только заполучить свою дозу движения.

Так, вчера вечером, садясь на скорый поезд в Б., он и знать не знал, для чего он едет; более того, мужчина вовсе и не задумывался, что он будет делать ночью в Ф., куда его через несколько часов выбросит машина. Не имеет значения. Какое ему дело? Вот он сидит в вагоне, в тёплом купе; смотрит в окно на мелькающие на лету пейзажи, несясь со скоростью 100 километров в час.

Снаружи, тем временем, совсем стемнело. Поданный невидимой рукой ток в лампочке под потолком высветлил ярким сиянием интерьер. Годземба задвинул занавеску, отвернулся спиной к окну и окинул взглядом внутреннее убранство купе. Поглощённый наблюдением погружающейся во мрак местности, он совсем не заметил, как на одной из станций в вагон вошли двое и заняли свободное место напротив него.

И только теперь, в жёлтом свете лампочки, он обратил внимание на своих визави. По-видимому, это была молодая супружеская пара. Высокий худощавый мужчина с русыми коротко стриженными волосами выглядел лет на тридцать с небольшим. Из-под его выразительных бровей добродушно поглядывали ясные весёлые глаза.

Искреннее и открытое лицо его в форме вытянутого овала всякий раз озаряла милая улыбка, когда он обращался к своей подруге.

Женщина имела светлые волосы, — светлее, чем у своего партнёра; несмотря на её невысокий рост, она была отлично сложена. Пышные, густые локоны, убранные в две толстые косы на затылке, окаймляли её свежее, красивое личико. Короткая серая юбка, стянутая скромным кожаным ремешком, подчёркивала привлекательные линии бёдер и девичьих упругих грудей.

Оба были в дорожной пыли; скорее всего, возвращались с прогулки. От них исходило обаяние молодости и здоровья вкупе с бодрящим дыханием гор, — та специфическая аура, какую обычно приносят с собой утомлённые туристы с вершин. Они вели оживлённую беседу. Кажется, делились друг с другом впечатлениями от совершённой прогулки, так как первые слова, на которые обратил внимание Годземба, касались какой-то неудобной туристической базы на горном пике.

— Жаль, что мы не взяли шерстяное одеяло; ну знаешь, то, с красными полосками? — сказала молоденькая госпожа. — Было немного холодно.

— Постыдись, Нуна, — пожурил её спутник с улыбкой на устах: — Нельзя признаваться в подобных слабостях. Кстати, не у тебя ли мой портсигар?

Нуна, запустив руку в дорожную сумку, извлекла оттуда соответствующий предмет.

— Сдаётся мне, что он пустой.

— Покажи!

Он приоткрыл портсигар. И лицо его тут же омрачилось разочарованием страстного курильщика.

— К сожалению.

Поймав на себе очередной взгляд натуральной блондинки, сидящей напротив, Годземба не упустил возможности и предложил свою богато украшенную сигарницу.

— Могу ли я чем-то помочь?

Молодой человек, отвечая на поклон, вынул сигару.

— Премного благодарен. Впечатляющий арсенал! Батарея за батареей. Милостивый господин крайне предусмотрителен. Впредь буду запасаться впрок.

Предварительный этап знакомства был удачно пройден; непринуждённый разговор заструился гладким, широким руслом.

Господа Раставецкие возвращались с гор после восьмидневного похода, часть которого прошла пешком, а часть — на велосипедах. Два раза их ущелье заливали дожди, а один раз они даже заблудились в яру, попав в безвыходное положение. Но, в конце концов, преодолели невзгоды и экспедиция завершилась отменно. Сейчас они возвращались по железной дороге, изрядно измотанные, но в добром расположении духа. Складывалось впечатление, что парочка могла бы и ещё недельку запросто провести среди хребтов Восточной Бескиды, кабы не зов службы нивелировочного инженера; в ближайшем будущем Раставецкого ожидала масса работы, которую он ненадолго отложил исключительно для обновления сил. Теперь он держал обратный путь, и оттого, что души не чаял в своей профессии, пребывал в приподнятом настроении.

Годземба только урывками слушал пояснения инженера, которыми тот щедро осыпал его и свою жену; по правде говоря, его гораздо больше интересовали соблазнительные прелести госпожи Нуны.

Впрочем, её нельзя было назвать красавицей; скорее милой девушкой, но, при том, безумно притягательной. Полная, чуть приземистая фигурка госпожи просто фонтанировала здоровьем и свежестью, а её привлекательное тело, источающее аромат диких трав и тимьяна, волновало чувства.

Едва завидев её большие голубые глаза, Годземба ощутил непреодолимое влечение. Странно было ещё и то, что она вовсе не соответствовала его идеалам; ему нравились брюнетки, стройные фигуры, римские профили — Нуна же была полной противоположностью по всем этим пунктам. Да и Годземба так легко никогда ещё не распалялся; скорее наоборот, обычно он был холоден и весьма воздержан с точки зрения полового влечения.

Так или иначе, стоило им только обменяться взглядами, как в нём тотчас же запылал потаённый жар желания.

Оттого он и смотрел на неё жгучим взором, лихорадочно не спуская глаз с каждого её движения и со всякой перемены в позе.