Raymond Abaddon - По ту сторону пламени

— Трус, — улыбается Тони. Я расплескиваю чай.

— С чего вдруг? — спрашивает Наас, заглядывая под стол.

— Разве нет?

— Имеет право. Он еще и поранился… Черныш, — говорит Айяка.

— Банально. Черный Властелин, хотя бы! — Наас скрывается под столом. Оттуда раздается рассерженное шипение. — Эй! Ублюдок царапается!

— А чего ты хотел? Мракобесина, — предлагает Тони.

— Неплохо, вылитый монстр. Смотрите, — из-под стола высовывается исполосованная рука. В глубоких царапинах выступают капельки крови. Айяка забывает про кота и переключается на Нааса: заставляет вылезти и обработать ранки спиртом.

— Он прошел через метров пятьдесят воробьиного дерьма, не выпендривайся. Нормально продезинфицируй, — поддерживает Тони.

— Ниггер! — рыжеволосый маг щурится, пока девушка тщательно протирает его изодранное предплечье.

— Нет, вот уж точно нет, — смеется она, — остановимся на Мракобесе. Бес… ему подходит. И не слишком уничижительно.

— Вот именно, — возмущается Наас, отбирая вату. — Ты тоже… дай я.

Осторожно трогает острый подбородок, поворачивая ее лицо распоротой щекой к свету. Мягко промакивает опухшие росчерки.

Почему он выбрал ее? Из всего Университета? Неужели больше ни у кого не было допуска в архив и слабостей, на которых можно сыграть?

Знал, кто ей нравится.

Избегал. Грубил.

Касается, словно боится.

Замечает мой взгляд и беззащитно, грустно хмурится.

Иногда мы любим не тех людей.

И с этим ничего не поделать. Но сидеть здесь, притворяясь, что не видишь очевидного, и гонять по кружке остывший чай — невыносимо. Я выхожу из кухни, из квартиры. Я иду искать Плутона.

***

Обойдя город, устраиваюсь на теплом бортике фонтана. Сижу до вечерней прохлады и после — глядя, как улицы теряют краски. Почти засыпаю, когда тварь наконец выныривает из залитой ночью арки.

Подходит, позволяет прижаться лбом к жесткому плечу. Закрыв глаза, слушаю эхо моего сердца под сотканной из тьмы шкурой.

Она нужна мне.

Понятная и совершенно чуждая.

Парадоксально свободная — после колодца и полувека в заточении. Недосягаемая. Кажется: вот, теплая, дышащая.

Но после гибели другой я не могу перестать видеть суть: искру, что отбрасывает тени, заставляя их плясать бесконечный танец. Пламя рождается, чтобы умирать. И Плутон будто умирает каждую секунду, прямо сейчас становится памятью. Разрушенными стенами Отрезка. Свистом ветра, биением пульса. Осознанием силы.

Пониманием власти.

Над этим городом, увидевшим жизнь — в смерти.

Над этим небом, таким огромным — и маленьким, если только захочешь.

Все становится маленьким, стоит сказать:

— Спасибо тебе.

Вздыхает в ответ.

Отстранившись, протягиваю записку, уже основательно помятую. Плутон мотает головой — знает.

— Мы хотим заключить мир. Люди и твари.

— Пакт Серафима.

— Это возможно? — или только безумная мечта? — Ты сможешь собрать всех Высших? Подчинятся ли вам остальные?

Рассматривает меня:

— Ты что-то сделала.

— Да. Я нашла нужное воспоминание.

— Расскажешь мне?

— Не сейчас. У нас времени до послезавтра. Если мир вообще…

— Однажды получилось, — ониксовые глаза подергиваются туманом. Тварь щелкает серебряными зубами. Долго молчит прежде, чем сказать:

— Я не успею привести их так быстро. И покорить младших. Мы разметались по всему миру… — узкое лицо застывает. Ей придется встретиться с себе подобными. Говорить. Сражаться?

После вечности в темноте подвала я начала различать напряжение, когда две твари сталкиваются. Будто составили одинаковые полюсы магнитов. Противоестественно. Невыносимо.

Отмерев, она продолжает:

— Послезавтра я буду рядом в любом случае, — вскидывает когтистую лапу, не давая возразить. — Ты не умрешь без меня.

— Новое обещание? — смеюсь: прошлое перевернуло мой мир с ног на голову.

— Старое. Возвращайся к своим. Сейчас безопасно, но не выходи одна. И… позаботьтесь о животном. Оно может оказаться полезным.

— Айя уже придумала ему имя, — зверь в надежных руках. — Бес.

Фыркнув, Плутон качает головой:

— Нашли, чем заниматься, — без перехода спрашивает:

— Вы разделились?

— Да, — тру переносицу. Чертов Кан.

— Это проблема? — у нее есть готовое решение, но я отвечаю:

— Нет. Утром разберемся. Он поймет, должен понять.

— Разумеется, — я различаю грусть в мимолетном оскале, и вижу очень явно — вспоминая на следующий день, когда наши крики встречают тишина и запертые ворота. За приоткрытым окном лазарета мелькает тень, но Кан не показывается.

— Надо было оставить тебя дома, — говорит Тони Наасу.

— Да, и Зарин тоже. Он бы живо вышел и вздрючил тебя, а потом застал бы нас врасплох и сдал охотникам. К черту его. Сейчас запрем знак, и я предлагаю ждать в подвале до завтра. Все равно там надо поставить барьер, чтобы Кан не

вломился. Нет смысла возводить еще один вокруг квартиры для нашей безопасности. Только силы потратим. Подождем ребят, договоримся. Выйдем вместе и тогда уже разберемся с Каном.

— Запереть знак… тогда наши сразу решат, что мы настроены враждебно, — морщится парень. — Но ты прав. Надо подстраховаться. Обереги лопнут после перехода. Нельзя, чтобы твари добрались до них первыми. Но все же Кан не идиот и знает, что вляпался не меньше нашего. Никакого помилования не будет, пусть хоть десяток магов огня притащит. Забудем про Нину. Его самого если не выпрут, точно разжалуют из капитанов, а то и из охотников. Карьере конец, а что он еще умеет? Он беглый преступник… ну, подозреваемый. Мир же с тварями вполне может обеспечить ему поддержку блока: администрация посчитается с мнением большинства и оставит Кану должность. Он должен понимать, что…

— Да-да, ты все это орал, а я слышал, — Наас пинает камешек, отправляя на десяток метров вперед. Солнце почти в зените, жарко печет макушку и голые ноги. Канов пистолет давит в косточку на бедре. Достаю и заправляю за пояс шорт сзади. Стоило взять и нож. Над левой бровью пульсирует мигрень. Прислушиваюсь. В ушах звенит. Щебечут птицы. Пепел с шелестом катится вдоль бордюров, набивается в ямки и трещины. Тони щурится, вглядываясь в пыльные окна. Окна смотрят в ответ. На рассвете поисковые чары роились точками. К ночи тьма погребет под собой линии.

Сбиваюсь с шага — в мозгу фейерверком крошится реальность.

— Зарин?

— Голова раскалывается, — сжимаю виски. К горлу подступает тошнота.

— У меня тоже. Это от недосыпа, — Наас на ходу завязывает косу, отбрасывает за спину — золотая вспышка, непослушные короткие прядки чиркают по напряженным скулам. Черная футболка раздувается от ветра: волнуется. Он всю ночь провел следя, чтобы капитан пятого блока не покидал пределов тюрьмы. Теперь пост в коридоре заняла Айяка. Если Кан сунется за ворота, она выстрелит в воздух.